«Нет народа, о котором бы было выдумано столько лжи, нелепостей и клеветы, как народ русский» (Екатерина Великая).
«Я имею честь быть русской,
Я этим горжусь,
Я буду защищать Мою Родину и языком, и пером, и мечом пока у Меня хватит жизни»
(Екатерина II Великая).
«Русский это тот, кто любит Русь» (И. Глазунов).
«Русский тот, кто Русь любит и ей служит!» (Пётр I Великий).
«Ежели русский скажет вам, что он не любит Родину, не верьте ему, он не русский» (Ф. М. Достоевский).
«Русский не тот, кто носит русскую фамилию, а тот, кто любит Русь и считает её своим отечеством» (Антон Деникин).
«Никто не спрашивает, откуда ты пришёл и вышел, головное, как ты относишься к Руси, отчинник ты или предатель, друг или ворог» (Егор Холмогоров).
«И вот мы подошли к главному. К вечному, казалось бы, спору. Как классифицировать народ-богоносец: с расовой или ментальной точки зрения? Вы удивитесь, но предмета спора на поверку не окажется. Потому что по итогам Гражданской войны и русская контрреволюция (после своего закономерного поражения), и русская революция (после столь же закономерной победы) независимо от себя сошлись в главном: быть русским это не значит носить русскую фамилию или быть русским по крови. Быть русским это испытывать гордость за Родину и добиваться её процветания. Пути процветания могут быть разными, но постоянная остаётся неизменной» (Армен Гаспарян. «Крах Великой империи. Загадочная история самой крупной геополитической катастрофы»).
«Великорус историк от природы: он лучше понимает свое прошедшее, чем будущее; он не всегда догадается, что нужно предусмотреть, но всегда поймёт, что он не догадался» (В. Ключевский).
«История должна быть нашим помощником в жизни. Держась за настоящее, мы живем будущим, обязательно исходя из прошлого.
Никогда не думай, читатель, что история это только история. Давнее нашей земли и нашего народа удивительно сопряжено с нашим сегодняшним днем.
Не верь тому, кто скажет тебе:
Это нам не нужно Это история!
Иногда люди не понимают, что история это и есть наша современность. Нельзя изучить современную жизнь и познать ее политические требования к нам без знания истории! Если человек говорит: «Я знаю историю», это значит, что он знает и современность. Если человек говорит: «Я знаю только современность», это значит, что он не знает ни истории, ни современности!
Из ничего ничто и не рождается.
Были люди до нас, теперь есть мы, будут и после нас. Воин русский на поле Куликовом это воин при Кунерсдорфе. Воин при Кунерсдорфе это воин на поле Бородинском. Воин на поле Бородинском это воин на Шипке. Воин на Шипке это защитник Брестской крепости
Изменились понятия, другими стали люди. Но родина у них по-прежнему одна это мать-Русь; и во все времена кровь проливалась во имя одного во имя русского Отечества.
Мы не провожали в поход павших на поле Куликовом.
Не нас разбудили рыдания Ярославны.
Мы не знаем имен замерзших на Шипке
И всё-таки мы их знаем! Да, мы их помним, мы их видим, мы их слышим, мы их никогда не забудем. Ибо это наши предки, читатель.
В истории есть голос крови.
Этот голос ко многому нас обязывает.
Не будем искать славы для себя.
Мы говорили в дни Батыя,
Как на полях Бородина:
Да возвеличится Россия,
Да сгинут наши имена!».
Валентин Пикуль. Пером и шпагой.
«Мне кажется, что история нашего народа представляет удивительные черты, как будто в такой степени небывалые. Совершался и совершается огромный духовный рост, духовное творчество, не видные и не осознаваемые ни современниками, ни долгими поколениями спустя. С удивлением, как бы неожиданно для самого народа, они открываются ходом позднейшего исторического изучения» (В. И. Вернадский).
«Не может русский человек быть счастлив в одиночку, ему нужно участие окружающих, а без этого он не будет счастлив» (В. Даль).
«Для русского материальные ценности и принципы, за ними стоящие, значат слишком мало, а чувства и выражение их слишком много» (Д. Голсуорси).
