Так что, ты исцелился?
Белый молча кивнул. Он зарезал одного из скренорцев, что гнался за Велгой, и вытянул его жизнь, чтобы спасти свою. Пусть ни он, ни Галка не были чародеями, но благословение госпожи не раз спасало их жизни. Он, Белый, и вовсе жил только благодаря госпоже.
Так что? он поскрёб деревянную столешницу, чувствуя, как грязь собирается под ногтями.
Надо бы их найти. Выполним свои договоры
Скольким людям помешали Буривои? Скольким наёмникам заплатили, чтобы избавиться от семейства? Белый, Грач, Галка, скренорцы их всех нанял один человек или четыре разных? Если один, то он дурак, который помешал собственным наёмникам сделать дело. В одиночку Белый легко управился бы со всем семейством, тихо, по одному передушил, как лис, прокравшийся в курятник, цыплят.
Галка, скорее всего, лгала. Но и предавать Белого она бы намеренно не стала. Значит, можно было пока держаться к ней поближе. Вот если бы она попробовала урвать добычу из лап Белого
Думаю, Кажимеж похитрее своей дочери, заключил он. Опытнее. В конце концов, он мужчина. Испуганную маленькую девчонку найти легче.
Тогда чего ты до сих пор её не нашёл? усмехнулась Галка. И вообще, как ты умудрился её упустить?
Белый прищурился, чувствуя, как внутри разрасталось раздражение.
Знаешь, сестрёнка, тебе ужасно везёт, что я тебя люблю.
Братик, тебе ужасно везёт, что у тебя есть я, она перегнулась через стол и чмокнула его в губы. Так и быть, помогу найти твою пропажу.
* * *
Выгнутый, точно ощетинившаяся кошка, Сутулый мост висел над речкой Мутной, и десятки ног недружно топали по нему, то взбираясь тяжело наверх, то торопливо спускаясь вниз. Дурацкий был мост, неудобный. Летом на него ещё можно было взобраться, но зимой он замерзал, леденел и превращался в горку. Мутная не промерзала даже в сильные морозы, вот и приходилось взбираться по Сутулому, скользить, падать, подворачивать ноги, только чтобы не идти далеко вверх по течению до следующего моста. Здесь, в устье Мутной и Вышни, вода была глубокой, непокорной, и ни один другой мост, кроме Сутулого, не мог выдержать её течения. Так и вышло, что его не перестраивали, даже когда приходил срок. Плотники заменяли доски, укрепляли сваи, и выгнутый чудной Сутулый стоял и дальше.
Велга схватилась за поручень, ступая на мост. Босые ноги болели, ссадины кровили. От каждого шага она всхлипывала, но нужно было идти. Рыжая убежала под мост, и слышно стало, как она плескалась в реке и громко лакала воду.
Люди спешили мимо. Шустрая старушка, поднимавшаяся следом за Велгой, нетерпеливо пыхтела в спину и время от времени толкала берестяной корзиной под зад, поторапливая. Медленно, шаг за шагом они взбирались по крутому мосту наверх. Остальные прохожие были куда быстрее их двоих, да и старушка, верно, уже убежала бы далеко вперёд, если бы не Велга. По голым ногам мазнул мокрый хвост, и Велга вздрогнула. Рядом остановилась Рыжая. И они медленно пошли дальше.
Опираясь, Велга волокла своё усталое изнеможённое тело вверх по мосту. И, поднявшись на середину, остановилась.
Чего встала? не выдержала старушка.
Отдохнуть хочу.
Молодая ты уставать, сплюнула в воду старуха.
Велга не ответила, не отрывая глаз от тёмных вод Мутной. Прежде она никогда не поднималась по мосту. Отец всегда выбирал дальний путь, чтобы проехать в город. Якобы ноги боялся переломать и себе, и лошадям на горбатом Сутулом. Велга знала, что дело в другом. Здесь, на этом самом месте, утонула княжеская слава Буривоев.
Три века прошло с тех пор, но до сих пор не смыла их позора.
Так было принято испокон веков: стоило правителю, воеводе, голове или любому человеку при власти прогневать народ и потерять доверие, как его сбрасывали с Сутулого моста прямо в реку. Выплывет будет жить, потонет так ему и надо. Но никогда к власти его уже не допустят.
