А эти аборигены-тугодумы, оставшиеся в деревнях, вообще не понимали уже свершившегося факта. Они думали, что им позволят жить, как прежде, в своих избах, и возмущались, когда немцы, выкидывали их наружу, чтобы не замерзнуть самим. Было объявлено, что оставлять в живых станут только тех, кто постоянно кланяется и обещает всяческое содействие. А те не то, что кланяться, даже пустыми головами не кивали своим новым «благодетелям».
Солдатам роты еще под вечер было сказано, что теперь на их участке целые сутки будет спокойно. Русские еще не должны были прийти в себя после двух массированных артиллерийских ударов по их передовым позициям. А на сегодня командир немецкой армии, Фон Зейдлиц, приказал отдыхать, дожидаться подхода свежих сил и восполнения боеприпасов. Он также объяснил всем солдатам через командиров, что это передышка в наступлении, должна нанести русским больше вреда, чем непрерывное наступление. Ведь они должны будут к утру разглядеть своих бесполезно погибших к вечеру товарищей, и понять, что их ждет такая же участь, если они не разбегутся.
И еще солдатам объяснялось, что на сегодня, самым упорным из русских, готовым стоять до последнего, надо дать возможность успокоиться, уверовать, что самое страшное осталось позади. И тогда, они осмелеют, высунутся из своих нор, начнут перемещаться более свободно, не ведая, что так и задумано. А новые снаряды любят беззаботных бойцов.
***
Командир роты Фон Крейман старался во всем походить на своего требовательного командира армии. Тот всегда стремился напоминать, всем командирам, что основа военных успехов это беспрекословное выполнение приказов по всей вертикали управления войной.
И вот, вчера, дисциплинированный гауптман решил показать, и русским, и своим, что такое дисциплина! Это означало, что если он сказал, что должно быть именно так, то никто не смеет ему перечить. Та, которая посмела публично оскорбить его, уже висела в петле. А он, из гуманных соображений, еще назвал ее фройляйн Танюшей. «Нет, не ценят русские плодов его аристократического воспитания! с досадой думал он. Не способны они ценить культурного к ним отношения! Ведь такая смазливая молоденькая девчонка была! Ну, да ладно, еще сотни подобных ей, но понятливых, будут в Сталинграде!»
Воспоминания о вынужденном устранении той дерзкой дуры, потихоньку раскачали гауптмана на желание пройтись к дереву. Оно должно было теперь стать символом повиновения для солдат, и деревенских ворчунов.
Фон Крейман, не спеша, оделся и кликнул двух фельдфебелей, ночевавших в сенях. Он знал, что на войне никогда нельзя полностью расслабляться, и всегда надо заботиться о безопасности. Первому фельдфебелю он поручил срочно вызвать офицеров роты вместе со своими подчиненными к месту казни. Он решил прочитать им всем нравоучения о современных манерах поведения господствующей нации. Второй фельдфебель должен был предугадывать каждый шаг своего командира и охранять его. В связи с близостью своего местонахождения с русским арьергардом, гауптман считал это таким же необходимым делом, как и все его прочие распоряжения.
Нет, он не был трусом, оглядывающимся по сторонам на каждом шагу своего пути к становлению торжества фашизма. Еще с юных лет он поверил страстным речам фюрера, объясняющим предназначение всех отчаянных немцев, готовых на яркие приключения ради достижения высоких целей. И вот уже наставал день новых приключений, день, после которого, его, возможно, назначат штурмбанфюрером, или даже представят к железному кресту.
Оставалось только обеспечить размещение прибывающих танкистов и штурмовых отрядов. Дальше они сами сделают свое дело. А его пошлют опять вперед, следить, не найдется ли какой-нибудь сумасшедший русский, вздумавший помешать неутомимой немецкой военной машине, одолевать новые рубежи. Но фельдфебель для поручений уже стоял на пороге с сообщением, что с минуты на минуту все отряды будут построены возле места вчерашней казни. И гауптман сделал уверенный шаг в сторону двери, ведущей к русскому непослушанию.
Солдаты уже подтягивались к дереву, когда Фон Крейман почувствовал неладное. Ему показалось, что солдаты окружили кого-то из своих, неуклюже упавшего на землю. Потом кто-то из солдат заорал и побежал, схватившись за голову. Словно ничего не видя перед собой, он налетел на двух других солдат, подходивших к месту сбора, и не успевших отскочить от бегущего соратника.
