Некоторые из этих дорог шли параллельно друг другу, изредка пересекаясь. Другие заполняли тонкими диагональными штрихами целые прямоугольные области. А все вместе они складывались в загадочный непостижимый орнамент. Самый древний и самый узнаваемый в мире.
Так письмо, опущенное Ритой в ярко-красный почтовый ящик, преодолело расстояние в целых две тысячи миль к востоку. Оно помнило, как нежные пальцы Риты подписывали конверт, и как строгие руки почтальонов ставили на нём печати и штампы. Помнило, как его взвешивали и сортировали, а затем поместили в мешок с другими письмами, у каждого из которых была своя история и своя маленькая тайна.
Все вместе они куда-то ехали, взлетали и приземлялись. Лежать с другими письмами было интересно, но потом мешок развязали, и их разлучили.
Письмо снова взвешивали и снова сортировали. Снова ставили какие-то штампы и снова куда-то везли. В итоге у него помялся уголок и запачкался конверт кто-то взял его грязными пальцами.
К счастью, потом кто-то очень добрый, с мягкими и ласковыми руками осторожно расправил конверт, погладил его на прощанье и опустил письмо в серый почтовый ящик, один из многих на стене большого многоэтажного дома.
Откуда его достал человек.
Человек этот не любил принимать решения. Да и в путешественники годился с огромной натяжкой.
Он не обладал самым важным для путешественника качеством не умел видеть сердцем. Ведь если бы он смог присмотреться как следует, то заметил бы, что в тот момент, как потрёпанный конверт оказался у него в руках, северный ветер сменился на западный.
ГЛАВА 1. Нортумберленд
Нортумберленд (от англ. «Northumberland»), также известный как «пограничный» или «пастуший» тартан представляет собой переплетение мелких тёмных и светлых квадратов. Этот орнамент выглядит гораздо проще других более известных тартанов. Однако именно он лежит в основе многих из них.
Если бы меня спросили, в чём главное отличие цивилизованного человека от примата, я бы не задумываясь ответил: «В умении пользоваться часами». По моему скромному мнению, человек стал разумным не в тот момент, когда поднял с земли палку, чтобы сбить с ближайшего дерева какой-нибудь доисторический фрукт, а тогда и только тогда, когда впервые задумался о возможности измерять время, чтобы распоряжаться им так, как ему заблагорассудится.
Животные ориентируются с помощью инстинктов. Они подсказывают им, когда спать, когда есть, когда заводить потомство, когда лететь в тёплые края, отправляться в спячку и так далее.
Инстинкты управляют практически всей жизнью животных. Но не человека. Ведь выбравшись однажды из-под их первобытной власти, человек стал сам распоряжаться собственной жизнью. И на помощь в этом нелёгком деле пришли часы. А в частности время и умение им управлять.
Задумайтесь, ведь первое, что человек прививает своим детям это распорядок дня. Когда нужно вставать, чистить зубы, завтракать, отправляться на прогулку, обедать или делать уроки. Всё потому, что без режима и строгих рамок дети слетают с катушек и превращаются в маленькие безумные версии первобытных людей. Весьма наглядное доказательство теории обратной эволюции.
Именно поэтому я считаю, что пунктуальность основа цивилизации. Я ненавижу опаздывать на встречи с кем-то и с большим подозрением отношусь к тем, кто опаздывает на встречи со мной. Ведь если человек не может контролировать собственный распорядок дня, то что он вообще может?
Скорее всего, ничего полезного. А потому вся моя жизнь обычно расписана по минутам.
Ранний подъём в шесть пятнадцать. Контрастный душ не более семи минут. Затем завтрак. Обязательно хорошо прожаренная глазунья из двух яиц, бекон и чуть подогретая фасоль. Причём фасоль непременно отдельно. Ни к чему разводить на тарелке свинарник.
