Дин прекращает свои попытки, чтобы впиться в меня взглядом с другого конца подвала.
И что, значит я должен просто сдаться и гнить здесь? Черта с два. Лязг, лязг, лязг. На помощь!
Как думаешь, ему нужен ты или я?
Я слышу тяжелое пыхтение Дина в нескольких футах от меня. Он колеблется, прежде чем ответить, и с его губ слетает тихое рычание.
Ты.
Боже.
Я закрываю глаза, сдерживая новый поток слез. Несколько капель находят выход и скатываются по покрытым синяками щекам, задерживаясь на краю подбородка. Я вытираю их плечом.
Полагаю, ты счастливчик.
Это я-то счастливчик? Я прикован цепью к гребаной трубе в подвале психопата. Ты хоть какую-то ценность представляешь. А я покойник.
Я скорее умру, чем стану полезной этому психу. Ты ведь знаешь, что это значит, верно? Я подтягиваю ноги к груди, желчь подступает к горлу при одной только мысли. Он собирается меня изнасиловать!
Между нами воцаряется молчание, потому что, положа руку на сердце, что тут можно сказать? Ничего. Абсолютно ничего.
Мы оба знаем, что у меня на повестке дня, и никто из нас ничего не может с этим поделать. Но я не знаю наверняка, почему он похитил Дина. Может быть, потому, что тот видел лицо подонка?
Злость с привкусом горечи прорывается наружу, и я выплескиваю ее единственным известным мне способом.
Поверить не могу, что из всех людей мне выпало умереть здесь, внизу, с тобой. Наверное, Высшие Силы действительно меня ненавидят.
Серьезно? тут же огрызается в ответ Дин. Нам, вероятно, собираются выпустить кишки и изнасиловать, а ты затаила обиду на Высшие Силы? Господи, Кора.
Шатаясь и пытаясь удержать равновесие на своих высоких каблуках, я подтягиваюсь, скользя цепями по трубе. Мои колени дрожат, и я почти падаю обратно на усеянный мусором пол.
Почему ты не поехал? Я же сказала тебе гнать. Восходящее солнце льет все больше света в нашу проклятую дыру, освещая выражение возмущения на лице Дина. Стиснув зубы, я отвожу взгляд.
Хочешь сказать, что это я виноват? Я пытался тебя спасти!
Нажми ты просто на газ, он бы отпустил меня, и мы бы сейчас нежились в тепле и безопасности наших собственных постелей! Негодование буквально выплескивается из меня, и, возможно, Дин этого не заслуживает, но так проще. Это проще, чем принять реальность нашей ситуации.
Я вижу, как он явно оскорбленно качает головой, глядя на меня.
Ты просто нечто, Корабелла.
Я рассчитываю, что он продолжит. Я хочу, чтобы он сказал что-нибудь еще. Хочется, чтобы он заглотил наживку, обернул свой собственный страх и разочарование в злость и выплеснул ее прямо на меня.
Давай, вываливай на меня все, что у тебя накопилось, Дин.
Но на этом все. Он больше ничего не говорит, и я снова чувствую себя потерянной.
Я соскальзываю обратно на задницу, не в силах больше выдерживать на ногах вес своего тела и всей ситуации. Несколько мгновений спустя Дин тоже садится, вытягивает ноги перед собой и прислоняется спиной к столбу, закрывая глаза. Мои собственные кажутся сухими, а под веками жжет как от лимона. Моргать больно.
Между нами долгое время плещется тишина. Солнце взошло, освещая радостными, яркими лучами нашу темницу, проливая свет на мучительную правду о сложившихся обстоятельствах. Я почти желаю темноты. Она хоть немного сглаживает суровую реальность.
Я сижу, уткнувшись подбородком в грудь, когда дверь со скрипом открывается, и по ступенькам лестницы стучат громоздкие ботинки. Медленно, размеренно.
Тук. Тук. Тук.
Я резко вскидываю голову и впиваюсь взглядом в Дина, который смотрит на меня с таким же встревоженным выражением лица. Наши глаза не отрываются друг от друга, когда мы оба снова поднимаемся на ноги.
Мои малыши проснулись, произносит мужчина, появляясь у подножия лестницы. Его живот выпирает из-под слишком короткой для него футболки, а подмышки темные от пота.
К горлу подступает тошнота, и мне хочется выть.
