Без двадцати четыре оцепление заняло свои места, и мы с работником милиции, начальником охраны и инженерами пошли проверять «опасную зону». В помещениях было пусто, но завод продолжал работать: гудели невидимые машины, периодически где-то что-то с шумом обрушивалось, и тотчас раздавался резкий, пронзительный звонок. Мы торопили опаздывающих одиночек и торопились сами в половине пятого должен был прогреметь взрыв. В четыре я последний раз проинструктировал начальника оцепления и направился к цеху.
Одну минуточку, загородил мне вдруг дорогу запыхавшийся главный инженер. Ради бога, извините. Совершенно завертелся, закрутился и забыл Разрешите только двух человек Вон в то помещение. Они за приборами присмотрят, и больше никуда. У нас же непрерывный процесс Как бы чего
Седой, уважаемый человек смотрел просяще, и я не знал, что ему ответить. Было неловко за свою нерешительность. И боязно за нарушение выстраданной программы.
Пойдемте Взглянем как можно независимее пригласил я главного.
Осмотр места, где нужно было оставить рабочих, совершенно меня успокоил: за двумя капитальными стенами, одна из которых не имела даже оконных проемов, можно было чувствовать себя в безопасности.
А-а, что с вами делать! Давайте сюда ваших наблюдателей. Припугнем их только хорошенько
Два молодых, крепких парня все понимали. Конечно, они будут сидеть «как мыши», и из-за этой стены внутрь цеха выйдут, разумеется, не раньше, чем через пятнадцать минут после взрыва. Короче, мы остались довольны друг другом.
Десять минут пятого Цепляясь за обломанные скобы, мы с лейтенантом жуками ползем вверх по трубе. Лезть уже неопасно: «дорога» приведена в относительный порядок подправлены скобы, в самых трудных местах рабочие вогнали дополнительные штыри. Но тащить на себе даже три килограмма взрывчатки утомительно. Я стараюсь полегче двигать ногами, потому что ниже карабкается мой товарищ, а на трубе толстый слой пыли. Нас разделяет одна скоба. После каждого «шага» я останавливаюсь и принимаю у него конец зажигательной трубки с капсюлем-детонатором. Потом, пока я перебираюсь на следующую «ступеньку», трубку держит он.
Крепление заряда не отнимает много времени все это уже продумано и отрепетировано. Три килограмма тротила плотно прижаты к шершавой поверхности снаряда. Огнепроводный шнур аккуратно привязан к последней скобе.
Теперь вниз. Где-то там, за корпусами цехов, ждут люди. Но мы не торопимся. Кто-то сказал, что альпинисты разбиваются при спуске. Нам это ни к чему.
Ноги с трудом достают конус бункера. Стоя на нем, мы сейчас подожжем остро срезанный кусочек шнура. Мой товарищ неторопливо достает спички.
Четыре часа двадцать четыре минуты Где-то совсем близко оглушительно и тревожно завыла сирена. Глухим басом отозвался заводской гудок. Для тех, кто за оцеплением, наступили томительные минуты ожидания. Мы потеряли много времени с наблюдателями надо торопиться.
Сапер умудрился где-то подмочить коробок. Он осторожно чиркает и, бормоча в порядке самокритики ругательства себе под нос, выбрасывает спичку за спичкой. Мой коробок в кармане шинели, в цехе, который станет нашим укрытием. Я спрыгиваю с бункера и бегу за ним. Приношу. Но теперь мне никак не дотянуться до руки лейтенанта. Прилаживаю коробок на обрезок водопроводной трубы. Подаю.
Наконец над головой раздается характерное шипение, и из ладоней сапера брызжет узкий пучок искр. Лейтенант секунду любуется ими, затем осторожно спускается по стенке бункера и тяжело спрыгивает вниз. Мы машинально засекаем время и подчеркнуто неторопливо выходим из цеха.
Четыре часа двадцать семь с половиной минут Пока горит шнур, у нас еще уйма времени. Хоть бы отдышаться чуть-чуть! Здесь, за толстыми бетонными стенами соседнего здания, можно, наконец, спокойно покурить и поинтересоваться друг другом. Сапер начинает первым.
Давно училище кончил?
