Порою реальность плыла, теряла четкие контуры, и вот тут она по-настоящему пугалась пугалась, что проснется, и все исчезнет: таинственный дворец на берегу Волги, изумрудное платье и прекрасный темноглазый принц.
«Нет, нет, я не хочу если это сон пусть длится подольше потому что мне никогда больше не увидеть такого чудесного сна!»
Роман вдруг резко остановился и повернулся к Жене.
Что?.. Что ты но губы столкнулись с губами, руки сплелись, тела прижались друг к другу, почти слившись в одно целое. Этот поцелуй был совсем не похож на прежние в объятиях Романа Женя застонала от убийственного сочетания жара, страсти, боли и удовольствия, она словно глотала сладкий огонь, умирала, но не могла и не хотела прервать поцелуй.
Разъединив губы на краткий миг, он что-то шептал ей, о чем-то спрашивал и она шептала в ответ:
Да да да!.. заранее соглашаясь и принимая все условия, и даже если речь шла о вечном плене или продаже собственной души, это не казалось таким уж важным Роман был твердым ниже пояса, она не могла не чувствовать, и сама таяла, как масло, от понимания и ощущения и от бесстыдного телесного свидетельства что он ее хочет. Хочет так сильно, что все может случиться прямо здесь и сейчас, и Женя была к этому готова, без страха и без смущения, не думая ни о каких последствиях. Никогда прежде страсть к мужчине не захватывала ее с такой силой, и никогда прежде ни один мужчина не смотрел на нее и не касался так, как это делал Роман. Блаженство разливалось по телу, удовольствие было неземным нечеловеческим она боялась умереть, если он еще раз ее поцелует и знала, что умрет, если не поцелует.
Ледяная рука прикоснулась к Жениной шее. От испуга она пронзительно вскрикнула и теснее прижалась к Роману, он же гневно смотрел на кого-то, стоявшего у Жени за спиной.
Роман Дунаевич послышался тихий шелестящий голос, сходу и не разобрать женский или мужской, но кровь от него стыла в жилах. Роман Дунаевич Заждались вас Дунай Дунаевич гневается и Дана Светлановна огорчается
Женя попыталась обернуться взглянуть, кто же там, позади, чтобы не было так страшно, но Роман удержал ее железной рукой, не позволил смотреть, и с тем же холодным гневом сказал кому-то:
Уйди прочь! Не смей показываться я и сам знаю, что и когда делать. Убирайся!
Как прикажете, Роман Дунаевич шелестящий голос перешел в долгий вздох, отдалился, исчез.
Рома!.. Кто это приходил?.. пролепетала Женя, дрожа с головы до ног словно ее заколдовали в обратном порядке, из кипящего ключом молока перебросили в студеную воду
Никто, ответил Роман сквозь зубы и повторил: Никто!
Переспрашивать она не посмела, молча покорилась, когда он крепко сжал ее руку и повел к большой двустворчатой двери, ведущей в зал.
***
Праздник был чудесным наверное, самым лучшим праздником с музыкой и танцами в жизни Жени, а Дунай Дунаевич, дед Романа, оказался совсем не страшным. Положа руку на сердце, он был столь же невероятно красивым мужчиной, как и его внук, разве что с изрядной поправкой на возраст
Женя так и не смогла определить, сколько же паспортных лет «здешних мест хозяину» по всему выходило, что никак не меньше семидесяти, а на вид вот это было самое странное: Дунаю Дунаевичу с виду можно было дать и сорок, и семьдесят, и сто, в зависимости от того, как падал свет на его лицо с крупными чертами, улыбался он или хмурился, двигался или сидел неподвижно в громадном кресле, застыв, как статуя. Уточнять у Романа было неудобно, да и какая, в сущности, разница?..
В первую минуту, когда Роман, протиснувшись через толпу гостей, подвел ее к деду для ритуала знакомства, Женя ужасно струсила и уставилась в пол, не смея глаза поднять на величественную фигуру, задрапированную в маскарадный сине-зеленый плащ оттенок плаща немного напоминал цвет ее платья, но это, скорее всего, было случайностью.
