Спите спокойно, батюшка, попросил Олег. Я больше вас не потревожу, обещаю.
Прогнал ты уж мой сон, грустно произнес красивый могучий баритон, привыкший, по всей видимости, сотрясать стены храма, а теперь вынужденный смирять свою мощь. Чайку если только попить. Чай-то у тебя имеется? Или идти будить еще и проводницу, подвергая себя опасности анафемы?
Имеется, батюшка, улыбнулся Олег, доставая термос из дорожной сумки. Спускайтесь.
Он чуть было не добавил «с небес на грешную землю», но вовремя прикусил себе язык, подумав, что это могло показаться насмешкой. А обижать батюшку он не хотел. Тот был славный, несмотря на свое ворчание и брюзжание.
Только телеса прикрою, чтобы не срамиться, послышалось в ответ. И на полке снова раздался шум, словно там завелась большая мышь.
Мертвые сраму не имут, машинально произнес Олег по своей неискоренимой учительской привычке приводить точные цитаты.
Шум над его головой ненадолго стих, а затем послышался изумленный голос:
Эк, тебя, человече, понесло! С чего бы?
Да это не я, смутился Олег. Это князь киевский Святослав обратился к своим воинам с такими словами перед сражением под городом Доростол. Полностью его фраза звучала так: «Да не посрамим земли Русской, поляжем костьми тут ибо мёртвые сраму не имут!» Об этом упоминает Нестор Летописец в «Повести временных лет». А произошло это в девятьсот семидесятом году от Рождества Христова.
Батюшка опустил ноги с верхней полки, а затем осторожно спустился и сам. Накануне он садился в поезд в черной рясе с золотым крестом, положенным ему по сану, но затем переоделся в длинную домотканую рубаху и спортивные брюки, став похожим на простого сельского жителя. Теперь его принадлежность к церкви выдавала только борода, густая и окладистая, как у постоянного клиента барбершопа, модной и очень дорогой парикмахерской для мужчин. Борода значительно старила батюшку. Ему едва ли было больше пятидесяти лет, но выглядел он почти стариком.
Я погляжу, мудр ты не по летам, с ноткой уважения произнес он.
Это не мудрость, а образованность, со вздохом ответил Олег. Я учитель истории. Много лишних знаний, только и всего. Вот бы обменять знания на ум, было бы неплохо.
Зовут-то тебя как, многознающий, но малоумный отрок? спросил батюшка, насмешливо блеснув глазами.
Будете поминать меня в своих молитвах? спросил Олег, немного обидевшись. Но ведь Бог должен знать, о ком речь, и без имени.
Так я не Бог, отпарировал батюшка. Зови меня отцом Климентом. И не богохульствуй Как, бишь, тебя?
Олег Витальевич Засекин, представился Олег официальным тоном. Прошу любить и жаловать.
Бог есть любовь, сказал отец Климент. Так что любить буду. А вот жаловать это мы еще посмотрим. Он пригладил пятерней бороду и благодушно спросил: Так будем чай пить или только байки травить?
Олег налил ему из термоса в стакан, потом себе. Они пили, отхлебывая чай маленькими глоточками, и смотрели друг на друга. Только во взгляде Олега сквозило недоверие, а в глазах отца Климента умиротворенность. Батюшка был рад поговорить со случайным попутчиком без всякой цели, чтобы не скучать, у Олега же цель была.
Так как вы думаете, отец Климент, спросил он, когда стаканы наполовину опустели, есть-таки смысл жить, любить и верить?
А то как же, охотно ответил тот. На то человек и создан был по образу и подобию божьему и получил в дар душу бессмертную.
Это все софистика, отмахнулся Олег. Искусство красноречия, зародившееся еще в Древней Греции. А вот как вы сами думаете, не мудрствуя лукаво и не прячась за слова?
Так и думаю, как говорю, ответил отец Климент. Не двоедушничал никогда.
Так-таки и вправду? с сомнением произнес Олег. Хорошо, тогда небольшой тест на правдивость. Какие мысли приходят вам в голову, когда вы смотрите на небо? О чем вы думаете о Боге или о том, что может пойти дождь и замочить вашу рясу?