Дальше пошло нечто совсем невообразимое. Упавший бегун, лежа на спине, стал изображать ногами бег, словно подстреленный кабан, мышцы которого еще помнят приказ бежать, и пытаются выполнить этот приказ.
Новый крик перевел внимание Йенса на место построения. Похоже, что там упало еще несколько бойцов. Фон Крейман заспешил к месту нарастающего столпотворения, чтобы разобраться так что же там происходит. Но неожиданно фельдфебель, идущий впереди него, вдруг резко развернулся и замахал руками:
Туда нельзя! закричал он. Туда
Тут он схватился за левый бок, зашатался, и захрипел:
Нель нель нель!..
Завершить фразу он не успел, потому что рухнул лицом в грязь, и уже не мог перевернуться или встать, как ни старался. Из-под его шинели стала вытекать кровь, образуя небольшую лужицу. Кровь сама по себе не страшила гауптмана. Страшным для него показалось то, что он же мог поскользнуться и упасть в эту красную лужу, да еще недавно выданную шинель перепачкать!
Солдаты уже были в панике. Кто-то пятился, кто-то побежал, увлекая за собой еще нескольких. Несколько человек, словно онемев от страха, показывали на ветку. И тут гауптман понял, что произошло! Кто-то ночью вынул из петли ту, сумасшедшую Танюшу, а теперь спокойно расстреливал всех, кто осмелился подойти близко к петле! Но кто? Откуда? Ведь не было слышно ни одного выстрела! Надо было срочно прекратить панику и найти негодяя, хозяйничающего тут по ночам, и сводящего на нет все усилия воспитательной работы!
Фон Крейман, пригибаясь, в сопровождении второго фельдфебеля, заспешил к месту, где валялось уже с десяток немцев. Добежав до эпицентра трагедии, он вынул пистолет и стал беспорядочно стрелять в воздух, крича: «Стоять, трусы! Всем ко мне! Сейчас мы найдем русских диверсантов!» Но немцы, похоже, не понимали, что он от них хочет. Один из солдат подошел, отдал честь, собираясь что-то сказать, и тут же упал прямо под ноги гауптману. Немцы, эти бесстрашные его подчиненные, сумбурно разбегались кто куда, или валились на мокрую и грязную землю. Ох уж, эта русская грязь! Ох уж, эти непредусмотрительные русские, не догадавшиеся тщательно вымостить свои улицы в деревнях!
Стоящий возле Фон Креймана фельдфебель, показал на веревку с петлей, и гауптман увидел, что там прикреплена какая-то записка. Гауптман понял, что ее надо непременно прочитать! Только прочтение могло раскрыть секрет настоящей бойни, происходящей на глазах у всех, и неведомо кем! Тогда гауптман поманил за собой фельдфебеля, лег на землю, и пополз к ветке. Фельдфебель ползком последовал за ним.
Сними ее! приказал Фон Крейман бледному фельдфебелю, когда они подползли ближе. И прочти громко, чтобы я слышал!
Тот подполз под самую ветку, вскочил на ноги, быстро отцепил от петли записку, и брякнулся на гауптмана.
Осторожней! заворчал тот, потирая ушибленную голову. Смотри, куда ложишься!
Но фельдфебель не отвечал и странно улыбался. С левого края его растянутых в гримасе губ, показалась капля крови. Гауптман дотянулся до сжатой в судороге, ладони фельдфебеля, разжал ее, взял записку, стал ее читать. Такого гнева он еще не испытывал. Получалось, что они проспали диверсанта, который таился где-то рядом. Наверно, он бесшумно, с какой-то крыши, хладнокровно расстреливал всё, что шевелилось возле дерева. А чтоб еще посмеяться над ними, написал эту сказку от имени Танюши, якобы ставшей ведьмой! Нет уж! Сейчас он отползет, спокойно соберет остатки своей роты, найдет таинственного стрелка, и повесит его на той же веревке! А потом еще расстреляет полдеревни, чтоб места освободить для прибывающих отрядов. Русские еще узнают что такое «кровь за кровь!»