Они были полной противоположностью друг друга, но случайное знакомство легко переросло в дружбу.
Ситрик был не столь красив, как Ольгир, но черты лица имел правильные. Кожа у него была бледная, с лёгким румянцем. Глаза серые, невзрачные, впитывающие цвета окружающей его действительности. Ситрик будто подстраивался подо всё, что видел. Вот и сейчас глаза его пожелтели и позеленели в лучах закатного солнца. Русые волосы с серым оттенком, аккуратно остриженные, тёмная одежда, не всегда опрятная, сутулая спина он казался незаметным на фоне Ольгира, пусть и был выше его на целую голову. Ольгир как-то в шутку назвал приятеля Ситкой, сказав, что до Ситрика ему ещё расти и расти. С тех пор прозвище прижилось, и многие стали так называть ученика епископа.
Ситка, вдруг окликнул Ольгир, и тот поднял голову. Скажи, что мне делать?
Ситрик покачал головой.
Что хочет от тебя отец?
Ольгир нехорошо хохотнул и открыл глаза. Закат сгорал, и со стороны восхода наползали голубые звёздные сумерки.
Он хочет, чтобы я заменил ему Лейва. Чтобы я стал конунгом после него самого. Вот только я этого не хочу. Я не Лейв, и конунг из меня будет никудышный. Ольгир потёр веки. А ещё ему надобно, чтобы я непременно женился.
Что же, Ситка хмыкнул. Женитьба звучит вполне себе осуществимо.
Ольгир рассмеялся и посмотрел на друга.
Может, есть кто на примете? спросил Ситрик.
Ох и ох, Ситка! И с каких это пор тебя заинтересовали дела любовные, а?
Ситрик зарделся и мотнул головой, спрятав глаза за волосами, но после медленно моргнул и поднял на Ольгира посерьёзневший взгляд.
Не думаю, что это любовные дела, тихо произнёс он. Наверное, тебе придётся найти себе жену из тех, кого предложит сам конунг сразу после траура по Лейву.
Тут ты прав, холодно согласился Ольгир. Правда, хочется назло старику выбрать себе в жёны одну из наложниц. То-то у него лицо будет. Я бы посмотрел. Хотя Он, наверное, сразу же помрёт от злости, а мне это не на руку.
Они снова приумолкли. Ситрик продолжал рисовать в потёмках, уткнувшись подслеповатыми глазами в самую дощечку и склонившись над ней в три погибели, точно вшей искал. Мёд из головы уже почти что полностью выветрился.
На днях, пока был на охоте, встретил тут одну. Голос Ольгира был серьёзен как никогда. Она из свободных, не рабыня. У отца её большая одаль с ясеневым лесом и переправа. Дом у них большой, хоть и старый.
Кто же она?
Ольгир облизал губы.
Принцесса троллей, не иначе.
Она сейдкона? Вёльва?
Мне кажется, да. По крайней мере, она сказала, что проклянёт меня и убьёт, если я ещё раз хоть пальцем её трону. Ты бы видел её дикий взгляд в этот момент.
Что же, тебе оказалась по нраву та женщина, что хочет тебя убить?
Троллье дерьмо! Да!
Печально, заключил Ситка.
Мне надо поговорить с её отцом. Думаю, он согласится отдать свою дочь за меня. Ещё бы не согласился.
Попробуй. Ситрик пожал плечами и снова склонился над рисунком и записями.
Ольгир не стерпел, поднялся и шлёпнул его по затылку.
Хватит глаза портить. И так ничего не видишь.
Владыка асов отдал глаз за мудрость, я же готов пожертвовать двумя.
От кого это я слышу, а, Ситка? Не пристало поминать асов аколуту епископа. Кончай записывать, нам пора возвращаться в город.
Ситрик потупился и покорно собрал в сумку свои вещи. Они поднялись, отряхнулись, и Ольгир, последний раз взглянув на мелкие морские волны и сплюнув вниз, направился к Онаскану. Ситрик последовал за ним.
Я я хотел сказать тебе кое-что, нерешительно начал он после продолжительного молчания. Всё это время он будто бы собирался с мыслями и храбрился.
Что же?
Я собираюсь принять постриг и отплыть в монастырь вскорости, чтобы начать работу над книгами. Епископ посоветовал меня как хорошего рисовальщика, а я не мог отказаться, ты же знаешь. Их рисовальщик умер от старости, и пока никого не смогли найти на замену, кроме меня.
Ольгир нахмурился.
