Отпустите! Не хочу я никуда! Отпустите! Здесь Антон!
Юля, для твоего же блага, сказал доктор и вышел в след за санитарами, волоком тянущими девушку уже по коридору. Антон тарабанил в зеркало, но его никто не слышал. Мама Юли закрыла дверь.
«Черт возьми, это из-за меня все. Во всем виноват я», думал он, стоя с зажатым в руке остывшим чайником.
Открылась дверь. В проеме нарисовался пьяный Туча, глаза без четкого фокуса блуждали по комнате, Туча промычал:
Нуу, ты что тут стучишь?
Да так ничего.
Пойдем выпьем. По-братски прошу, скучно. За жизнь перетрем, пообедаем, я сосисок сварил и яйца сварил
Запах переваренных сосисок наполнил кухню. Из-за того, что пьяный Туча поставил кастрюльку на край, она здорово подкоптилась сбоку, став похожей на бронзовый котелок древних людей. Вода в кастрюльке с яйцами выкипела и те потрескались от жара, но на вкус были съедобны. Антон быстро съел три сосиски и два яйца и собирался уже удалиться как Туча вновь затеял разговор:
В прошлом месяце просыпаюсь хлоп-хлоп себя, вокруг хлоп-хлоп что-то мокро, думаю: обмочился, трогаю там, а там сухо. А всего трясет и мотор стучит нереально быстро. И Страх. Жуть такая напала, Антоха. Вызвал скорую, думал помру, приехали сказали, что это тахикардия, понял? Это пот с меня шел такой, аж мокрый весь был.
Ну да, опасно.
И не говори, я чуть не помер, представляешь? Как тот Юрик был бы сейчас в земле.
Это точно.
Давай за мое здоровье, по пять капель?
Не спасибо, не хочу больше, помянули Юру и хватит.
Лизнем по писюрику, за здоровье наше, ты чего?
Мне хватит уже, спасибо.
За Трутина? За национального лидера.
Не, спасибо.
Я как тебя увидел, то сразу подумал нормальный пацан к нам зашел, будет о чем поговорить с ним, за жизнь перетереть, а ты не хочешь и не хочешь. Это неуважение в самом деле.
Да при чем тут неуважение. Ладно, я пойду.
Подожди. Я вот всех на колу вертел и вертеть буду, кто мне не нравится. Я это общество дегенерантов ненавижу. Ты нормальный парень, я тебя выделяю, ты избранный, понимаешь?
Хм.
Всех посылаю я даже, а хочешь прикол? В прошлом месяце «ласточку» свою на станцию к пацанам отвез и пару дней на маршрутках ездил, так я спецом лука и чеснока жрал, чтобы дышать там на всех этих баб и козлов. Одна говорит мне: «Мужчина не дышите на меня». Я ей говорю: «А че не нравится? Вылазь отсюда на ходу!» Аха-ха-ха-ха.
Забавно.
Давай бутылочку допьем и пойдешь дальше книжки свои вонючие читать.
Нет, пей, Коля, сам.
Ты какой-то неправильный, он отбросил вилку, и та упала со стола, Выпей со мной или пойдем на улицу перетрем за всю движуху.
Не буду я пить, тихо проговорил Антон, раздумывая о побеге.
Туча встал и его грозный вид заставил Антона вздрогнуть.
Ты достал меня уже, че не мужик что ли?
Мужик-мужик, Только пить я не буду.
Туча что есть мочи хлопнул ладонью по столу и его стакан подпрыгнул от удара.
Пошли на улицу, тогда недоговорили с тобой, пошли, если не ссышь. Думаешь я забыл?
Антон медленно встал с места. Идти на улицу «разговаривать» с этой махиной ему жутко не хотелось.
Ссышь? Ссыкло? Не мужик что ли? подначивал Туча, оскалившись.
Антон запустил руку в карман джинсов и обхватил до боли в кисти связку ключей.
Пошли, че стоишь? крикнул Туча.
В один шаг Антон оказался перед Тучей и что есть силы с разворота вмазал ему в челюсть. Огромная туша отскочила назад и завалилась на стол. Антон пулей побежал из кухни и спотыкаясь взбежал на второй этаж. Сзади было слышно злобное рычание и ругань.
Ворвался в первую спальню, и это оказалась голубая, и пододвинул шкаф к двери. Ручку опустили и толкнули шкаф удержал напор. Сердце Антона колотилось на пределе. Рука все еще сжимала ключи. Туча заорал:
Выходи, ссыкло. Ты за это ответишь, выходи!