Какого черта тебе нужно? рявкает Дин, лязгая наручниками о трубу. У меня есть деньги. Я могу перевести тебе все со своего счета.
Невысокий, коренастый мужчина заходится от хохота, а затем давится и сгибается пополам, начиная хрипеть. Когда он приходит в чувство, то выпрямляется и подходит к нам. Его маленькие глазки едва удостаивают Дина быстрым взглядом, а затем все его внимание фокусируется на мне.
В его взгляде застывает все то же плотоядное желание, что и ночью. Он разглядывает меня с ног до головы. Его взгляд останавливается на моей груди, и я пытаюсь сдвинуть плечи, чтобы хоть как-то прикрыться, но мои усилия тщетны. Наоборот, грудь колышится от моих движений, и мне кажется, что это его заводит. Я медленно отступаю назад, как будто могу куда-то деться, спрятаться.
Мы хорошо повеселимся вместе, котенок, говорит он мне, вытягивая губы для поцелуя и издавая отвратительный мурлыкающий звук.
Я чувствую, как моя решимость рушится. Сердце бешено колотится о грудную клетку, пытаясь вырваться, но я должна заставить его успокоиться. Бежать некуда.
Дин снова начинает греметь цепями, пытаясь отвлечь отвратительную свинью, которая раздевает меня своими бездушными серыми глазами.
Мужик, это глупо. У нас обоих есть семьи. Работа. Друзья. Они обязательно начнут нас искать. Тебе это никогда не сойдет с рук.
Мужчина снова заливисто смеется, но даже не смотрит в сторону Дина. Он продолжает пялиться на мою грудь, и высовывает язык, чтобы облизать тонкие губы.
Тесси Эванс и ее сводный брат-клоун несли ту же самую чушь, говорит он, шагая вперед. Еще ближе ко мне. Их мясо теперь компост в моем сарае. А из их костей вышли замечательные игрушки для собак.
С моих губ срывается вопль.
Я кричу, и кричу, и кричу, ослепленная слезами и дрожащая от ужаса.
Пожалуйста, не делай этого. Я не хочу умирать, выдавливаю я, брыкаясь ногами в сторону мужчины, который подходит еще ближе. Нет, нет, нет. Пожалуйста!
Проклятье! кричит Дин с другого конца подвала, все еще неистовствуя в своих цепях, как будто это как-то поможет. Как будто это поможет нам выбраться из настоящего ада.
Оставь свой боевой настрой на потом, большой мальчик, рявкает мужчина Дину, его внимание сосредоточено на мне.
Я чувствую, как зловонное дыхание касается моего лица. От него несет вареной морковью и бензином, вперемешку с вонью немытого тела. Я крепко зажмуриваюсь, мои плечи трясутся в такт рыданиям. Он наклоняется все ближе и ближе
Дай мне несколько часов, котенок, и я покажу тебе, как надо веселиться, бормочет он, подмигивая, его нос почти касается моего. Но сначала я должен организовать пропажу вашей машины.
О боже.
Он отступает назад, переводя взгляд с меня на Дина, затем разворачивается и, посвистывая, исчезает на лестнице.
Я падаю на пол ничком, плача и трясясь.
У меня нет никаких сомнений, что он собирается убить нас. Сначала он развлечется, а потом перережет нам глотки и скормит наши тела своим собакам.
Проклятье. Гребаный ад. Гребаный, мать его, ад!
Дин продолжает бубнить, меряя шагами крошечное пространство, которое ему позволяла цепь, а затем тянется к трубе, надеясь каким-то образом ее сломать. Он дергается и напрягается, сердито рыча, и я начинаю искренне беспокоиться, что он сломает себе запястья.
Это бесполезно, тихо говорю я, прислоняя голову к металлическому столбу, который приковывает меня к этому кошмару. К этой тюрьме. Мы в ловушке.
Я не сдамся.
Я наблюдаю за ним сквозь пелену слез, пока он продолжает свои бесполезные усилия, издавая стоны и проклятия.
Ты поранишься.
Рывок. Выкручивание. Крик. Ругательство.
Уверен, что тебя ужасно волнует эта мысль, ворчит он.
Я закрываю глаза и прерывисто вздыхаю. По щекам снова катятся слезы.
Как ты думаешь, нас уже кто-нибудь ищет? Задаю я вопрос, на самом деле не ожидая ответа узнать его нет никакой возможности.