Не бойся! шепнул Роман, крепче сжал ей руку, и Женя снова ощутила блаженное тепло и покой, перетекающее в нее, словно они были связанными сосудами. Он строгий, но добрый
Что молчите, как рыбы?.. пророкотал сверху мягкий бас. Долгонько же мы вас ждали, долгонько! Ты, Роман, представь подружку, дай посмотреть поближе
Дедушка, к чему эти церемонии? возразил Роман как ни в чем не бывало. Оставь ты их, пожалуйста, ради меня оставь Давай познакомимся как люди.
Дед не рассердился, только усмехнулся усмехались они с внуком очень похоже:
Ну-ну, будь по-твоему Как же зовут это прекрасное дитя?
Евгения несмотря на страх, Женя решила, что сама назовет свое не слишком благозвучное имя. Колени все равно дрожали, и она не нашла ничего лучше, чем изобразить подобие книксена похоже, это рассмешило или умилило Дуная Дунаевича. Он соизволил подняться во весь свой исполинский рост (в нем было не меньше двух метров, высокий, мускулистый и широкоплечий Роман рядом с ним казался человеком среднего роста и среднего сложения) и сам подошел к гостье:
Здравствуй, девонька добро пожаловать!
С спасибо
Ишь «спасибо»! Сама не знаешь, за что благодаришь, а благодаришь! Вежливая, это хорошо невеж не люблю
Женя, не зная, как реагировать на странную манеру Дуная общаться, покраснела и опять уставилась в пол
И скромная, с удовлетворением резюмировал длинноволосый великан с темной бородой и усами, глубоко вошедший в роль «морского царя». Спиртным от него не пахло, пахло странным травяным одеколоном, и еще чем-то неопределимым, приводящим на память волжские просторы, кровавые закаты и цветущие рощи по берегам
Ну что, дедушка, ты доволен? Роман говорил с Дунаем беспечно, по мнению Жени даже как-то легкомысленно, без трепета и чрезмерного почтения. Должно быть, знал свою силу любимый внук, и позволялось ему больше, чем другим.
Ночь коротка а я хочу с подругой потанцевать.
Ладно, идите уже, танцуйте, что вам тут со стариком стоять? Танцуйте, а я на вас посмотрю
Пока Женя соображала, нужно ли попрощаться, Роман снова покрепче перехватил ее руку и утянул за собой, в толпу веселых Дунаевых гостей
Дальше все было, как на настоящем балу. Оркестр, по знаку хозяина или по собственному усмотрению, игравший что угодно то вальсы Штрауса, то страстное аргентинское танго, то переложение популярных попсовых песенок, то медленные рок-баллады. Подносы с напитками и легкими закусками (Женя никогда еще не видела столько черной икры, кажется, ее не добавляли только в пирожные). Мерцание цветных ламп, создававших романтическое настроение. Выступления профессиональных певцов и уровень исполнения ни в какое сравнение не шел с корпоративной самодеятельностью. Гладкий пол, блестящий, как зеркало по нему так приятно было скользить и кружиться в новых туфлях, слушая упоительный шелест шелковых юбок, всеми порами впивая музыку и тепло, исходившее от рук Романа.
Она танцевала только с ним смотрела только в его глаза. Она почти не сомневалась, что видит сон яркий, реалистичный, связный, но все-таки сон. С ней такое бывало время от времени, сон и явь не то сплетались намертво, не то на время менялись местами, и даже если нарочно ущипнуть себя, сон не прервется и будет длиться, длиться, до тех пор, пока Создатель Снов где-то наверху не повернет тумблер, и все не станет «как положено». Повседневно, буднично и одиноко. Да, после таких волшебных снов, похожих на смесь костюмного европейского фильма и пряных историй из «Тысячи и одной ночи» пробуждение напоминало ломку, а заурядность жизни вставала поперек горла сухим комком невыплаканных слез.