Выйдя в коридор, мне не хотелось жить. Уборщица сделала мне замечание:
Что, не видишь, я мою?! Чего стоишь как вкопанная?
И я за долгое время заплакала. Я рыдала так, что у меня пошла носом кровь. Все обходили меня, брезгливо поглядывая в мою сторону.
Ну чего ты? подошла она, отложив швабру. Что, новости у тебя плохие?
Я и слово не могла произнести. Открылась дверь, и вышла врач. Поглядев на меня, как рявкнет:
Это что еще за представления?! Сначала наебут, а потом сопли распускают!
Одна из пациенток вступилась за меня:
Вы же врач и должны вести бы себя покорректнее.
Я никому ничего не должна, ответила она и закрыла дверь.
Тебя как зовут-то? поинтересовалась уборщица.
Катя.
А меня Мария Степановна. Пойдем, Катерина, умоемся да у меня в каморке чай попьем. Пойдем, пойдем, слезами горю не поможешь.
Я не могу его оставить. Понимаете? Да мне даже жить негде. Учеба закончится, и меня из общаги попросят, а идти некуда и помощи ждать неоткуда.
А у мамы этого Андрея ты была?
Нет. Зачем я к ней пойду, если он и слышать обо мне не хочет?
А вот это зря. Может, она хорошая женщина. Войдет в твое положение и поможет.
Ну не знаю, боязно мне.
Придя в себя, умывшись и попив чаю, я решила все-таки навестить маму моего любимого. Купив печенья, я еще полчаса не решалась позвонить в дверь: то уйду, то вернусь. Но пересилив волнение, нажала на звонок.
Здравствуйте, Елена Владимировна.
Здравствуй. Тебе чего? зло спросила она. Андрея нет дома.
Да я, собственно, к вам, замялась я.
Слушаю, ответила она, даже не пропустив меня в дверь.
Я разволновалась и сказала как есть:
Я беременна от Андрея.
Она хмыкнула.
А откуда мне знать, что ты его не нагуляла?
Я могу сделать тест ДНК, заплакала я.
Да в принципе мне плевать, от кого ты там залетела. Делай аборт, и чтоб ноги твоей здесь больше не было. Андрей влюблен и встречается с достойной девушкой, так что рассчитывать тебе не на что. И закрыла перед моим носом дверь.
Последние месяцы я помнила с трудом: как защитила диплом, как искала работу, чтоб был скользящий график, искала квартиру, чтоб было куда забрать ребенка из роддома, и поступила на второе высшее на факультет психологии, думая, что там мне поставят мозги на место и я смогу избавиться от комплексов, а главное от боли, которая разрывала мне душу. А как же ребенок, спросите вы меня, и я отвечу: до последнего я не принимала свою беременность; даже когда на УЗИ мне сказали, что у меня будет девочка, мне было глубоко фиолетово. Эта новость не вызвала в душе ни капли волнения.
У вас тонус, сказала мне моя врач, нужно ложиться на сохранение, а то так и до выкидыша недалеко.
Сейчас вы, наверно, возненавидите меня, но эта новость меня обрадовала, и я написала отказ от госпитализации. Я ждала, что это произойдет, все больше погружаясь в работу. Я хваталась за все, но денег не хватало категорически. Я отсылала домой часть средств, чтоб мама перестала работать, так как ее здоровье ухудшалось, и все боялась ей сообщить, что она скоро станет бабушкой. Я так и слышала ее неодобрительный тон и стыд перед соседями, родственниками и друзьями. Слово «нагуляла» причиняло боль, и я продолжала молчать. Время подошло, и я родила девочку весом 2500 килограмм и ростом 47 сантиметров.
Ой, какая дюймовочка! восхищался персонал. Какая красавица!
Но я, смотря на нее, видела только свои грехи и позор.
Выписали нас, и мы вышли на улицу. Всех других встречали и поздравляли мужья, мамы, папы, и только я никому в этом мире была не нужна.
Девушка, сказал мне фотограф, отойдите. Вы что, не видите, что всем мешаете? Уйдите из кадра.
Я опустила голову, и слезы покатились по моим щекам.
Ты чего, доченька? спросил меня дедок, который, видимо, ждал своих правнуков: у него в руках были очень красивые алые розы.
Я никому не нужна, прошептала я себе под нос.