Антона трясло. Чувство, что он сделал что-то непоправимое нахлынуло на него. «Надо было выйти и убежать в туман, проклятье! Это животное будет ломиться и в конце концов убьет меня».
Туча с разбега ударил в дверь могучим плечом, но Антон удержал трясущимися руками шкаф, словно последний бастион перед атакой тарана. Еще удар и ладони Антона заскользили по гладкой поверхности шкафа. Удар.
Выходи, придурок, убивать тебя буду.
Глухой удар в дверь.
«Он точно меня убьет»
Дерешься как баба, выходи, поговорим.
Антон развернулся и уперся пятками в деревянный пол, спиной прижимая шкаф к двери. Туча громко выругался и отступил.
«Видимо, ушел выпить»
Воспользовавшись моментом, Антон решил основательно забаррикадироваться: в комнате была двуспальная кровать. Прилагая огромные усилия, сдвинул её с места, и толчками пододвинул к шкафу теперь точно никто не влезет.
Антон корил себя, что ударил Тучу и оказался в западне. «Лучше хлипкий мир, чем горячая военная фаза. Я все испортил, чёрт, надо было мирно с ним поговорить». Дыхание становилось ровным. Голубая комната была самой маленькой из спален. В углу, у окна стояло трюмо и мягкое кресло. Антон заметил картину, висящую на стене и обреченно вздохнул. Пасторальный пейзаж, изображающий зеленый луг и тихую речку с буро-зелеными водами. Над берегом склонилась печальная ива, её касающиеся течения вод ветви сдвинуты слегка в бок. «Что может ждать здесь ночью? Какие кошмары? Опять волки?»
Его мысли прервал звук бьющегося стекла в комнату влетел булыжник. С улицы донесся пьяный вопль Тучи: «Ссыкууун!». Ступая по битому стеклу, Антон осторожно подошел к окну и выглянул на улицу. Среди тумана, на газоне перед домом расхаживал Туча, с бутылкой водки в руке, что-то бормоча себе под нос. Резко поднял голову, и увидел в проеме испуганного Антона, и во всю глотку заорал: «Иди сюда!»
Антон отошел от окна, и весьма удачно: в зияющую пустотой раму влетела бутылка, шлепнувшись на пол, она не разбилась, а покатилась до самой стены как бильярдный шар, со звоном стукнулась о стену и отскочила на середину комнаты.
Туча на улице начал горланить песню:
«Из колхозной молодежи панковал один лишь я
Я носил портки из кожи и был грязный как свинья
Мой папанька на комбайне по три нормы делал в день
А маманька там на ферме сиськи дергаить весь день
Я ядреный как кабан
Я имею свой баян
Я на нем панк-рок пистоню
Не найти во мне изъян.»
Антон влез с ногами на кровать и поджав колени к подбородку, закрыл глаза. «Может если это игнорировать, это исчезнет?»
Козел! Антоний! Чмыыырь!
«Если он допил бутылку, то вскоре ему понадобиться еще выпить, и он уйдет, можно будет спрыгнуть со второго этажа уйти умирать в туман, или остаться здесь и сдохнуть от голода».
Через десять минут Антон встал с кровати и тихо ступая подошел к окну Туча и вправду ушел. За окном лишь нависшее изрядно надоевшее облако белого тумана и пожухлый газон. «Сто пудово за водкой ушел, еще вернется, хотя может упадет и уснет где-нибудь. Я остался один на один со зверем, с животным». Ему стало нестерпимо жаль самого себя несчастного. Подошел к трюмо и взглянул на грустного парня в отражении: все те же извечные мешки под серыми глазами и «соломенная» прическа, острый нос и тонкие губы изогнутые дугой к низу как у грустного смайлика. Жалкий вид. К горлу подступил комок из обиды и отчаяния. Опустил взгляд вниз и заметил, что ящик трюмо приоткрыт. С любопытством отодвинул и обнаружил в нем склад лекарств: анальгин, антидиарея, ибупрофен, валидол, корвалол. На глаза ему бросилась упаковка: «алаберон».
«То снотворное, про которое говорила Юля, когда плакала. Полная пачка»
В задумчивости положил пачку на столик и задвинул ящик. Влез на кровать и принялся грызть ногти как первоклассник перед сложной задачей или вызовом к доске. Вот он выход из этого дома. Путь, проторенный Юриком, покоящимся теперь под окнами кухни.
«Эта мразота Туча останется здесь один и сойдет с ума, и так ему и надо. Только ради этого сожру всю пачку и навечно усну». Белая пачка с красной надписью, как дверь из этого удушья, мира без света в конце и повторяющихся однообразных дней.