Остался бы со мной, Ситка. Раз уж мне суждено быть конунгом, ты мог бы стать моим советником. Я доверяю тебе, как никому больше. У тебя есть голова на плечах, вон даже писать умеешь. На что тебе рисунки?
Ситрик шёл, опустив взгляд в землю. Ему было тяжело смотреть на друга в этот момент.
Останься, чуть более властно произнёс Ольгир.
Я подумаю.
Вот и хорошо.
Ещё свежи были воспоминания о страхах, живущих в тёмном еловом лесу, а потому Ольгир подробно расспросил местных о том, как обойти стороной эту проклятую чащобу и выйти к переправе или хотя бы к броду простым путём. Оказалось, что ежели скакать на лошадях не через ельник, а сквозь ясеневую рощицу, что ближе к морю, то можно быстро отыскать пороги, где Тёплая мелела настолько, что даже козы и овцы не боялись зайти в воду. Пусть и частенько Ольгир бывал в лесу, но почему-то на переправу наткнулся в тот раз впервые. Если бы не Белая Грива, то вряд ли бы он вышел к ней.
С Ольгиром отправились верные хускарлы Кнуд Рыжебородый и его младший брат Вигго. Ольгир приказал им нарядиться в лучшую одежду, что была у них, да перевязаться серебряными поясами. Сам же надел свой лучший кроваво-алый кафтан, расшитый голубым блестящим шёлком и серебряной нитью. На шее его висели золотые кресты, похожие на молоты, на пальцах сверкали перстни. Светлые локоны он примял шапкой с лисьей оторочкой.
Ты так вырядился, будто свататься собрался, не стерпел и сказал Ситрик, пока Ольгир устраивался в седле.
Сын конунга, будучи в дурном расположении духа, рассмеялся.
Вышли они чуть позже рассвета, почти не отоспавшись за короткую сумеречную ночь. Ветер к утру пригнал густые серебристые облака, так что день немногим отличался от белой ночи.
Во время поездки Ольгиру удалось отдохнуть. Он любил быструю езду и дорогую одежду, мягкую и приятную к телу. Он подгонял своего коня, Сола, а тот и рад был помчаться вперёд так, что шапку приходилось прижимать к голове, чтобы не потерялась. Кнуд и Вигго отставали, но не теряли Ольгира из виду: светло-серая шкура Сола и яркий плащ его хозяина были видны в лесу издалека.
День уж был в самом разгаре. Наконец показались частокол и переправа, скрытые до этого за пологим холмом. Ольгир напряжённо осматривался, отыскивая глазами Ингрид или её отца, но никого не было видно. Неспешно съехав вниз ко двору, Ольгир остановил Сола, привстал в седле, пытаясь заглянуть через частокол, но снова никого не приметил.
Что ж. Будем дожидаться? спросил Кнуд.
Будем, ответил Ольгир и спешился. Братья последовали его примеру.
Ольгир подвёл Сола к воде, чтобы конь напился, да и сам, стащив башмаки, по колено зашёл в реку. Гладь её была пугающе тёмной, будто кучевые облака вовсе не отражались в ней. Ольгир зачерпнул воду пригоршней, умылся, и тут его коротко окликнул Вигго, указывая в сторону леса. Ольгир поскорее вышел на берег, поймав Сола за узду, обулся, но, как показалось ему, в намокших по краю штанах он уже растерял большую часть своей важности. Ингрид и её отец вернулись раньше, чем он ожидал.
Ольгир запрыгнул в седло и подъехал к Кнуду и Вигго. Те встали по обе стороны от него. Вышедшие из леса Хаук и Ингрид замерли, заметив у своего жилища богато одетых конников при оружии.
Здравствуйте! громко крикнул Ольгир. Мы пришли к вам с миром.
Ингрид, узнав голос, шагнула за спину отца, но Ольгир не обратил на то внимания. В этот раз волосы её были заплетены в две рыхлые длинные косы, каждая из которых была перевязана тонкой голубой лентой. Пряди, выпавшие из кос, частью скрывали лицо Ингрид, и Ольгир мог рассмотреть лишь внимательный взгляд холодных и дерзких глаз.
По отцу Ингрид трудно было догадаться, что именно он породил её. Хаук был настолько худым и бледным, что тело его казалось бессильным, но внешняя слабость эта была обманчива. Ростом он лишь немного превосходил дочь, на голове редким пушком светлели волосы, обнажая лысину, а длинная двурогая борода свисала до середины груди.