Оказалось, однако, что некоторые мечты имеет свойство сбываться.
В один из воскресных дней наше хождение по толчку затянулась дольше обычного. Мать встретилась со знакомыми селянами и не могла удержаться от расспросов. Крестьяне рассказывали о своей жизни, о наделах, которые им достались при дележе земли, о тревоге за урожай этого года. Лица людей были озабочены: как выживать при такой засухе? Многие, став владельцами наделов, начали обзаводиться скотом: овечками, лошадьми, а некоторые и коровами. А чем кормить скот, если травы высохли, соломы мало, а других кормов нет?
Как понял Павел много лет спустя, это были первые заботы и надежды недолгого послеоккупационного периода, когда бессарабский крестьянин поверил в лозунг «Земля крестьянам» непосредственно перед этапом коллективизации. К сожалению, позднее, после страшного голода 19461947 годов, когда всех начали загонять в колхозы под угрозой раскулачивания, радости сменились разочарованием, страхом и даже злобой.
И только в 1960-х годах, когда колхозы стали на ноги, крестьянин вновь почувствовал себя сытым, обеспеченным и более-менее довольным.
Вернулись мы домой после полудня и обнаружили, что на нашем подворье происходит что-то необычное: на завалинке дома сидели какие-то люди, у дерева шелковицы на привязи паслась чья-то тёлка, которая успела накакать на наш огород.
Ну, наконец, явились, произнес, вставая с завалинки, невысокий человек. Мы заждались.
Тато, мамо! тонко вскрикнула моя мать, узнав родной голос, и бросилась в объятия гостей.
Оказалось, это были мамины родители мои дедушка Харлампий и бабушка Кассандра. В их доме в селе Молдаванка я родился и прожил первые месяцы своей жизни. Потом мы с моим отцом и матерью уехали из Молдаванки в город и больше с дедушкой Харлампием и бабушкой Кассандрой не виделись. А они продолжали свое житье в селе. Вместе с ними жили их младшие дети мои тётки и дядя.
Дедушка был еще нестарый, плотного сложения крепыш, с выдубленным солнцем, ветрами и дождями конопатым лицом и седыми волосами. Бабушка Кассандра, напротив, была очень худой и выглядела изможденной. У неё было удлиненное лицо красноватого цвета с выпирающими скулами и большими глазами цвета чернослива. Голова её была покрыта, несмотря на жару, двумя платками: белым, ситцевым, и поверх него серым, шерстяным. На ногах дедушки и бабушки была необычная обувка остроносые лапти из сыромятной телячьей кожи постолы.
А это кто такой? обратил на меня свое внимание дедушка.
Это ваш внук Павел, объяснила мама.
Я подошел к дедушке. Он обнял меня и поцеловал в лоб.
Гарный хлопец. Да ещё с самовязом. Дедушка достал из огромной торбы горбушку ржаного хлеба и протянул мне:
Бери, это от зайца.
От какого зайца? поинтересовался я.
От дикого, с серьёзным видом начал объяснять дедушка. Сегодня рано утром встретили мы в поле зайца. Он сидит себе на меже и ест хлеб. Я попросил у него горбушку, а заяц спрашивает: «Зачем тебе?» Я говорю: «Иду в гости к внуку». Заяц подумал, подумал и отдал мне хлеб.
Диду, а разве зайцы разговаривают по-человечьи?
Зайцы нет. А мы с ним не по-человечьи говорили, а по-заячьи.
Хитрите вы, диду, сказал я, догадываясь, что дедушка шутит. Но хлебчик вкусный. Я давно такого не ел.
Как вы добирались до нас? спросила мама.
А мы вышли из Молдаванки до восхода солнца, объяснил дедушка, и пошли не шляхом, а просёлками, через Старую Обрежу. Так ближе. К полудню были уже в городе.
Тато, это же больше двадцати километров. И вы совсем не молоденькие. Какая нужда заставила вас с тёлкой идти в такую даль?
Дедушка с бабушкой хитро, как заговорщики, переглянулись, но сохраняли молчание.
Вы что, тёлку привели на продажу? Да? допытывалась мама.
Пойдем, поближе посмотрим нашу красавицу, вместо ответа предложила бабушка Кассандра.