Нет, поднялся он и погладил меня по спине. Это раньше ты, может быть, была никому не нужна, а сейчас ты нужна ей, и заглянул в конверт. Держи, протянул он мне букет.
Спасибо, но не надо, вы ведь его для кого-то купили.
Ну и что, моей много надарят, а этот я дарю малышке. Как назвала ее?
Никак, ответила я.
Но время еще есть; вот посмотришь на нее повнимательнее, и имя само придет.
Как же так, спросите вы, столько ходить и имя не придумать. Да я его и не придумывала, я ее не ждала. Придя в свою съемную однокомнатную квартиру, я решилась позвонить маме. После часового разговора было решено, что она переедет жить ко мне, так как с работы она давно ушла, а больше в деревне ее ничего не держало. Оставив дом на своего брата, мама переехала к нам.
Ничего, доченька, говорила она мне, справимся как-нибудь. Я ведь тебя подняла одна, и времена тяжелее были, а сейчас людей уже ничем не удивишь. Вон, звезды то сходятся, то расходятся, рожают от кого ни попадя, и ничего. Не ты первая, не ты последняя. Давай-ка лучше девочке нашей имя придумаем.
Мне все равно, сухо ответила я.
А давай, Катюша, мы ее Настенькой назовем. Помнишь, в детстве у тебя все куклы были Настями? Ты других имен не признавала и меня ругала, что я тебя им не назвала. Мы с тобой даже в игру играли дома, пока никто не слышал. Я тебя Настюшей называла.
Как хочешь. Пусть будет Настя.
Шло время, с работой было туго, точнее сказать, она была, но платили сущие копейки. Получив очередную зарплату, заплатив за квартиру и купив продукты, я поняла, что денег осталось только на хлеб, и то если его покупать не каждый день. Я шла и плакала. Я больше не могла так жить: вещей нет, шампунь, и тот не могу себе позволить, мою мылом. Все уходит на смеси, так как молоко у меня через неделю пропало, да и девочка оказалась очень болезненная: все время то простуды, то еще что-нибудь да вылезет.
Алло, доченька, у Насти опять температура; я врача вызывала, так он тут рецепт оставил. Ты зайди сейчас по пути, купи.
Хорошо, скинь мне на телефон.
Зайдя в аптеку и узнав сумму, я вышла ни с чем, так как денег у меня таких не было. Я шла, ускоряя шаг, почти бежала. Слезы катились градом, хорошо, что вечером народу было мало, и темнота скрывала мое отчаяние. Запнувшись об бордюр, я упала и порвала свои единственные зимние сапоги, которые когда-то подарила мне церковь. Я встала как не в себе, я даже не помнила, как пришла домой. С порога мама сразу же спросила про лекарства.
У меня нет денег, ответила я.
Но ты ведь сегодня получила.
Да, и все раздала. Вот продукты.
Но Настю надо лечить.
И я не выдержала. Это был первый мой серьезный нервный срыв.
Кому надо?! кричала я. Я ее ненавижу. Она сломала мне всю жизнь. Я думала, что, уехав из деревни, начну жить, понимаешь, жить, а не выживать, а получилось, что я горю в аду. Пусть она сдохнет! кричала я. Господи, забери ее! И убежала в ванную. Проплакав там часа четыре, я вышла. Мама варила кашу, а Настя ползала рядом.
Есть будешь?
Да, ответила я.
Катя, скоро обязательно станет легче. Я Настюше уже прикорм начала вводить, месяца через два можно будет отказаться от этих баночек, да и на горшок я ее присаживаю, так что подгузники мы почти не надеваем, так, только в больницу, а на улицу я ей из марли делаю.
Я кивала головой и смотрела на дочь, а в душе жгла боль, я не могу передать вам словами. Вот вы думаете, какая я тварь не люблю собственного ребенка, и я вам отвечу, а скорее даже себе: я ее люблю, может, это покажется странным что за любовь такая? Да я не знаю, как объяснить, но тревога, которая росла с каждым днем, делала меня истеричкой, и я ничего не могла с этим поделать. В голове было только одно: ты не сможешь ей дать все лучшее, ты плохая мать. А вдруг завтра ты умрешь. Куда она пойдет? В детдом? Я успокаивала себя, разговаривала сама с собой, но четно срывы происходили все чаще и чаще. Как-то вечером хозяйка пришла за очередной квартплатой и увидела разрисованные обои в коридоре.