Ценный подарок за задержание двух опасных преступников, гордо проговорил Пётр Иванович. Славно всё получилось, расскажу как-нибудь.
Ценный, с некоторой долей иронии хмыкнула Людмила. Что в нём ценного? То, что когда-то стоял на полке в доме какого-то царского чиновника? По мне бы лучше денег выписали вместо этих побрякушек, а то твоей получки только-то и хватает на хлеб да соль, о сахаре уж и не говорю, дитю заплатки на шаровары ставлю из рогожи. Кабы не огород, да не бор наш городской давно бы померли. В магазины уж и не хожу, особо в «Универсал», что на углу Соборного и Томской улицы. Правда, как-то заглянула, не удержалась, а там, Бог ты мой, приложив ладонь к щеке, Людмила покачала головой, колбаса краковская, полтавская, филейная, языковая и чайная. Ветчина, сосиски, рулет, сальцисон, шпик. Окорока на полках лежат и на крюках висят, бери-не хочу, только на какие такие шиши. Выбежала как чумарелая, как будто кто гнался за мной.
Все так живут, проговорил Филимонов. А и мы не нищенствуем. Сама говоришь огород и бор, стерлядей так тех уже не знаем, куда и девать Каждую божию неделю мешками ловлю. Кострюков и коптим и солим. Всех родных и знакомых той рыбой-то обеспечили. И они нас не забывают. Реваз с Ларисой на прошлой неделе аж пять килограммов парной свинины принесли. До сих пор ещё килограмма три в леднике лежит. А икру чёрную?.. Так ту сковородками жарим, а её в Европах буржуйских почитают дороже золота. А кур мотнул головой в сторону окна, выходящего в огород, полный курятник. Курятину хоть на базар неси, только, кому ж она нужна её в каждом доме как воробьёв на каждом кусту.
Да знаю я, махнула на него рукой Людмила. Только всё ж таки окромя рыбы хочется и нарядиться. Хожу в одном и том же, платья, которые в девках носила ныне донашиваю. А ведь я ещё молодая, мне и тридцати нету
Поход семьи Филимоновых в бор за ягодами не состоялся.
Реваз, друг ты мой дорогой, как с матерью-то быть?.. тяжело вздохнул Пётр Иванович. Прям, даже и не знаю. Не вынесет она весть эту тяжёлую. Сердце у неё слабое. Только жизнь вроде бы наладилась и вот Маша, Маша Как же это так?.. Какому такому извергу помешали они? Ничего плохого в жизни не сделали. Леонид всю свою жизнь России отдавал, а Машенька счастье-то только и видела как в детстве да в Омске И вот, чтоб тебе сгнить, сжав кисть в кулак, Пётр поднял его на уровень головы и, с трудом сдерживая слёзы, вжался в него лбом. Чтоб тебе и всему роду твоему, убивец ты подлый, вечно гореть в аду.
А убийца спокойно сидел за столом брата той, чьё сердце разорвал подлым выстрелом из-за засады.
Серафиме Евгеньевне решили не говорить о смерти дочери Марии и зятя Леонида.
Не хорошо как-то, утирая слёзы, проговорила хозяйка дома. Да и Володенька сыночек наш всё слышал проговорится Скажет Петру, а тот бабушке Серафиме Евгеньевне. Вот станем мы для неё вечными врагами.
И что ты предлагаешь, Людмила, спросил её Пётр.
А то и предлагаю, утирая платком глаза, сказать всё без утайки. Прям щас собраться и пойти всем к маме, а по дороге таблеток от сердца купить. Какие там нужно-то? вопросительно посмотрев в глаза Ларисы Григорьевны, спросила её Филимонова.
А я ежелиф чего не знаю, так спрашиваю, посмотрев на мать, проговорил Вова.
Вот и ответ. В аптеке и спросим. Там лучше знают, принял решение Пётр.
А соседка наша нашто? обведя заплаканными глазами всех сидящих за столом, проговорила Людмила. Она же в больнице служит врачом ещё с довоенных времён. Отзывчивой души женщина.
Зоя Ивановна что ли? посмотрел на жену Пётр.
Окромя Зои Ивановны Тюковиной никого у нас тут отродясь и не было, ответила Людмила. Она, кто ж ещё-то.
Так я сейчас и схожу к ней. Только вот, Пётр почесал за ухом, что матери скажем? За какой такой надобностью привели врача.