В прошлом году. Арттехническое. А ты?
В этом. Слушай, а как же ты артиллерист, а занимаешься подрывными работами?
Я по боеприпасам кончал. Пиротехник Ленинградец?
Ага. Мать у меня тут. Вот время как тянется
Не говори
А эта труба, знаешь Она еще ничего. Я недавно читал в Польше на двести шестьдесят метров строят. Вот бы в такой?
Да
Совершенно отчетливо слышно, как идут часы на его и на моей руке. Даже гул работающих машин не заглушает монотонного тиканья.
Четыре часа тридцать шесть минут
Сейчас «долбанет»
Сапер перевел дыхание.
Вдруг в мертвой неподвижности пустого двора что-то изменилось.
Смотри!
Прямо против нас шевельнулась дверь, и показалась взлохмаченная голова. Скрылась. Снова появилась. За ней другая. Первый вышел, огляделся. Второй нерешительно остановился в дверях Рабочие, оставленные главным инженером!
«Что они делают?! Сейчас ведь».
Мы заорали что-то дикое, непонятное, и тотчас рев генераторов проглотил наш крик
Тогда, отчаянно размахивая руками и надрывая глотки, мы выскочили не сговариваясь. Парни со всех ног помчались обратно. Я круто развернулся. Сделал прыжок. Другой. Вдруг раскололось небо. Мелькнули длинные ноги товарища. Я со всего размаха врезался в бетонные плиты пола. Перед глазами черная, беспросветная стена
Четыре часа тридцать семь минут
Возбужденные, задыхающиеся, вжавшись в корявые стены, мы смотрим, как медленно и торжественно оседает взлохмаченное облако из остатков бывшего цеха пыльных камер.
Все. Пошли.
Может, подождем?
Да ну, пошли!
В метре от дверей валяется огромная искореженная глыба. А весь двор выстлан удивительно ровным и свежим слоем влажной буроватой земли. И снова монотонная оглушительная тишина
Мы осторожно продвинулись к зияющей ране входа в многострадальный цех. И вдруг
Взбудораженная взрывом, любопытная, буйная, к нам, прорвав оцепление, с шумом неслась толпа. Она неслась изо всех дверей и переходов. Неудержимая, слепая. А ведь вот-вот должны рухнуть провисшие перекрытия
Стойте! Куда вы? Туда нельзя!
Глухим шумом отозвалось внутри цеха, и над головами у нас снова, уже в последний раз, выросло облако пыли. Крыша здания обрушилась, когда передние еще не успели добежать. Пораженные столь близкой бедой, люди остановились в нерешительности и уже много осторожнее стали подходить к нам.
Этот инцидент стоил волнений и администрации ей пришлось основательно повозиться, проверяя, все ли живы, и не успел ли кто влететь в этот злополучный цех.
Через час стало известно, что операция прошла благополучно. Пострадал только какой-то не очень важный стеклянный прибор да вылетело несколько стекол.
Я немедленно позвонил полковнику.
Все знаю. Молодец, перебил он мой подчеркнуто официальный доклад. Сейчас как следует отдохнуть! А завтра поедете в Волхов
Будние дни
Каждый день по три-четыре выезда Шофер нашей оперативно-контрольной группы, рядовой Валерий Куприянов, только худеет от немыслимой нагрузки. Иногда он ворчит, но на заявки ездит с удовольствием: ему нравится важно появляться среди растерянных «снарядовладельцев» и неторопливо, но с блеском устранять причину их испуга.
Вчера мы с ним сначала поехали на часовой завод. Там, прямо у главной проходной, неожиданно вылупилась противопехотная мина. Ржавая даже в руки брать неприятно. Оттяжка оторвана, чека держится на честном слове Забрали. Потом Английский парк. От парка, правда, осталось одно воспоминание: все разворочено, сожжено пустырь Здесь в каких-то развалинах мальчишки нашли несколько взрывателей и снаряд. Тоже забрали. В Санине, когда мы поворачивали от «Царских мельниц» на старинную дорогу, ведущую от Бельведера к Петродворцу, нас с трудом догнал какой-то человек. Растрепанный, запыхавшийся, в старом флотском мундире без погон.