После этого Джойс осталась дома, справляясь, как могла, не только с тошнотой, но и с другими недугами, как физическими, так и эмоциональными.
Шли недели, и Джойс все больше нервничала. Казалось, ее беспокоило все, но особенно шум и запахи готовки, которые исходили от соседей снизу (мы тогда жили в маленьком многоквартирном доме на две семьи). Ее бесил малейший шум, даже обычные запахи казались ей невыносимыми. Она постоянно требовала, чтобы я что-то сделал, она хотела, чтобы я жаловался на каждый шум, на каждый запах. Легче сказать чем сделать Я вообще неконфликтный человек, а тут жаловаться было особо не на что на самом деле, соседи вели себя вполне нормально. Ни одна из проблем, на которые постоянно жаловалась Джойс, не казалась мне очень серьезной.
Но Джойс в то время соседей просто возненавидела, и чем дальше, тем больше ее раздражало мой нежелание «призвать их к порядку». Мы начали ссориться. Однажды, чтобы избежать возникшего напряжения, Джойс вышла из дома и отправилась в ближайший парк. Была зима. Она сидела на засыпанной снегом скамейке, завернувшись в пальто, совсем одна, пока я не пришел за ней и не повел обратно. Я помню, как она дрожала под моей рукой, когда я вел ее домой. На ее лице была настоящая печаль, но, похоже, я мало что мог сделать, чтобы облегчить ее. Я чувствовал себя беспомощным. Она спрашивала меня, люблю ли я ее, и я всегда успокаивал ее, хотя похоже она не верила до конца.
Когда я думаю об этих моментах сейчас, я думаю о потребности моей жены в любви и моей неспособности показать это так, чтобы это имело для нее значение. Я проявлял любовь, работая, прилагая усилия, заботясь о каждой ее материальной потребности, двигаясь к будущему, которое я ожидал разделить с ней. Конечно, женщина нуждалась не только в удовлетворении материальных потребностей, но это было все, что я мог дать. Ох уж это мое рациональное мышление Я видел себя ответственным мужем, добытчиком самого необходимого еды, одежды, крова, таким как мой отец, мой образец того, каким должен быть муж.
Тот факт, что Джойс было трудно принять меня таким, каким я был, продолжал отравлять наш брак в ближайшие месяцы. Это была проблема, которую наши условия жизни только усугубили, и в конце концов стало ясно, что эти условия, по крайней мере, должны быть изменены. Запах стряпни нашего соседей казался Джойс прогорклым; звон их кастрюль и сковородок невыносимо неприятным. И то, и другое мешало ей спать и так действовало на нервы, что у нее начались неконтролируемые мышечные спазмы, которые огорчали ее еще больше.
И вот, примерно за два месяца до рождения Джеффа, в марте 1960 года, мы переехали в дом моих родителей в Вест-Эллисе, штат Висконсин.
Но этот шаг очень мало облегчил состояние Джойс. Она продолжала страдать от продолжительных приступов тошноты, но вдобавок у нее развилась ригидность[3], которую ни один из осматривавших ее врачей так и не смог точно диагностировать. Временами ее ноги намертво застревали на месте, а все ее тело напрягалось и начинало дрожать. Ее челюсть дергалась вправо и приобретала такую же пугающую жесткость. Во время этих странных припадков ее глаза выпучивались, как у испуганного животного, и у нее начинала выделяться слюна, буквально с пеной у рта.
Каждый раз, когда у Джойс случался один из таких припадков, мы с родителями по очереди прогуливались с ней по столовой, пытаясь снять скованность. Мы медленно обходили обеденный стол, Джойс едва могла ходить, но делала все возможное, пока я поддерживал ее. Однако эта процедура очень редко срабатывала. Из-за этого обычно приходилось вмешиваться врачу, делая Джойс инъекции барбитуратов и морфия, которые в конце концов успокаивали ее.
