Прямо перед битвой случилось еще одна напасть. Лазутчики Александра сообщили царю, что на него готовится еще одно покушение. Если того перса, помогшего поймать ранее предателя-линкестийца, звали Сисин, то на этот раз перса, покушавшегося на царя, звали Сисен. Сисен давно влился в ряды македонцев, был в любое время вхож в царский дворец, более того он был весьма уважаемым, видным, зрелым человеком, которого Александр считал своим «другом».
Зловредность заключалась в том, что Набарзан, правая рука Дария, доставил до Сисена просьбу в виде письма с двусмысленными намеками. В письме говорилось: «Это просьба Его величества царя Дария ІІІ. Глубокоуважаемый Сисен, сын Раджана, Вы можете одним героическим поступком остановить угрозу, нависшую над миром персов. Нет сомнения, что мы весьма хорошо вознаградим урожденного перса за добро, которое он сделает во имя царя Персии и своего народа». Сисен не только не выполнил ту чепуху, о которой говорилось в письме, но и собирался передать письмо лично Александру. Но пока он искал удобного момента и мешкал, письмо само дошло до царя. Александр, не зная, как понять этот поступок Сисена, немного подумал и в конце концов дал волю гневу и жестокости. В македонской армии существовал небольшой отряд, состоявший из преступников и других людей, виновных в каких-либо проступках. Большей частью там служили критяне. Александр поручил дружиннику, возглавлявшему их, а также Афанасию убить Сисена. Сисен, несмотря на все его чистые помыслы, из-за своей инертности не мог найти человека, который бы выслушал и поручился за него, был подвергнут мучительной смерти. Хотя убийство Сисена было осуществлено под покровом ночи, скрытными путями, тайком, информация об этом событии разошлась по всему войску. О словах, которые Сисен хотел донести до Александра, узнали все от царя до рядового фалангиста. Когда царь услышал дословно сказанное Сисеном, он понял, что друг его умер безвинно. Но Александр оправдывал себя ложным объяснением, якобы «на войне все может быть», и быстро развеял сожаления, которые могли быть тяжким грузом на его сердце. Кроме того, Александр не мог из-за смерти одного человека позволить себе неопределенность. Вот, черной змеей ползет извечный враг. Да что там змея самый настоящий дракон, который разинув пасть, не раздумывая, способен проглотить все македонское войско.
Армия Дария сначала построилась в землях Сирии, на равнине под названием Ассирийские ворота, привела себя в порядок. Эта равнина подходила персидской армии. Об это Дарию подробно рассказал македонский беглец Аминта, сын Антиоха и ярый враг Александра. Дарий разомлел. Так как на ровной местности персы без промедления задействуют все силы, что у них имеются. А на неровной, пересеченной, изрезанной руслами рек местности войска точно раздробится, потеряют друг друга из виду, попадут в непредвиденную ситуацию. Кроме того, останутся не задействованными колесницы и боевые слоны. А Александр, если не изменит своему данным богами нраву, сам придет к этому самому месту. Сам же начнет сражение. Осталось лишь подождать несколько дней, и македонцы будут разбиты, как волны о скалы.
Дарий согласился с этим достаточно мотивированным подходом. Что поделаешь, царь, верящий во что ему хочется верить, легко поддающийся уговорам, из-за своей подозрительности к македонцам, особенно благодаря дворцовым умникам, двинулся с войском дальше. Причем продвинулся настолько, что прошел через ворота Аммана и уже шел по пыльным землям Киликии. От этого разведчики вытаращили глаза и поспешили доставить сообщение самому царю.
Ваше величество, сказали разведчики. Мы вышли в тыл македонцам. Сейчас они движутся вдоль южного берега реки Пинар, впадающей в Исс. Каковы будут Ваши указания?
Остановить войска. Созвать военный совет. Быстро!
Александру тоже разведчики доложили о том, что Дарий оказался в его тылу. Александр приказал войску затихнуть. Под открытым небом, сидя на коне Александр подал команду приготовиться к битве. В этой неразберихе Александр узнал об одном гнусном поступке Дария. На берегу Исса оставались лечиться в незначительном количестве раненые воины. Дарий окружил этих стонавших от боли изувеченных людей и отрубил всем по одной руке по самое плечо. Видимо, он полагал, что такое зверство напугает македонских воинов.
Для Александра это обстоятельство словно подлило масла в огонь. Он воззвал к жаждущей победы и кровавого отмщения македонской армии: «Дарий не пощадил раненых, что ж на войне мы ему воздадим во сто крат. Раз Дарий отрубил им руки, мы отсечём им головы», раззадорил и разъярил свое войско так, что глаза воинов залились кровью. Александр построил войско в боевые шеренги для вступления в сражение. В центре фаланга, правое крыло передал под управление младшего сына Пармениона Никонора, левое крыло поручил Пармениону и Кратеру.
