Понимая, что не способен выслушать, а тем более осмыслить всё, что Ленка думает о таких серьёзных вещах, как алкоголизм, кризис среднего возраста, воспитание в муже человека, Данил пренебрегая правилами вежливости, обратился с проблемой к Лёхе.
Ты говоришь, никаких подозрительных шорохов не слышал? медленно проговорил ему Данил, попутно жестами стараясь изобразить то, что Лёха не понимал словесно.
Тот закатил глаза ко лбу, как будто хотел разглядеть те мысли, что ещё могли оставаться в его заспиртованном мозгу.
Какие шорохи? встряла в разговор Ленка, дав понять, что её монолог окончен, и она с удовольствием поможет разобраться и в этом непростом деле. У кого ты спрашиваешь? Он себя-то не помнит. После обеда он у нас в уборной сидит, пока не замычит, его оттуда не выгонишь. У него там нычка в ведре с бумагой припрятана, пояснила она, ехидно поглядывая на своего благоверного. А с вечера, насколько я помню, ты присоединяешься к его празднику.
Она выдохлась и, склонив голову на бок, застыла в этой выразительной позе, приготавливаясь к новой атаке.
Чего ты, оголтелая, тень на плетень наводишь, с усилием выдавил из себя Лёха, словно только что вернулся в сознание, ничего там нет. Правильно тебя Данила глупой бабой называет.
Конечно, нету там ничего, передразнила она его. Это теперь нету, а вчера было, я сама видела!
Так то, может, там вода была. Ты её нюхала? вяло попытался защититься обиженный Лёха.
Как же, вода. Пробовала я твою воду.
Ленка противно захихикала, сверля торжествующим взглядом то Данила, то мужа. Лёха не сразу нашёлся, что сказать в ответ на бесстыдное вероломство жены.
Так это ты, курва, полбутылки испробовала? Ууу завыл он, внезапно потеряв обычную безмятежность, поднял руку и всей пятернёй залез ей в лицо. Ууурожа.
Ленка испуганно завизжала и с трудом оторвала его руку от своего лица.
Это у кого рожа? Ты на свою рожу посмотри, истошно закричала она и вцепилась скрюченными пальцами прямо в толстые щёки супруга.
На этот раз они пропали за забором надолго. Время от времени долетали приглушённые вопли Лёхи, забор ходил ходуном, грозясь свалиться в его огород.
Тьфу ты, сплюнул Данил на траву, качнул подгнивший столб и тупо уставился под ноги.
Минут пять он слушал их возню и, не дождавшись конца семейного противостояния, побрёл назад к коровнику. Обошёл ветхую постройку кругом. Не найдя никаких следов, не воскресив в памяти ни единой детали, ведущей к обнаружению своей любимицы, решил пойти в лес, поискать там.
Побеги коров случались и раньше. Всех находили в лесу целыми и невредимыми. Бывает, заблудится, напугается шороха какого-нибудь, стука, шарахнется в сторону и потеряет тропу, плутает, плутает, по рёву её и находят, а ещё случается, забудет хозяин ворота закрыть, она туда шасть и давай по деревне шляться, пока хозяин спохватится, глядь, а она уже в лес упёрлась. Тянет их туда, что ли. Трава там хорошая: сочная, густая, не то что в деревне, всю выкатали гусеницами трактора. Ну а как без них пахать, боронить никого вручную не заставишь. А травка чуть только проклюнется, они её ну давай укатывать. Вот и получается, чуть ветер дунет пыль столбом, полные глаза и рот, не успеваешь отплёвываться, а чего вы хотели песок голимый.
Деревню когда-то построили на берегу Оби. Прямо на изгибе реки. Мощная река была, норовистая. Это ещё деды рассказывали. Да только не по душе ей стало изворачиваться. Кидалась она в берег, кидалась, да и проложила себе путь попрямее. А потом и вовсе ушла вёрст на девять к западу. Осталась от Оби старица Дочкино озеро. Один берег пологий, Ведьмин луг зовётся, другой высоченный, песчаный, весь заросший облепихой. Кто не знает, где тесная тропинка протоптана, вряд ли продерётся через сплошные колючки. Местные рыбаки шастают хоть бы хны. Зато караси какие хорошие, если место прикормленное. Лини их вообще чистить не надо, их ещё «золотым карасём» называют: чешуи у них нет.
