Когда я открыл глаза, то не сразу понял, где нахожусь. Правда, озарение пришло довольно быстро. Белые стены большого помещения, в купе с казёнными железными кроватями, на которых в разных позах разместились перебинтованные и загипсованные мужики, более чем наглядно говорили о моём месте нахождении.
Откинувшись на подушку, я постарался было восстановить в памяти события дня, приведшие меня на больничную койку. И вот тут, дверь в палату открылась и в мою сторону целенаправленно двинулась довольно крупная медсестра с термометром в руке.
Выспался, боец, улыбаясь, и одновременно грубовато поинтересовалась она, протягивая мне ртутный градусник.
И вот тут, сам не знаю почему, я спросил у неё, какое сегодня число. На что вся палата разом громко заржала, а медичка, смастерив грозную физиономию, зачем-то пообещала отправить меня в вечный нокаут, если я хоть раз, об этом ещё её спрошу. И только когда агрессивная дама удалилась, мужики объяснили причину своего смеха:
Ты, паря, когда вчера вечером здесь объявился, всё время про числа у сестрицы спрашивал, причём каждый раз, когда она в палату заходила.
Ощутив себя полным придурком, я повернулся лицом к стене и уже был готов снова уснуть, когда хромой сосед по палате, нависнув над моей койкой, бесцеремонно стукнул по ней своим деревянным костылём. Убедившись, что я не сплю, он чуток согнулся и тихо прошептал.
Слышь, боксёр, а твой противник до сих пор в реанимации отдыхает.
Не совсем понимая смысла его слов, а тем более весь трагизм произошедшего, я приподнялся на койке и переспросил:
Какая реанимация? Чего ты мелешь?
А такая, ехидно кинул на ходу трёхногий, неуклюже оглядываясь через плечо. Руками меньше махать надо, здоровее будете.
Чувствуя, как в голове вновь поднимается какая-то жуткая муть, тяжело встаю с кровати и, слегка покачиваясь, бреду к умывальнику. Горсть холодной воды, направленная в лицо, малость просветлила мои мозги и даже дала короткое облегчение. Правда, то, что я увидел в зеркале секундами позже, повергло меня в очередной шок. Чья-то опухшая, темно-лиловая физиономия пялилась на меня оттуда сквозь узкие щёлки конкретно отёкших глаз.
Ложись, парень, в койку, и давай поменьше шастай, крикнул мне мужик с перевязанной головой. Постельный режим у нас с тобой, брат, и это как минимум на две недели.
Прекрасно понимая, что других вариантов просто быть не может, возвращаю тело в горизонтальное положение и, закрыв глаза, почти сразу впадаю в сладкую дрёму, что длилась вплоть до самого врачебного обхода.
Угрюмого вида пожилой доктор, очень смахивающий на сказочного Айболита, минут пять тестировал меня на рефлексы, после чего, удовлетворённо крякнув и напомнив про обязательный постельный режим, перешёл было к следующему пациенту. И вот тут дверь в палату резко распахнулась, и стройная медичка с марлевой повязкой на лице бросилась бегом к врачу и что-то тихо зашептала ему на ухо. Последний, не дослушав её, мигом сбрасывая с себя груз прожитых лет, быстро поднялся со стула и, коротко выругавшись, поспешил к выходу. Вслед за ними к дверям ломанулся и хромой сосед по палате, вероятно, очень большой любитель всего жареного и острого.
Вернулся он минут через пятнадцать и, ничего никому не сказав, гулко стуча костылями, проскакал к своему лежбищу. Казалось бы, все обычно, но брошенный им в мою сторону беглый взгляд был более чем странный. Вслед за ним из дверного проёма выпорхнула медсестра и с ходу мне что-то вколола, после чего я проспал до самого вечера. И только на следующий день до меня дошло страшное известие, ввергшее меня в жуткую и достаточно долгую депрессию.
О том, что Борька умер, так и не придя в сознание, мне шёпотом поведал всё тот же неугомонный калека. Его, как и всех других, предупреждали о возможных нежелательных последствиях этого сообщения, но это было, как говорится, выше его сил.