Так и скажем, беспокоимся, мол, о ней. Видим, что переживает сильно за Марию с Леонидом. Попросили, мол, Зою Ивановну соседку нашу осмотреть её, послушала чтобы, значит, и ещё там чего нужное произвела Пилюли какие нужно выписала, ежели чего.
Правильно говоришь, Людмила. Так и сделаем. Тем более они, как известно мне, с девических лет знакомы. Так я пошёл к соседке-то? Или как?.. посмотрев на жену, проговорил Пётр.
Сама схожу А то наговоришь невесть что Перепугаешь женщину, а она в возрасте уже. Как бы её после тебя откачивать не пришлось.
Иди, ежели считаешь, что так лучше будет. По мне лучше с самым зловредным мужиком речь вести, нежели с самой что ни на есть благородной особой женского рода. Обходительности и этим самым, повертел раскрытыми пальцами возле своей головы, не учен. Ступай, и пирогов прихвати.
А то я не знаю, развела руками Людмила. Сбирайся пока. Да оденься в цивильную одёжку-то. Забыла уже как выглядишь нормальным-то.
А то я не нормальный? буркнул Пётр вслед выходящей из дома жене.
Серафима Евгеньевна тяжело приняла весть о смерти дочери и зятя, слегла в постель, но под постоянным присмотром Людмилы и ежедневным патронажем Зои Ивановны уже через неделю стала свободно передвигаться по дому, а к поминкам по Марии и Леониду на сороковой день выздоровела полностью, правда, родные стали замечать за ней некоторую рассеянность и неприсущую ранее молчаливость.
***
Неделя для полного выздоровления дома и 21 июля 1923 года Лариса вышла на службу. А 22 июля на сессии Алтайского Губернского Исполнительного Комитета председатель Алтгубисполкома Грансберг Христофор Давидович благодарил Ларису за отличную работу. В конце речи сказал:
За оказание помощи сотрудникам милиции в поимке опасных преступников вы, Лариса Григорьевна, награждаетесь ценным подарком отрезом на платье и грамотой Алтгубисполкома.
Домой Лариса пришла с восходом в небе первой звезды, уставшая, но в прекрасном настроении.
Хорошие вести? увидев радостный блеск в глазах жены, спросил Реваз.
Хорошие! устало повалившись на диван, ответила Лариса. Вот, указав рукой на пакет, брошенный на стол, вручили ценный подарок за оказание помощи милиции в задержании опасных преступников.
Поздравляю! Жди нового назначения, проговорил Реваз.
Уже
Что уже?..
Уже назначена на новую высокую и более ответственную должность, прикрыв глаза от усталости, ответила Лариса, начальником организационно-инструкторского отдела Алтгубисполкома.
Вот как?! удивился Реваз.
И это ещё не всё. Меня перевели из кандидатов в члены Алтгубисполкома.
Поздравляю хотя махнул рукой. Ну, да видно будет! А сейчас по такому торжественному случаю садись за стол, будем праздновать твоё назначение и перевод в члены исполкома чаепитием.
Не до праздника мне нынче. Боюсь я этой должности. Никто на ней долго не задерживается два-три месяца, и снимают с дальнейшим арестом. Сейчас за мной будут смотреть сотни глаз и любую оплошность подчинённых мне сотрудников валить на меня.
А ты поставь это себе на службу.
Как это на службу?
В помощь себе, вот как! Будь всегда начеку, главное, никому не верь на слово, а ещё лучше все распоряжения отдавай приказами и под роспись. Так снимешь с себя оплошность сотрудников, а происки твоих врагов поставишь себе на службу. И докладывай по каждому, даже казалось бы несущественному случаю промашки своих подчинённых вышестоящему начальнику, и не словами, а рапортом на бумаге.
Но это донос.
А ты как думаешь выжить?.. Потаканием нашим врагам большевичкам и угодничеством перед ними не получится. Они всегда первые нападают на тех, кто слаб и чрезмерно чувствителен к их врагам. В борьбе с большевиками не должно быть никаких послаблений. Или мы, или они нас.
Реваз, в твоих словах есть доля истины относительно осторожности, но не кажется ли тебе, что мы давно проиграли. Может быть, пора уже принять эту нынешнюю действительность, и жить сообразно нынешних реалий. Ну, вот подумай, кто мы вдвоём против системы, ноль. Оступимся где-либо, под белы ручки нас и в распыл. Не себя мне жалко, жизнь дочери загубим. О ней надо думать. Вспомни весну 1920 года. Знать не знали, законспирирована была, а раскрыли целую колчаковскую организацию.