Дарий сделал последние построения на северном берегу реки Пинар. На правом фланге двадцать тысяч всадников и десять тысяч лучников, копейщиков и тридцать тысяч наемных греков под управлением Фимода. Весь правый фланг отдан Набарзану. Набарзан смотрел на македонскую армию и многочисленные силы, стоявшие перед ним, и улыбался. Даже если у каждого македонца будет по две головы и две души, персы раздавят их. На левом фланге стояло двадцать тысяч пеших персов, а за ними около пятнадцати тысяч всадников. Богато одевшись, Дарий сидел в своей золотой повозке в окружении тех самых трех тысяч бесстрашных воинов. Он выглядел грозно и возбужденно. За спиной Дария на недосягаемом для стрел месте, которое врагу не просто было обойти, хмуро стояли основные силы войска, готовые сейчас де вступить в бой. Еще дальше был наскоро поднят знаменитый алый походный шатер Дария. Вокруг были подняты шатры, которые были поменьше главного шатра, все были обвязаны шелковыми веревками и представляли собой своеобразный пестрый и красочный мир. Это было одной из прихотей Дария. Буйство шатров подразумевало скорую победу, и в них намечалось устроить большой пир.
Александр держал подле себя тря отряда по три тысячи воинов. В этот раз главнокомандующий не стремился начать сражение первым, как при Гранике. Логика войны подсказывала ему стоять подальше и внимательно наблюдать, что и где происходит, какой сюрприз приготовил Дарий. Впрочем, загадку Дария было видно и так. Александр опасен свежими силами. На данный момент одна из столкнувшихся лицом к лицу армий и так превосходит другую. А эти силы могут долго воевать, не поддаваясь друг другу. А когда обе стороны совсем ослабнут, свежее войско уничтожит македонцев. Александр, дав Гефестиону, присоединившимся вчера Птолемею и Марсию по три тысячи всадников, отправил по ту сторону горного склона, где были размещены свежие силы. Они, дабы не вызвать подозрений, пошли вдоль оврага обходными путями и встали, укрывшись под деревьями в глубоком ущелье. Когда сражающиеся на поле битве обессилят, и к ним на подмогу начнут двигаться свежие силы, эти трое должны будут осыпать их стрелами и дротиками, а когда приблизятся, встретить их копьями и быстро развернуться. Этот отряд во что бы то ни стало должен был с немногими силами воспрепятствовать атаке бесчисленной вражеской лавины.
А пока рядом с Александром был Антигон Монофтальм. Лак, Пердикка и Леоннат стали во главе трех пятитысячных отрядов. Они должны были словно птицы устремиться туда, куда укажет Александр, и впиться своими мечами. Александр сидел верхом на Буцефале подобно ястребу, высматривающему добычу. Два чувства поочередно будоражили его душу. Первым было предвкушение окончательной победы, которая была совсем близко на расстоянии вытянутой руки, и славы, чувства превосходства, доселе недоступных ни одному человеку. Вторым же чувством было беспокойство об исходе битвы, страх поражения. Страх Этому чувству подвержены все. Кто поборет свой страх, превратит его в веру в победу, радость от победы тот истинный герой. Александр не понимал хаотичного движения персов. Но на реке не наблюдалось признаков перехода в атаку. Александру было нужно именно это. Если персы войдут в реку, стрелы черной тучей посыпались бы на них. За ними пошли бы дротики. Тех, кто зацепится за берег, фаланга бы снова сбросила в воду. «Ну, персы, вас же много, что ж вы, такие могучие, не переходите реку?» вопрошал про себя Александр. В своих расчетах у него не было планов входит в реку первым. Но кто знает, на войне все может быть Парменион и Кратер стояли как вкопанные перед левым крылом войска, словно степные беркуты с надетыми наглазниками. Парменион все еще не был в оптимальном состоянии для атаки, все еще смотрел на толпившиеся отряды персов и молил богов дать силы Александру. Так как сам он терял надежду, глядя от это бесчисленное множество беспорядочно движущихся людей. Несмотря на то, что внешне Парменион выглядел громадной неприступной скалой, внутри него бушевали сомнения. В ногах не было твердости, в руках сил. Только бы внутренний трепет не вырвался наружу, не выдал его, пока не подадут сигнал к атаке, и он ринется вперед с божьей помощью. Парменион множество раз проходил через такое состояние. Так же стоял он в подавленном состоянии, а как наступал бой, горячая кровь пробегала по его телу, и Парменион шел, объятый могуществом войны. Он радостно возбуждался, словно его природа жаждала этого, будто он попал в привычный мир.