Проходящие мимо деревни интересуются: чья дочка в озере утопла?
Старожилы посмеиваются в бороду типун на язык вам, пустозвоны, все наши дочки, слава Богу, живы здоровы! И тут же рассказывают душераздирающую историю о корове из соседнего села по прозвищу Дочка.
Данил и сам мальчишкой плакал, когда дед рассказывал ему эту историю. Суровый и молчаливый в будни, в праздники, после бабулиной наливки, дед становился добрым и словоохотливым. Он усаживал маленького Данила на колено и начинал повествование. Дрова в камельке щёлкали, жар смаривал деда в сон, и на середине рассказа он засыпал. Но маленький Данил всё равно заливался слезами, потому что знал эту историю наизусть.
После войны эта беда случилась в Сидоровке. Послала мать Тамарку с Райкой корову пасти. А чего с девчонок взять: заигрались они на пригорке. Шалашик из веток мастерят, а сами с бугорка поглядывают, как их Дочка травку щиплет.
А в ту пору поселенцы, что в малых казармах обитали, дёготь в лесу гнали да золу в болото сваливали. Ну, видать, мох там и шаял. Почто корова туда попёрлась, никто не ведает, не учуяла, знать, опасность. Провалилась в самый пыл.
Девки уж и пол настелили и цветы в щели шалаша натыкали, вдруг слышат, ревёт их корова, как скаженная. Они кинулись вниз с пригорка, а Дочка пронеслась мимо них, точно не признала. Девчонки за ней, да куда уж им угнаться, потерялась она из виду. Покружились они по увалам, покричали, да и пошли домой сдаваться.
А Дочка пять вёрст через лес отмахала, потом по лугу неслась до старицы Оби и прямо в воду обожжённым выменем сунулась. Заревела, страшно так, прямо, как человек, да и кончилась от разрыва сердца.
Отсюда и повелось называть старое русло Дочкиным озером.
А про Ведьмин луг Данил помнил смутно. Вроде племена какие-то жили в тайге ещё до революции. И колдуньи из этих самых племён совершали свои злодейские обряды на пологом берегу Оби.
3.
Солнце стояло высоко. День выдался погожий, ветра не было.
Капельки пота стекали с лица прямо за шиворот старого военного плаща. Данил вышел на дорогу, проложенную телегой, и подался вверх по увалу, останавливаясь время от времени, если покажется сломанная близ обочины ветка или полёгшая трава.
Он не боялся ходить по лесу. С тех пор, как от него ушла жена, он топил своё горе в самогоне и бродил по лесу, пьяный и дурной, с утра до вечера. Часто забывал поесть и много думал. Думал о своей непутёвой жизни, о мечтах, которым так и не суждено было сбыться.
Он много учился, много работал, много Сначала в техникуме, потом в институте. Утром горы книг, кипы бумаг. Вечером мазутные детали трактора. Ему прочили председательскую должность и, когда на выборах сельчане поддержали его кандидатуру, он некстати влюбился.
Познакомился в городе с милой доброй девушкой. Любовь застала его врасплох. Всё, что он умел и знал, всё, чего хотел, к чему стремился, перестало вдруг быть необходимым.
Света заслонила собой всё. Маленькая, лёгкая и смешная. Её всё время нужно было спасать. На неё нападали гуси, бодали козы. У неё поднималась температура от укусов комаров.
Даже теперь, спустя столько времени, Данил вспоминал об этом с улыбкой. Света была слишком молода, слишком беспечна. Она не собиралась на всю жизнь пропасть в деревне. Ей всё казалось временным. Она любила повторять: «Скоро начнётся совсем другая жизнь»! Он её понимал. Надо вырасти в деревне, чтобы полюбить её навсегда. Каждую улочку, каждое дерево, шумящую рощу за околицей, осенний запах догорающих костров, утренний клич петуха, размеренность и покой.
Он был готов согласиться с ней, плюнуть на всё. Самое главное ведь у него уже было
В этот период и появились они доброжелатели.