Но кажущиеся выводы из этих рассуждений на самом деле являются скачками мысли. В нынешнем контексте мысли полифилетическая гипотеза происхождения языков просто приводит к вопросу: как можно разделить гипотетические исходные языки, которые должны быть предположены как независимые? Ответ может быть только один: В той мере, в какой между отдельными языками существует сходство между корнями и соответствующими значениями или сходство в языковой форме. Ибо там, где оба языка были бы едины, мы должны были бы ввести генеалогические отношения. Единственный путь назад за пределы запаса языка ведет к психофизическим и социальным условиям происхождения языка. Если мы хотим выйти за пределы языка, и особенно к расам, мы должны быть в состоянии показать, что в этих первобытных сообществах языковая и племенная общность совпадали, или что, по крайней мере, между ними существовали несравненно более прочные отношения, чем можно утверждать для исторических времен. Будет трудно найти убедительные причины для этих предпосылок. Пока мы будем зависеть от таких неадекватных расовых типов, какие мы имеем в настоящее время, и пока расы и языки будут сталкиваться друг с другом таким образом, как можно заключить в настоящее время по аналогии исторических наблюдений, даже для доисторических времен, разделение рас не может внести ничего существенного в решение о языках, или наоборот. Там, где дискуссия может быть сфокусирована более остро, как в случае с индоевропейскими языками, этот факт очевиден. Замечания Шрейдера показывают это в деталях. Если эти дискуссии формулируются в более общем виде, то они становятся жертвой судьбы экспозиции Уитни, не являясь настоящим центром и, следовательно, оставаясь неокончательными.
Мы могли бы столкнуться с последней аналогией с естественно-историческими типами, если бы попытались выяснить, допускают ли формальные типы языковых стволов, или, по крайней мере, генеалогические типы внутри отдельных языковых стволов, определенный порядок следования. Например, в соответствии с силой, с которой решаются задачи языка для мышления и передачи мыслей в, казалось бы, разных по корню языках или родственных по корню языках племени. Такое «возвеличивание языка» было бы возможно в пределах внешней формы языка, если бы мы имели право, оспариваемое выше, рассматривать общие формальные типы изолирующих, агглютинативных и флективных языков или любые другие такого рода одновременно как типы языковой градации. Ведь тогда можно было бы сделать вывод, что это дальнейшее образование, осуществляемое в благоприятных случаях, приведет к восходящему ряду. Если отбросить это предположение, то ответ на более общий вопрос должен будет также учитывать, помимо грамматического запаса в узком смысле, внутреннюю языковую форму, а также богатство корней. Но кажется, что этот вопрос не допускает твердого ответа ни в общем, ни в частных случаях; еще меньше, чем в случае животных и согласно замечаниям Неджели даже в случае растений. Факты языкового развития скорее указывают на то, что идея о постепенном развитии «языковой идеи», которую Штейнталь записал после процесса Вильгельма фон Гумбольдта, вряд ли оправдана. По всей видимости, очень разные способы формирования языка могут примерно одинаково соответствовать языковым функциям в мышлении и общении. Поэтому важность дискуссий по этому вопросу, которые обычно ведутся в общих работах по лингвистике, состоит главным образом в том, что они могут сориентировать нас относительно этих различных путей и тем самым расширить наш интеллектуальный горизонт задача, с которой исследование Вильгельма фон Гумбольдта о разнообразии языковой структуры человека до сих пор справляется непревзойденным образом.
Примечания
1) Агглютинативные языки это языки, в которых слова присоединяются к другим словам для выражения отношений, без фиксированного слияния, как в инфлективных языках. Разумеется, нельзя провести четкую границу между этими двумя языковыми жанрами. [Meyers Großes Konversationslexikon, Vol. 1. Leipzig 1905, page 168 / wp].
IX. Типы периодов
При трактовке формальных типов внешней языковой формы как языковых стадий мы столкнулись с типичными типами, которые незначительно отклоняются от периферии рассмотренных до сих пор типов. Такая трактовка, однако, мало вероятна. Но ясно, что каждое деление развития языка на периоды пытается разделить текучую связь, что периоды, которые мы можем выделить в каждом развитии языка, сами являются типичными членами. Типы этой группы, типы периодов, даже намного старше, чем морфологические, генеалогические и репрезентативные типы организмов и формальные, формально-материальные и репрезентативные типы языков. Более того, они свойственны всем этапам развития. Они обнаруживаются не только в лингвистике, но и в космогонии, которая в определенной степени научно сжата, в геологии, в науке об органическом развитии, в политической истории, в истории экономических и социальных отношений, в истории всей человеческой культуры, включая науки, искусства и религию. Во всех этих науках о развитии изменчивая взаимосвязь процессов, которые они призваны изучать, обнаруживает ряд единообразия. Соответственно, наши логические рассуждения должны проводиться по отношению ко всем им, и полученные нами типы должны логически раскрывать в основном одну и ту же структуру.
Достаточно обсудить логические моменты, которые здесь рассматриваются, с преимущественным отношением к истории в самом узком смысле, к политической истории.
Следует сразу же отметить, что эти деления, не в результате изменчивых отношений их членов, а в силу своеобразия деления в целом, делают необходимым уход с почвы традиционной теории в другую сторону. Что касается взаимосвязи определения и деления, то логика утверждает, что только общее, род, может терпеть деление, поскольку только в нем реализуется понятие протяженности как олицетворение вида, более того, особи. Теперь приписывать отдельным объектам объем, аналогичный общему, конечно, столь же фактически абсурдно, сколь и формально допустимо. Тем не менее, хотя отдельных вещей не существует, есть концепции изменяющихся отношений и представления о развивающихся процессах в отдельных вещах, которые допускают, более того, требуют разделительного расчленения. Особенно развитие отдельных процессов, которое нас здесь интересует, требует разделения на периоды развития, или стадии, или фазы, или, при особых условиях, на эпохи развития; точно так же, как и развитие общих понятий процессов. Там, как и здесь, мы находим объективные импульсы к систематическому разделению всего развития отдельного объекта, будь то историческая личность, государство, продукт гуманитарных искусств или техники, наука, религия, участок земной поверхности, сама наша Земля, наша солнечная система или космос в целом. Здесь, как и там, члены охватывают область целого; там объем в логическом смысле, здесь общая теория процессов и их отношений. Здесь также необходимо основание для деления; и оно тоже в конечном счете восходит к содержанию делимого целого, т.е. здесь к ходу развития, если деление является концептуально определенным, классификацией. И здесь также это основание деления является родовым для тех видов различий, которые отделяют друг от друга отдельные члены, т.е. периоды развития. И здесь, наконец, могут быть применены все виды деления, которые допускает всегда текучая связь членов: Два, три и много делений, кроме того, схематические, диагностические или так называемые искусственные и так называемые естественные классификации.