«Я вывел формулу русского человека. Вот она: русским человеком может быть только тот, у кого чего-нибудь нет, но не так нет, чтобы обязательно было, а нет и хрен с ним» (Н. Михалков).
«Сознание неправды денег неистребимо в русской душе» (А. Ахматова).
О русском и западном понятии свободы. О различии меж русской и западной свободой
«Какой смысл в слове «моя»? Ведь оно не обозначает того, что принадлежит мне, но то, чему принадлежу я, что заключает в себе все мое существо. Это «то» моё лишь настолько, насколько я принадлежу ему сам. «Мой Бог» ведь это не тот Бог, Который принадлежит мне, но тот, Которому принадлежу я. То же самое и относительно выражений: «моя родина», «моё призванье», «моя страсть», «моя надёжа» (Серен Кьеркегор. «Дневник обольстителя»).
О западном и незападном понятии свободы
Оказывается, наши передки под свободой понимали совсем не то, что под ней понимают сейчас, и у нас, и на Западе. Под свободой понимали свойскость, нашесть, общность, принадлежность к своей семье, к своему роду (родине), племени, к своей народности, общине, дружине словом, к своим. Понимаете, принадлежность к своему мiру, а не оторванность, не отделённость от него. Люди тогда мыслили по-иному, не по-западному, а по-родному. Не о том, как отделиться от семьи, рода, племени, народа, общины, дружины, не о том, как оторваться от родных корней, от Родины, а том, как остаться частью своего, родного и как сберечь родное. Наши передки понимали, что человек должен жить не только для себя одного, а для всех своих родичей и сородичей. Не Я, а Мы было первее всего. Свободный, значит, свой, наш, родной, родимый. Быть свободным, значит, быть частью чего-то своего, нашего, родного. Свобода или слобОда это свои или место, где живут свои. Но потом западники подменили наше понятие свободы западным вольническим (либеральным) и теперь многие наши люди, руководствуясь этим подменным понятием, стремятся не к сбережению и улучшению родного, а к полному отрыву от него и подмене его неродным. Эти озападнённые люди стремятся не к одинению со своими родными и со своей Родиной, своим народом, укладом и языком, а к отделению от них, к отрыву от своих родных корней. Для них их Я стоит на первом месте, а Мы на пятом и десятом, если вообще стоит. В данном случае губители родного языка и уклада сроботали более тонко. Обычно они подменяют слова вместо с понятиями, а тут только понятие, да ещё и значения от «воли» приписали к «свободе».
Давнерусское слово свободь выходит к праиндоевропейскому языку, явным образом относясь с давнеиндийским svapati (сам себе господин: «svo» свой и «poti» господин) [С. А. Бурлак, С. А. Старостин. Сравнительно-историческое языкознание. М.: Издательский центр «Академия», 2005. с. 8081].
Свобода
Не вполне ясное (и только славянское) образование, но, несомненно, от индоевропейского корня *se-: *sue- (: *seue-): *s (e) uo- [тот же корень в русьских «свой, себя, собою»]. Индоевропейская основа, по-видимому, *s (u) e-bho-: *s (u) o-bho. От этой основы, кроме обчесловянского (svoboda)), образовано ещё письмославянское собьство (наряду с давнерусским и письмославянское собьство «свойство» и «существо», «общность») «личность», «лицо». Таким образом, с понятием о свободе с самого начала связывалась мысль о принадлежности к своей общине, к своему роду, племени, к своей народности словом, к своим (П. Я. Черных. Историко-этимологический словарь современного русского языка: 2 т. 3-е изд., стереотип. М.: Рус. Яз., 1999, с. 148).
Русское слово свобода своими корнями уходит в первоиндоевропейские веремена. Слово это обчеславянское. Выхоженческие словники [Преображенский 1958; Фасмер 19861987; Черных 1994; Шанский 1975] склонны толковать его как однокоренное с местоимением свой (образовано с помощью собирательного прибитка -од (а)). Праславянское *эуеЬос1а («свобода») было собирательным именованием всех совместно живущих членов рода, включая и тех, кто не имел родства по крови, т. е. всех «своих». На Давней Руси наряду со свитковым (книжным) свобода существовал разговорный вид слобОда, а затем слобода, закрепивший за собой значение «посёлок» [СлРЯ XI XVII].