Врач Джойс не смог найти никакой медицинской причины для этих внезапных приступов. Он предположил, что они коренятся в психическом, а не в физическом состоянии Джойс. Он сказал, что они, вероятно, были связаны с тем, что она была беременна своим первым ребенком. Тем не менее, что-то нужно было делать, и поэтому он добавил фенобарбитал[4] к списку лекарств, которые уже были прописаны. Пользы он не принес, а эмоциональное состояние Джойс только ухудшилось. Она становилась все более напряженной и раздражительной. Она быстро обижалась и часто, казалось, злилась как на окружающих, так и на в целом суровый характер своей беременности.
В течение этого периода я делал все, что мог для комфорта Джойс, но в то же время, как я теперь понимаю, я также довольно часто оставлял ее наедине с моими родителями. Я учился в Университете Маркетт, готовился к получению степени магистра аналитической химии и подрабатывал аспирантом-ассистентом. В результате меня большую часть дня не было дома, особенно в последние два месяца беременности. Я уходил в семь утра и часто возвращался только в семь или восемь вечера. В течение этих долгих часов Джойс была вынуждена оставаться более или менее прикованной к дому с моей матерью. У нее даже не было водительских прав. Дни тянулись тяжело и если Джойс иногда срывалась, разве можно было ее осуждать? Но меня ее поведение сбивало с толку. Ну что такого было в шуме и запахах, из-за которого мы съехали с предыдущей квартиры? Обстановка в доме моих родителей была сносной почему она все время была так расстроена? Что тут такого ужасного?
Со временем я пришел к выводу, что нечего было и пытаться понять женщину. Эмоциональный настрой Джойс полностью отличался от моего. Он был отмечен пиками и долинами, взлетами и падениями. Мой же, как я понял, когда разобрался в себе, всегда был и до сих пор остается широкой плоской равниной.
Чтобы справиться с ухудшением своего физического и эмоционального состояния, Джойс продолжала принимать различные препараты, порой по двадцать шесть таблеток в день. Без сомнения, это помогло облегчить физическую боль, но для ее эмоционального состояния чувства беспомощности и изоляции, которые переполняли ее, облегчением и не пахло. Она становилась раздражительной, и все более и более отчуждалась и от меня, и от моих родителей. Я чувствовал себя беспомощным, не в силах что-либо с этим поделать. Я никогда не умел читать эмоции. Так что я барахтался, делая все, что мог по большей части безрезультатно. Джойс эти неуклюжие попытки утешить только бесили, реакция, которая иногда ставила меня в тупик, поскольку такой гнев сильно отличался от моего собственного подхода к вещам общей пассивности, с которой я чаще реагировал на взлеты и падения жизни.
В любом случае, мы так и не смогли по-настоящему примириться с конфликтами того первого года. Из-за этого я думаю, что этот первый неприятный опыт заложил основу для более длительного и еще более беспокойного брака. В каком-то смысле наши отношения так и не оправились от ущерба, нанесенного им на этой ранней стадии, так и не улучшились по-настоящему.
Затем, в конце этого долгого испытания, родился мой сын.
Я был в Маркетте, когда он явился на свет. Было около четырех сорока пяти пополудни, я работал в кабинете аспиранта-ассистента, когда зазвонил телефон. Звонила мама, сообщив, что мой отец уже отвез Джойс в больницу Диконисс, всего в нескольких кварталах от Маркетта.
Я немедленно поехал в больницу. Джефф уже появился на свет. Я пошел прямо в комнату Джойс и нашел ее в постели, выглядевшей, конечно, измученной, но в то же время вполне счастливой впервые за много недель.
Примечания
1
Командная игра для детей 4 6 лет, упрощенная форма бейсбола и софтбола.
2
Свенгали персонаж романа английского писателя Джорджа Дюморье «Трильби» (1894 г.) и его многочисленных экранизаций. Гениальный музыкант Свенгали уродливый и подлый обладает способностями к гипнозу и черной магии.