«Красавица» паслась у забора, где нетронутая трава не сильно пожухла и была еще густой. Тёлка была необычного окраса: оранжево-бурые пятна на фоне чистой белой шёрстки покрывали её стройный корпус. Маленькое, как и положено телушке, девственно розовое вымечко было покрыто белым пушком. Крепкие мосластые ноги опирались на аккуратные копытца. Голову её украшали небольшие рожки, а широченный лоб большое белое пятно звезда.
Тёлка была в самом деле красавицей. На людей она не обращала никакого внимания, спокойно пощипывала траву, время от времени отмахиваясь от мух и оводов крепким хвостом с метелочкой на конце.
Ну, как вам наша тёлка? спросила бабушка.
Очень хорошая, глубоко вздохнув, ответила мама.
Как её зовут? спросил я.
Её зовут Флорика, что по-молдавски значит «цветочек».
Мало кто из городских соседей мог себе позволить держать корову или тёлку. Во время войны оккупанты, а потом и Красная Армия реквизировали большую часть лошадей и коров. После войны у большинства горожан доходы были совсем мизерные: большая часть предприятий не работала, заработков не было. А вот селяне, кормившиеся с земли, без скотины жить не могли. Не хватало промтоваров, люди ходили в рванье, но скотом начали обзаводиться. Пока не началась засуха.
Недавно, объясняла бабушка, мы водили Флорику к быку. Так что она своё отгуляла, и на будущий год после отёла станет настоящей коровой. И даст молочка.
Да, откликнулась мама. Хорошая будет корова.
Она снова вздохнула.
Докия! вступил в разговор дедушка. Послушай, дочка, что скажу. Мы видим, как вы с Павлушей живете. Бедно вы тут, в городе, живете. Мы в селе тоже не богатеем, но, по крайней мере, пока не голодаем. Недавно скосили жито и пшеницу, молотить нечего: колос пустой. Но надеемся на кукурузу, может, соберем ещё.
Дедушка задумался, помолчал немного, а потом сказал:
Нам трудно, а вам тут еще труднее. Решили мы с матерью помочь тебе. Мы привели эту телицу на твой двор и отдаём её в твои руки. Тебе и нашему внуку.
Как мне? изумилась мама. А как же вы?
У нас остается Ружана, мать Флорики. Она добрая корова. Нам хватит.
И тут моя мама не выдержала и, отвернувшись от всех, тихо заплакала.
Дедушка, молча, обнял её и прижал к себе.
Потом все пошли в хату, и Флорику оставили в покое.
Я быстренько сбегал на соседнюю улицу и сказал дедушке Николаю о наших гостях из Молдаванки. Вскоре дедушка Николай, баба Маня и тётя Сеня были у нас.
Мама хлопотала на дворе у печки. Она сварила целый казан молодой картошки и чугунок мамалыги: родни собралось много. Всё это было выставлено на стол. Бабушка Кассандра тоже достала краюху хлеба, а баба Маня кусок брынзы, и, помолясь, без молитвы в нашей родове за стол не садились, всё большое семейство приступило к вечере.
Потом пошли неторопливые разговоры о житье-бытье, под которые я уснул
На следующее утро я проснулся рано и обнаружил, что кроме мамы в доме никого нет.
А где дедушка и бабушка из Молдаванки?
Они еще до свету собрались и ушли, ответила мама.
А Флорика?
Флорика в сенях.
Я вышел в сени и увидел там нашу теперь нашу! красавицу телушку. Она величественно возлежала на полу, жевала свою жвачку и дружелюбно смотрела на меня большими карими глазами. Ни она, ни я еще не знали, что в ближайшие десять лет мы будем тесно связаны друг с другом.
Неожиданный приход к дочери и внуку дедушки Харлампия и бабушки Кассандры оказался последним: в конце 45-го они умерли от тифа.
А Флорика помогла их семье выжить во время страшной голодовки зимой 4647 годов и после.
Ворона
Тяжелейшее положение сложилось зимой 19461947 годов в Молдавии Сильнее всех в Бессарабии от голода пострадало сельское население Кишиневского, Бендерского, Кагульского, Бельцкого и Оргеевского уездов. К 10 декабря 1946 года в этих уездах 30 043 крестьянина являлись дистрофиками Резко возросла смертность В Кишиневе ежедневно на улицах подбирали по 810 умерших В январе феврале 1947 года ежедневно от голода умирало 300400 человек.
Из Википедии