После завтрака я крайне тщательно одеваюсь. Костюм обязательно тройка и обязательно в классическом стиле. Однотонная светлая сорочка, твидовый пиджак. Брюки. Конечно же, на полтона темнее пиджака, ведь я цивилизованный человек. Обувь классические оксфорды чёрного, в крайнем случае тёмно-коричневого цвета.
День я провожу в приличном старомодном пабе, расположенном недалеко от дома. Чтобы до него добраться, нужно спуститься вниз по улице, свернуть возле старой католической церкви с потемневшими от времени витражами, и ещё немного поблуждать между домов.
Эта небольшая прогулка занимает у меня около семи с половиной минут и всегда изрядно поднимает мне настроение.
Дело в том, что как бы ты ни блуждал, в конечном итоге дорога сама приведёт тебя к невысокому зданию из красного обветшалого кирпича. Верхний этаж с крошечными окошками в белых рамах и уродливо свисающими проводами, придаёт ему довольно зловещий вид.
Несмотря на эту нелепицу, карнизы всегда украшены корзинками с цветами, а на окнах, сияющих чистотой, висят довольно симпатичные кружевные занавески.
Первый этаж переоборудован в паб с тусклой витриной и тёмно-зелёным навесом над входом. Выцветшая от времени надпись гласит: «Дуб и клушица».
Как паб получил такое странное название, я и сам толком не знаю. Наверное, это негласная традиция всех мало-мальски приличных пабов.
Когда-то я решил для себя, что дуб символизирует вечность, а клушица, то есть красноносая альпийская галка глупость. На что хозяйка паба невысокая пожилая валлийка по имени Рианнон посоветовала мне не искать смыслы там, где их попросту нет.
Я благоразумно принял этот мудрый совет к сведению и перестал ломать голову над названием.
Рианнон, к слову, была удивительной женщиной, которая обладала чертами, незаменимыми для каждой хозяйки винтажного паба. У неё была приятная улыбка, смешинка во взгляде и мягкий, почти волшебный, акцент. Кроме того она просто великолепно заваривала чай. А это такая редкость в наше время!
Но больше всего я ценю её заведение не столько за кухню и обслуживание, сколько за стабильный вайфай и возможность занимать тихий столик в углу.
Две этих вещи крайне для меня важны, ведь я писатель. Профессия трудная и совершенно неблагодарная. Так уж сложилось, что те, кто тебя прочитают, никогда не поймут. А те, кто могли бы понять, никогда не прочитают.
Но я не жалуюсь. Мои книги хорошо продаются. Конечно, хуже, чем могли бы, но нет предела совершенству.
Обычно я работаю в пабе до пяти часов вечера, после чего возвращаюсь домой, сделав небольшой круг через парк. Однако сегодня я специально отложил все дела для того, чтобы встретиться здесь со своим литературным агентом Рори Маккенной, который безбожно опаздывал на целых двенадцать с половиной минут.
Вопиющая наглость и неуважение!
Испытывая ярость, стыд, негодование и обиду одновременно, я нервно постучал пальцами по столешнице, вздохнул и скрепя сердце взял в руки телефон. Терпеть не могу звонить, если время звонка не было согласовано заранее. На мой взгляд это крайне грубо, бесцеремонно и практически равносильно тому, чтобы ворваться без стука в чью-то спальню, играя при этом на волынке и отплясывая ирландскую джигу.
К счастью, Рори избавил меня от неловкости. В тот момент, когда я уже занёс палец над кнопкой вызова, он влетел в кафе, сверкая лысиной и размахивая во все стороны мокрым цветастым зонтом.
Увидев меня, он радостно прокричал приветствие прямо с порога, пока хозяйка помогала ему избавиться от пальто и зонта. Я вежливо кивнул в ответ и отвернулся к окну.
Обычно отсюда виднелась улица с унылыми однотипными домами и несколько магазинчиков, торгующих книгами и всякой чепухой для дома. Но сейчас всё было подёрнуто пеленой дождя. Словно кто-то плеснул на город белил и перемешал в бесформенную серую кляксу.