Так и случилось с первыми Старгородскими князьями Буривоями. Пятый правящий князь Гостомысл Буривой отказался сдать город рдзенскому королю. Год держали осаду, год граждане Старгорода не сдавались. Начался голод, народ взбунтовался, и тогда бояре Белозерские сговорились с рдзенцами, и князя Гостомысла сбросили в реку, лишив и жизни, и власти, и даже княжеского имени.
Ты чё, девка? старуха перегнулась через поручень, чтобы заглянуть ей в лицо. Ты чё? она оглядела её быстрым цепким взглядом. Обидели, да?
В ответ получилось только выдать неуверенный всхлип.
Ох, девчушка, сочувственно вздохнула старушка, видимо, сама уже себе что-то придумала, прищурилась и вытащила из корзины, прикрытой платком, румяный пирожок. На.
Руки у старухи были немногим чище, чем у Велги, и, кажется, грязь уже втёрлась под ногти и кожу: такими серыми, хотя, кажется, даже мытыми они выглядели. Такие бывали у слуг, которые работали в саду. Их на кухню уже не пускали. Сколько бы они ни тёрли руки щёткой, чёрная земля так и оставалась на коже.
Не нужно, чуть отвернулась Велга и добавила с неожиданным для самой себя смущением: Спасибо.
Да возьми, настойчивее пихнула старуха. Бери, говорю.
Отказывать было неудобно, и Велге пришлось забрать пирожок. От одной мысли, чтобы съесть его, затошнило. Взгляд зацепился за серый поеденный молью платок, которым старуха накрыла корзину.
Бабушка, пролепетала жалобно Велга. А можно мне твой платок? Волосы покрыть
Толстые грубые пальцы с чёрными ногтями беспокойно затеребили ткань.
С непокрытой головой да распущенной косой нехорошо, пробормотала старушка, но платок отдавать не поспешила.
Стыдно, пробормотала Велга, хотя вовсе не стыд ею двигал.
Ох, ладно, бери!
И, стащив с корзины платок, она передала его Велге. Та, придерживая одной рукой пирожок, другой повязала растрёпанные волосы.
То-то же, оглядела её старушка. Куда идёшь?
К тётке.
А родители что?
В ответ получилось только помотать головой, впрочем этого хватило.
Ох, сиротинушка, старушка послюнявила палец и потянулась им к лицу Велги, верно заметив какое-то пятно. Та отпрянула в сторону.
Не надо, я сама.
Ну как знаешь, сморщилась старушка. Ишь ты
Велга вскинула брови, задрала подбородок гордо, по-княжески. Простолюдинки, кроме Мухи, и коснуться её случайно опасались, чтобы не оскорбить. Только наглые попрошайки да блаженные у подножия храма так же бесцеремонно хватали за руки, целовали пальчики, вымаливая милостыню.
Жалость и сочувствие, только что читавшиеся в глазах старушки, в мгновение исчезли. Она быстро засеменила вперёд. Рыжая потрусила было за ней, но оглянулась на хозяйку и замешкалась. Вернулась.
Пирожок, казалось, прожигал ладонь. Рыжая ткнулась в него мокрым носом, облизнула пальцы.
Держи, Велга отдала угощение собаке, и та жадно схватила, заволновалась, засуетилась: «Куда спрятать? Куда спрятать?»
Народ на мосту, недовольно ворча, толкал их дальше вниз. Спустившись, Велга отошла чуть в сторону, подождала, пока Рыжая поест.
Правый берег Мутной покрывала деревянная мостовая, и идти по ней босыми ногами было приятнее, чем по голой земле.
Старгород гудел. Фыркали лошади, лаяли собаки, гоготали сбежавшие испуганные гуси, и кричали люди, разбегаясь от проклятых птиц. Ни Велга, ни Рыжая к такому не привыкли. Одна росла во дворце и гуляла только с нянюшкой и гриднем, которые никому не позволяли её толкнуть. Вторая не встречала других собак, кроме соседских, с которыми ругалась уже скорее по привычке. И теперь они жались друг к другу, протискиваясь через толпу на большую дорогу.
Выше, на холме, стояли красивые усадьбы знатных горожан, там жили князья Белозерские.
Шесть лет назад, когда Велга была ещё слишком мала, Далибора Буривой рассорилась со своим братом Кажимежем и против его воли вышла замуж за князя Белозерского. Отец говорил, что тётка сделала такой выбор назло ему. Мать утверждала, что других вариантов у тётки не было. Далибора считалась глупой и страшной по крайней мере, так утверждала нянюшка, и потому замуж её мог позвать только такой же глупый и страшный жених.