В таких мыслях прошло минут двадцать, пока «Саблин» излагал свой рассказ на бумаге.
Готово, Сергей Владимирович.
Так-с, посмотрим. Нестеров пробежал сообщение глазами. Нормально, ничего добавлять не будем. Книгу я беру себе.
А деньги?
Думаешь, я сорок пять рублей в кармане ношу? Хотя почему сорок пять? Ты же должен ему вернуть тридцать.
Э, нет, Сергей Владимирович! Вы давайте, пожалуйста, всю денежку, а то я не в роли буду.
Ладно, будет тебе сорок пять. Нестеров еще не знал, как будет списывать деньги, но был уверен, что с задачкой справится. Завтра позвонишь, договоримся, где встретимся. Я тебе деньги передам, и проговорим, как дальше действовать будем. А теперь марш-марш и разбежались.
Через полчаса Сергей был в здании на площади. По коридору шел как птица летел. Встретил своего куратора по стажировке в отделе Супортина Алексея Ивановича, тот был в пальто и шапке, наверное, направлялся на какое-нибудь мероприятие. Поздоровались, бывший наставник задержал его руку и, посмотрев на Нестерова, сказал: «Торопишься, Сережа. Вижу, торопишься. Смотри, повнимательней будь! Спешка, она еще никого до добра не доводила». И пошел себе дальше с папкой под мышкой. Нестеров, конечно, отшутился вслед, но замечание Алексея Ивановича пропустить не мог, занозой осталось в голове.
Несмотря на внешнюю медлительность, Алексей Иванович никогда и никуда не опаздывал. Его проницательности, житейской и оперативной мудрости мог позавидовать любой из сотрудников. Он не стремился выбиться в начальники, но, несмотря на невысокую должность и майорское звание, был для всех непререкаемым авторитетом, в том числе и для руководства отдела. Отчасти возможно потому, что был одним из немногих, награжденных знаком «Почетный сотрудник госбезопасности», который в чекистской среде ценится не меньше, чем орден. К Сережке он с первого момента знакомства относился по-отечески, что Нестеров, выросший без отца, ценил. С другой стороны, у самого Алексея Ивановича детей не было, поэтому, наверное, здесь был случай, когда симпатии оказались взаимными.
Нестеров соколом влетел в кабинет. Саня Муравьев оторвался от своих документов и с нескрываемой иронией посмотрел на него.
Что, Серега, «Саблин» опять сенсацию в клюве принес?
Нестеров молча, с достоинством, не торопясь, достал из папки «Архипелаг «ГУЛАГ» и протянул Муравчику.
Шо цэ такэ? Ничего себе!
От удивления брови Муравьева поднялись дугой, а глаза стали круглыми, как у филина. Но он, быстро взяв себя в руки, деловито полистал самодельное издание, пару страниц посмотрел на просвет.
Слушай, Серый, ты хоть знаешь, что это такое? Я уверен, в Управлении еще нет ни одного экземпляра. Вчера только по ориентировке проходило, что в Париже издали книгу Солженицына, но никаких сведений, что она распространяется в Москве, не было Сергунь, когда будешь начальству докладывать? Надеюсь, не сегодня? Дай мне на ночь, почитать, а? Будь человеком! Коротков же отберет, как пить дать!
Он прижал книжку к груди, как сокровище.
Нет, сам подумай: тебе надо провести установочные мероприятия, на это уйдет время, а сейчас уже пять и ты все равно ничего не успеешь. Доложишь завтра, ничего не случится, мир не рухнет!
В это время в кабинет зашел Коротков.
Что это у тебя, Александр Николаевич? Сказал он, заметив в руках Воробьева книгу. Твое?
Нет, Борис Максимович, Нестеров только что со встречи принес.
Ладно, разберемся. Бери все материалы и заходи, Сергей Владимирович.
Кабинеты рядом, и времени на раздумья не осталось. Нестеров подробно рассказал о встрече с «Саблиным»; Коротков тем временем читал агентурное сообщение, потом стал по диагонали просматривать «Архипелаг».
