Интересен поэтому следующий вывод (по публикации Википедии), сделанный известным австрийский зоолог и зоопсихолог, одним из основоположников этнологии науки о поведении животных, К. Лоренцем:
«у сильно вооружённых видов эволюционный отбор выработал также сильную врождённую мораль инстинктивный запрет применять всё своё вооружение во внутривидовых стычках, в особенности если побеждённый демонстрирует покорность. И наоборот, слабо вооружённые виды имеют слабую врождённую мораль, поскольку сильная врождённая мораль таким видам эволюционно ни к чему. Человек это от природы слабо вооружённый вид (нападающий мог только поцарапать, неопасно ударить, укусить или душить, а жертва имела достаточно возможностей убежать). С изобретением искусственного оружия человек стал самым вооружённым видом на Земле, а мораль осталась на прежнем уровне».
Наконец, сам К. Лоренц пишет [15, Гл. 13]:
«Рассуждение не будет слишком натянутым, если мы предположим, что первые настоящие люди, каких мы знаем из доисторических эпох скажем, кроманьонцы, обладали почти в точности такими же инстинктами, такими же естественными наклонностями, что и мы; что в организации своих сообществ и в столкновениях между ними они вели себя почти так же, как некоторые еще и сегодня живущие племена, например папуасы центральной Новой Гвинеи. У них каждое из крошечных селений находится в постоянном состоянии войны с соседями, в отношениях взаимной умеренной охоты за головами. Умеренность, , состоит в том, что не предпринимаются организованные разбойничьи походы с целью добычи вожделенных человеческих голов, а лишь при оказии, случайно встретив на границе своей области какую-нибудь старуху или пару детей, зовут с собой их головы».
Таким образом, как пишет А. С. Шушарин:
«суть апополитейной первобытности прежде всего как раз и состоит во «внешних» взаимоотношениях, каковые по отношению ко всему первобытному состоянию и его преодолению как раз были главными внутренними.
Вот это-то напрочь и замазывает «комплекс Эдема» либо умилительностью отношений внутри первобытных форм в коммунистической версии экономизма, либо такой же обменной умилительностью отношений между ними в буржуазной версии того же экономизма» [43, с. 75].
И дальше.
«Апополитейная, «тогдашняя» и преодолеваемая первобытность, у которой еще никаких социальных «центров» и «периферии» быть не могло в принципе, это самая жестокая, беспощадная, «кровожадная» и консервативная форма.
Другим серьезным препятствием на пути переосмысления именно первобытности является эволюционизм» [43, с. 76].
В печатных материалах о первобытности главенствует «беспросветный, глухой эволюционизм». Логика изложения исследований учёных и теоретиков первобытности, как правило, хронологическая и описывает естественные изменения в последовательном нарастании следов самого антропосоциогенеза. Однако, при этом, не обнаруживается в каком-либо законченном виде революционного скачка и отрицания (снятия) отжившей формы первобытности, одни только факты и факты. Эта постепенность в фактах ничего не объясняет, предъявляя миру лишь эволюционистские усилия тысячи последовательно связанных малых величин. Иными словами, как известно, «путь от теории к фактам существует, но пути от фактов к теории нет, какая бы груда их ни накопилась».
Переломная первобытность как вполне определенная, критическая, неравновесная и бифуркационно неустойчивая форма жизни животных-людей (людей без общества) преодолевалась сквозь хаос реального процесса, образно говоря, скачком, и, именно, прорывным скачком социальной революции. Этот скачок, эта революция, был как бы распределённым на множестве групповых форм действительной жизни этих людей-животных, людей без общества. И это была первая в жизни зарождающегося человечества необычная, распределённая, социальная революция в его истории.
Но, говоря оборотом классиков, понять этот не одномоментный и распределённый взрыв, слом и скачок «это значит описать систему господствующих отношений в состоянии бифуркации, гибели или негэнтропийного восходящего прорыва, все того же революционного снятия, т.е. сброса в небытие господствующей формы при сохранении (симметризации) ее естественного содержания под контролем типологически уже новой «постформы» или даже множества «постформ» [43, с. 78].
Однако с неизбежностью возникает самый сакраментальный вопрос, в каком же процессе возникли сами общества. Исходя из предлагаемой нами структуры теорий материалистического восходящего исторического развития социума по сложности, общества возникли на этапе перехода, революционного прорыва между градациями простой первобытности и переломной первобытности, который (переход) описывается прорывной теорией переломной первобытности. Главное в этом описании это процессы перехода от отживших отношений «людей без общества» (градация «просто первобытность») к новым отношениям уже «общества людей», начиная с примитивнейших обществ («переломная первобытность»).
В этой связи представляют интерес работы, например, Розова Н. С. [33, с.11], который, «возражая (и поделом) «теории формаций», полагает, что сама «первобытная формация делится на две универсальные фазы». Вообще же в множестве работ (и определений) антропосоциогенеза так или иначе прямо или косвенно, но делается акцент на некие два этапа. Как правило, и в соответствии с самим термином, первый этап это «антропогенез», второй «социогенез».
Вот несколько цитат из таких работ:
1. «Антропосоциогенез (anthroposociogenesis; от греч. anthrōpos человек, лат. societas общество и греч. genesis происхождение) процесс перехода от животного мира к человеческому состоянию; процесс становления и развития человека как социального существа субъекта сознания и деятельности» [47].
Там же на соответствующей схеме рисунка дано следующее изображение:
Антропосоциогенез = 1) антропогенез +2) социогенез.
2. «Антропосоциогенез () процесс перехода от биологической формы движения материи к социальной, являющийся неразрывным единством превращения животного в человека и объединения животных в человеческое общество» [48].
3. «Антропосоциогенез процесс историко-эволюционного формирования физического типа человека, первоначального развития его трудовой деятельности, речи, а также общества. Выделение человека из животного мира столь же грандиозный скачок, как и возникновение живого из неживого [49].
Уточним некоторые «априорные» признаки этого эскиза теории переломной первобытности.
5.1.1.1. Характеристика переломного состояния как кризиса тогдашнего исторического бытия
Автор «Полилогии» следующим образом начинает характеризовать переломную первобытность:
«Прежде всего общепризнанно и подтверждено массой свидетельств, что труд возник раньше человека; именно труд и создал готового человека, со всеми его вечными, естественными качествами, телесностью, психикой, коллективной и орудийной деятельностью, мышлением, ментальностью и языком (второй сигнальной системой, мозгом, как органом, способным как к безграничным надорганическим перестроениям, так и к догматическим стопорениям), всей массой артефактной второй природы, в том числе когнитивной, неповторимой индивидуальностью, генетически закрепленными началами эгоальтруистической нравственности (), морем человеческих чувств () и т.д.» [43, с. 8384].
Однако социальная суть дела совсем не в «море человеческих чувств». Суть этой новой определенности заключается в появлении прежде никогда небывалого. Это, появление «глубинной и даже материальной идеальной реальности, языка, когнитивности, умственного, интеллектуального, ментального, второсигнального, речевого, образного, рассудочного» и прочего, короче, главных «параметров порядка» социальности.