Я купила ей ткань из блестящей белой парчи и приступила к шитью: стала расшивать его наикрасивейшем стеклярусом, который при свете играл как алмазы.
Ух ты! восхищалась дочь. Мама, я хочу себе такое свадебное платье. Ты мне сошьешь?
Я сошью тебе еще лучше!
Мама, поцеловала меня Настя, ну куда уже лучше! Это просто шикарное и такое пышное. Я похожа буду на Золушку.
Я целовала доченьке ручки и говорила:
Ты у меня самая красивая, самая любимая. Я для тебя что хочешь сделаю и сошью.
А она обнимала меня за шею и начинала щекотать. Платье почти было готово, и роль выучили, как у Насти поднялась высокая температура и сбиваться не хотела.
Мам, неужели опять простуда?
Мы ведь вроде в выходные никуда не ходили. Я платье заканчивала. Настя слова учила. Где она простыть могла?
Да она, доченька, уже неделю головной болью мается.
Как? удивилась я, А мне почему не сказали?
Настя не хотела тебя беспокоить.
Меня резануло по сердцу. Неужели у моей доченьки до сих пор страх быть ненужной, быть обузой? Я подошла к ней, забрала книгу и посадила ее к себе на колени.
Почему ты мне не сказала, что плохо себя чувствуешь? Ты не должна бояться говорить как есть. Я буду любить тебя всегда, слышишь меня?
Да, ответила мне она, и я вызвала скорую. Нас увезли в больницу и положили на обследование. Через две недели меня вызвал главврач и ошарашил новостью:
У вашей дочери рак, сказал он.
Что затрясло меня.
И дела, скажу я вам, хреновые. Нужен донор. Вам нужно сдать кровь на совместимость. Я не буду вас сейчас грузить терминами, но время пошло на часы.
Мы сдали с мамой кровь и попросили знакомых, но результаты пришли неутешительные: мы не подходили.
А отец? спросил доктор.
Мы не общаемся, но я постараюсь его найти.
Приехав по старому адресу, я позвонила в дверь. Открыла мне Елена Владимировна.
Тебе чего?
А Андрей дома?
Ну дома, с женой и детьми. А ты чего приперлась? Жизнь нам портить?
Нет, Настя заболела, нужна кровь.
Тут вышел сам Андрей. Я пересказала слова врача, а он потер лицо и ответил:
Катя, мне весь этот геморрой не нужен. Ты ее родила, ты ее и тяни. Мне по хрен ваши проблемы. Со своими бы разобраться. И вот еще что: чтоб больше сюда не приходила, а то с лестницы спущу. И закрыл дверь. Слезы текли по моим щекам. Меня догнала его мама. Я было уже обрадовалась, что она предложит сдать кровь, но услышала:
Ты ведь молодая, еще себе родишь. А так, может, и к лучшему, а то мы тоже думаем: болтается ребенок, потом еще, как ты, начнет к нам приходить.
Не беспокойтесь, моя дочь не станет вас беспокоить. И мне стало их так жалко. Я посмотрела на них свысока и поняла, какие они несчастные люди, не умеющие любить, друг друга и то, наверно, еле переносят. Спасибо тебе, господи, что я не стала такой, а ты открыл мне глаза.
Начались страшные будни: капельницы и химиотерапия. Моя девочка таяла на глазах, а я ничем не могла ей помочь. Как-то пришла к ней. Она сидела в своей любимой розовой шапочке.
Ты чего, удивилась я и улыбнулась, гулять собралась?
Мама, взяла она меня своими исхудавшими ручонками за мое лицо, они отрастут, обязательно отрастут. Ты не расстраивайся, говорила она мне, а я ничего не могла понять.
Что отрастет, доченька? Ты о чем? И она сняла шапку. Я ахнула, и у меня потекли слезы.