204. Итак, является ли тождество с самим собой воображаемой характеристикой, характеристикой, полученной из тощей древесины школьных знаний? Может показаться, что это так, и так оно и было. Однако, если бы это было так, нам пришлось бы пойти дальше. Мы неизменно приписываем непроницаемость предметам восприятия людей. Но в большинстве случаев восприятия телесных вещей со свойствами посредством одного лишь чувства зрения сознание непроницаемости отсутствует, характеристика непроницаемости, восходящая к тактильным и моторным ощущениям, заменяется характерной для лица характеристикой простого заполнения пространства. Каждый предмет, кроме того, заполняет промежуток времени, причем не исчезающе малый, а косвенно измеряемый, пропорциональный, как показали психофизические исследования времени. Каждый предмет, кроме того, организован как звено во временном ряду изменяющихся содержаний сознания. И все же мы не всегда осознаем эти временные отношения (1). Аналогично и с характеристикой идентичности. Она тоже не отсутствует без исключения. Напротив, она всегда становится очевидной, как только мы обращаем внимание на то, как воображаемое представляется. Тогда кажется столь же неопровержимым, сколь и тривиальным, что в каждой воображаемой вещи мы находим тождество с собой. Какой бы предмет мы ни выбрали, мы находим каждый из них в этом состоянии тем, чем он является; ни один из них, пока мы представляем его таковым, не становится другим, не уходит в себя. Если предмет изменяется, он становится другим в той мере, в какой он изменился. Таким образом, как временные отношения предметов не проявляются в постоянном сознании их временности, так и тождество каждого предмета с самим собой не приводит к сознанию этого тождества каждого предмета с самим собой. Хотя у нас часто отсутствует сознание времени, мы непоколебимо заключаем, что каждый предмет стоит во времени. А заключаем мы это потому, что, когда мы наблюдаем сознание, мы находим его без исключения во временных отношениях. Точно так же мы должны придерживаться того факта, что каждый предмет тождественен с самим собой, хотя идея тождества с самим собой осознается лишь в исключительных случаях, как характеристика в предмете, который тождественен с самим собой. Поэтому мы должны вернуться к предыдущему рассмотрению (151), чтобы продолжить его. Если брать психологически, то в идее содержится то, что реально воображается в ее предмете; если брать логически, то, напротив, то, что можно четко выделить в ней в соответствии с состоянием нашего анализа содержания, присуще каждому предмету. В фактическом запасе нашего меняющегося хода воображения то в один, то в другой раз могут быть неотчетливыми те признаки, которые требуются как отчетливые в логически определенном предмете. Любая существенная черта предмета также может временно оставаться неотчетливой, если наше внимание не обращено на ее воспроизведение. Такие признаки могут даже иногда отсутствовать в фактическом инвентаре нашего научного мышления, поскольку наше научное мышление в своем фактическом течении лишь в исключительных случаях соответствует логическим нормам. Если, таким образом, оно действительно отсутствует в нашем воображении, то оно может быть бессознательно возбуждено или даже заторможено для этой формы репродуктивного возбуждения. Оно может даже стать временно или навсегда невозбудимым, т.е. забытым. Выключения такого рода происходят, в частности, когда сверхпороговые стимулы для восприятия или ассоциативного воспроизведения регулярно повторяются или остаются эффективными в течение длительного времени. Психологические модификации воображения, однако, и здесь не затрагивают наши логические круги. Если, с точки зрения логики, то, что может быть показано в каждом предмете в соответствии с состоянием нашего анализа его содержания, присуще ему, то из этого следует, что мы должны рассматривать тождество с самим собой как характеристику, которая одинаково принадлежит каждому предмету, каким бы ни было его содержание. Ибо мы находим это тождество с собой в каждом предмете, как только обращаем внимание на то, как он представлен.
205. Более того, тождество с самим собой не является характеристикой объективного, которая была бы общей с другими видами сознания, которые тогда должны были бы быть поняты как беспредметные. Скорее, это характеристика, которая принадлежит только объективному, т.е. характеристика, присущая только ему, и в этом отношении сущностная характеристика.
На первый взгляд, это кажется парадоксальным. До сих пор мы отличали предметы мысли от самой мысли, от сформулированных и несформулированных суждений. Действительно, никому не придет в голову сомневаться в том, что суждение, сформулированное суждение, а также вывод, определение, описание, классификация, доказательство, метод и т.д., короче говоря, любой процесс мышления как таковой, тождественен самому себе. Но несомненно и то, что каждая из этих форм мышления, как и каждое из конкретных слов, которыми мы их обозначаем, являются предметами, которые, как и все предметы, обладают содержанием и объемом, то есть эпитетами, которым мы приписываем определенный состав. Именно в природе мысли заложено то, что она может сделать себя, т.е. каждый вид своих операций, предметом.
Но возражение можно обобщить. Разве наши чувства и воления, а значит и сознание в целом, не имеют права быть тождественными самим себе? Не является ли тогда тождество с самим собой характеристикой, общей для всех видов воображения, в более широком смысле, для всех видов чувства и желания, то есть характеристикой сознания рода? Здесь, в другом повороте, возобновляется идея, которая уже встречалась в предыдущем месте (193). Мы устраняем это возражение так же, как и только что рассмотренное более узкое. Несомненно, мы должны представить себе каждое отдельное чувство и каждый отдельный акт воли, так же как и каждый вид чувства и акта воли, более того, роды чувства и воли, и, наконец, на этой психологической лестнице, род сознания в целом как тождественный самому себе. Но все это возможно только в том случае, если мы объективно постигаем каждое отдельное чувство или волевой акт, а также каждый из вышестоящих родов, включая сознание. Иначе говоря, мы не только переживаем чувства и волевые процессы, но и способны через самовосприятие определить содержание каждого чувства и волевого процесса, далее обобщить общие черты различных этих процессов через абстрагирование в виды и роды и, наконец, связать их в ряды психологического порядка. Короче говоря, мы можем объективно постичь не только наше мышление, но и наше чувство и желание, т.е. мы можем получить представления о нашем чувстве и желании. Воображение, как мы уже видели (49), выходит, так сказать, за пределы своего значения: оно выходит за пределы всего, что может быть дано нам в сознании. Если то обстоятельство, что мы можем объективно постичь мышление, является необходимым условием возможности всякого логического исследования, то то обстоятельство, что мы можем также объективно определить наше чувство и желание, является необходимым условием возможности всякого психологического исследования. Мы определяем родовое содержание чувства, говоря, что в нем мы сознаем состояние, в которое нас вводит некоторый стимул, и т. д. Тождество с самим собой является, таким образом, общей характеристикой сознания, а следовательно, и каждого из его видов и отдельных форм, в той мере, в какой сознание и его виды понимаются объективно. По этой самой причине оно является собственной характеристикой для всего, что становится для нас предметным.