Излагая свои соображения, Сергей питал надежду, что заслужил хотя бы одобрения: добыть такой материал не фунт изюма съесть. Однако Коротков молчал, мало того, за все время доклада ни разу не посмотрел на Нестерова. Не меняя угрюмо-кислого выражения лица, он взял с правой стороны стола Уголовный кодекс, полистал и раскрыл на нужной странице.
Так, вот она, статья семидесятая «Антисоветская агитация и пропаганда» И что она нам говорит? Слушай, Нестеров, слушай!
Борис Максимович с выражением зачитал:
«Агитация и пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти либо совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, распространение в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно распространение либо изготовление или хранение в тех же целях литературы На последних словах он поднял вверх указательный палец, и голос его пошел вверх: наказывается лишением свободы на срок от шести месяцев до семи лет или ссылкой на срок от двух до пяти лет».
Он посмотрел на Сергея и протянул с сарказмом:
Да-а. Ты у нас прямо первооткрыватель. То «Черный сентябрь» найдешь, то фальшивомонетчиков, теперь вот антисоветский центр в университете раскопал. Те два сигнала мы на отработку в другие подразделения отправили, а с этим надо будет самим разбираться. Справишься? Может, Муравьева подключить? Не хочешь, по глазам твоим вижу, не хочешь А головку свою умненькую не сломаешь? Ну-ну.
Коротков и не думал скрывать, что сомневается в возможностях Нестерова объективно разобраться в перипетиях этого дела, но палки в колеса вставлять не стал.
Хорошо. Зайди сейчас к Риктеву, он поможет побыстрее получить установочные данные на Завадского плюс сведения по близким родственникам; всех проверишь по учетам с пометкой «Срочно». Это первое. Второе: подготовишь рапорт на заведение дела оперативной проверки и, как приложение, план первоочередных оперативных мероприятий. Документы доложишь завтра, к десяти. Все ясно? Действуй!
Борис Максимович, а книга?
Что книга?
Книгу я могу взять? Она идет как приложение к агентурному сообщению, а его еще оформить нужно.
Сообщение «Саблина» возьми и оформляй, как положено, а книгу оставь. Слушай, что ты опять умничаешь? Иди, куда я тебя послал, умник!
Нестеров, несколько расстроенный, ведь ему, как и Муравьеву, хотелось почитать и понять, чего такого «насочинял» этот Солженицын, пошел к Риктеву, где увидел такую картину: за столом Славка с телефонной трубкой в руках, рядом Рубен Оганесян, еще человек пять толпятся в кабинете с непонятной целью.
Рубен, прошу, выручи! проникновенным голосом говорит Славка. Я сейчас наберу номер, а ты попроси Светлану. Я сам не могу, там подруга жены работает, она знает мой голос. Ты мужик или не мужик? Тебе что, трудно два слова сказать? В голосе Риктева звучала откровенная обида.
Рубен, конечно, знал, что Славка любитель всяких розыгрышей, но здесь все вроде бы было чисто. Потом жены они такие ревнивые! Одна его Галя чего стоит.
Ладно, давай. Он взял трубку и со своим ярким армянским акцентом стал спрашивать. Алло! Это Светлана? Алло! Вы что молчите? Светлану можно? Светлану мне нужно! И вдруг, услышав голос, побледнел и бросил трубку на стол, будто у него в руке оказалась ядовитая змея.
Все находившиеся в кабинете услышали доносившийся из трубки женский крик:
Совсем из ума выжил, бабник проклятый?! На работе у меня Свету завел, да? Свету ему надо! Я тебе покажу Свету! Ты у меня света белого не увидишь со своей Светой! И пошли короткие гудки.
Ребята еле сдерживали смех. Единственный, кому было не до веселья, Рубен. Он сидел бледный на стуле, вытирая носовым платком пот со лба, и сам себе говорил: «Она же не пустит меня домой. Где я ночевать буду?» Потом поднялся, посмотрел на всех, с горечью махнул рукой и, не сказав ни слова, вышел из кабинета.