Отец Климент не замедлил с ответом.
Если сие будет позволительно в нашем ученом диспуте, я выскажусь стихами. Они точно выражают мое жизненное кредо, выражаясь светским языком. Или, другими словами, которые мне больше по душе, основу мировоззрения.
Олег кивнул. Но отец Климент и не ждал его позволения. Закрыв глаза, словно заглядывал себе в душу, он произнес:
Я в небе вижу ангелов, не птиц;
И Бога взор сквозь сомкнутые веки
Свинцовых туч; и сполохи зарниц
Как жизнь на миг и тихий сон навеки.
Они помолчали, глядя во мрак за окном, изредка прорезаемый светом фонарей.
Завидую вам, наконец сказал Олег. А вот мне все видится иначе.
Сочувствую тебе, человече, сказал, вздохнув, отец Климент. Я и сам, пока не пришел к Богу, мучился сомнениями и страдал.
Получили ответы на все вопросы? усмехнулся Олег. Вот уж не поверю!
Отец Климент взглянул на него с укоризной и кратко спросил:
Почему?
На то есть причины, неопределенно ответил Олег. Вот, например, как быть с язычниками? Ведь они не ведали о существовании вашего Бога, если верить историческим источникам.
Нашего Бога, мягко поправил его отец Климент.
Ну, пусть будет нашего, не стал спорить Олег. Они молились своим языческим богам, в существование которых искренне верили. Такая уж у них была тогда жизнь, всецело зависела от природы. Какая жизнь такие и боги. Но если языческие боги ересь, то, следовательно, и сами язычники должны быть искоренены из будущей жизни вечной. Так ведь, батюшка?
Вот и ты, отрок, грешишь софистикой, снисходительно улыбнулся отец Климент. Приводишь доказательства, основанные на нарушающих формальную логику доводах. А отсюда и неверные выводы делаешь. Ибо сказано в евангелии от Иоанна: «В доме Отца моего обителей много». Найдется, думаю, и для тех язычников, которые жили до Спасителя.
А как быть с современными? настойчиво спросил Олег.
Отец Климент внезапно рассердился.
Гореть им в геенне огненной, рявкнул он, ударив кулаком по столу. Жалобно зазвенели ложечки в стаканах, словно маленькие колокола, растревоженные бурей. Неоязычество то же самое, что терроризм и другие губительные явления нашего времени. А неоязычники пособники сатаны, призванные искушать человека, чтобы сбить его с пути истинного. Нет им прощения! И ныне, и присно, и во веки веков!
Олег почувствовал, как в нем разгорается дух противоречия. До этого он и сам думал почти так же, как отец Климент. Но после его слов захотел возразить. Однако не успел. Дверь в купе неожиданно распахнулась и появилась дородная женщина в форме проводницы. У нее было заспанное лицо.
Что шумим? спросила она возмущенно, однако не повышая голоса. Было видно, что ей это стоило больших усилий. Ее взгляд остановился на стаканах с остатками чая и выразил понимание. А, коньячок Постыдились бы! Вроде приличные люди.
Храни тебя Господь, дщерь неразумная, негодующе ответил отец Климент. Чай мы пьем, не коньяк. И ведем споры богословские. А что пошумели немного, так на то была причина. Сам Господь прогневлялся деяниями нечестивых. Как сказано в евангелии от Матфея, греховен только напрасный гнев. И святые апостолы говорили: «гневаясь не согрешайте». И потому не согрешил я, что гнев мой праведный.
Проводница была явно ошеломлена потоком слов, которые обрушил на нее отец Климент. Она не поняла из них и половины, но переспрашивать не стала.
Так ведь ночь, батюшка, сказала она почти извиняющимся тоном. Спят все пассажиры. Понимать бы надо!
И то правда, пора и нам на покой, произнес отец Климент. Его раздражение схлынуло, уступив место обычному снисходительному благодушию. Вот только чай допью. А то от разговоров в горле пересохло, яко в пустыни, где Спаситель наш провел сорок дней и ночей без пищи и воды и был искушаем от диавола. Верно сказано, что во многом глаголании нет спасения. Иди с Богом, матушка!