Глава 7
Минуло полных два месяца, как меня выписали из больницы. Но моё душевное состояние оставляло желать лучшего. Постоянно давящий груз вины за смерть человека сделал из меня какое-то безвольное существо. Я мог сутками лежать на диване, уставившись в одну точку, совершенно не обращая внимания, ни на кого и ни на что. Родственники и знакомые всячески пытались вывести меня из этой жуткой душевной депрессии, но все их попытки были безрезультатны. Словно сговорившись, они твердили одно и то же: что типа, это бокс и что на его месте мог легко оказаться я сам. Кто-то из них даже раздобыл бумагу, в которой было написано, что у Борьки накануне боя уже была травма головы, и выходить на ринг ему было просто нельзя. Мой же лечащий врач, лишь разводил руками и в который раз твердил родителям: их сыну может помочь только сильная эмоциональная встряска, и пока те гадали, как её мне организовать, жизнь сама внесла свои, достаточно хорошо просветляющие мозги коррективы.
Все произошло поздним летним вечером, когда пожилая приятельница моей матери, просидев у нас в гостях едва ли не до полуночи, вдруг опомнилась и стала умолять меня проводить её домой. Даму вдруг осенило, что шататься ночью одной по городу вовсе небезопасно.
С трудом оторвав от дивана расслабленное, уже готовое ко сну тело, лениво пихаю ноги в кроссовки и тяжело волоку их по безлюдному городу вслед за невероятно болтливой тёткой.
Равнодушно пропуская мимо ушей её пустой, никому не интересный трёп, с облегчением доставляю даму до места проживания и оставляя за спиной слова благодарности, круто разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.
Успел я пройти максимум метров сто, когда впереди по курсу нарисовалась компанию парней, которая нагло и явно намеренно перекрыла мне дорогу. Окинув равнодушным взглядом их серьёзные лица, вяло отмечаю, что парочку пацанов я знаю точно. Крайний и самый возрастной из них не раз забегал к нам в боксёрский зал, чисто поработать со снарядами. Второго, что выдвинулся чуть вперёд, мне как-то издали показывал друг Генка, отлично знавший всю пацанскую шпану нашего района.
Запомни этого перца, наставлял он тогда, погоняло его Крыса. Но не дай Бог ляпнуть так при нём, сразу на перо поставит, ахнуть не успеешь. Любит он, гад, это дело, два срока за ножи поимел, и всё не уймётся: чуть что не так, сразу в бочину целит.
Именно тот самый Крыса, как самый авторитетный из компании, зло ощерившись и беря на себя груз лидера, решительно и почти вплотную выдвинулся ко мне.
Куда путь держишь, боксёр? развязно поинтересовался он, дыхнув мне в лицо перегарным смрадом. Получив ответ, парень с натурально крысиной, украшенной редкими рыжими усиками рожей противно усмехнулся и, оглянувшись на свою заметно напрягшуюся кодлу, зло прошипел:
Слыхали, пацаны, он домой рулит. Спровадил нашего кореша на два метра под землю и знай себе, гуляет, от жизни тащится.
Чувствуя за собой конкретную вину и ещё не совсем понимая смысла этого откровенного наезда, я начал было вяло оправдываться штампованными фразами: мол, так вышло, в спорте всякое бывает. Но меня не слышали. Продолжая дышать в лицо какой-то тухлятиной, Крыса вновь угрожающе зашипел:
Пасть свою закрой и слушай сюда. За дружбана нашего ты нам отступных отвалишь, а после живи себе дальше. Ну, а если нет, прямиком к Борюсику отправим, даже не сомневайся. А там можете снова бить морды друг другу, у вас это не хило получается.
Доходчиво обозначив цель своего наезда, центровой, похоже очень довольный своей мерзкой шуткой, невероятно противно хохотнул.
Почему платить вам, а не родственникам? всё тем же равнодушным тоном поинтересовался я.