Может, я подожду ее у вашего дома? предложила моя нежданная гостья.
Это скорей всего бесполезно.
Не знаю. У меня есть время! проговорила она с нотками упрямства, открыто и пронзительно, взглянув на меня из-под длинных ресниц.
Ты не пройдешь? одновременно спросил и предложил я, кивнув на дом.
Не беспокойтесь. Здесь есть скамейка, виновато и извиняюще улыбнулась девушка.
Почему ты не хочешь зайти? чуть суше сказал я, уже понимая, что она не отступит от своего решения.
Я не хочу об этом говорить, промолвила она без улыбки, и реснички ее затрепетали.
И все же? настаивал я, чувствуя что говорю не то.
Разве это надо объяснять?
Не знаю! Так будет лучше.
Если придет ваша девушка, то лучше встретить ее здесь, чем в доме!
Она сверлила меня взглядом и не выдержал, отвел глаза.
Да, но она не придет. Это пустая трата времени. совсем сухо сказал я. Мы неделю не общаемся.
Я все равно подожду на улице и уйду. Я чуть-чуть посижу. Вы идите, не беспокойтесь, она так умоляюще посмотрела на меня, и так захлопала ресницами, что я не удержался, улыбнулся в ответ, и молча глупо кивнул:
Хорошо.
Что в этом было хорошего? Сам не знаю. Конечно ничего. Сделав над собой усилие, я ушел, но на душе скребли кошки. Постоял во дворе, что-то вспомнил, потом снова забыл, что хотел, сделал несколько кругов по огороду. Желание вернуться к ней казалось, непреодолимым, меня тянуло к ней, но я этого не сделал. «Да! Я так растерялся, но так обрадовался! Я очень хочу с ней поговорить! Тогда зачем я согласился, ушел? С моей стороны непорядочно ее одну там оставлять. Даже если так, как теперь возвращаться? Что я скажу?! Тогда не нужно было уходить.» Нет, наверно правильно, что я ушел!» пытался успокаивать я себя, но места себе не находил. «И все-таки почему я не настоял, позволил ей уехать!» Я ненавидел себя за эту безвольность, бесхребетность. Но дело сделано. Я упустил свой шанс. «Такая девушка! И такой болван! Восторженный пустой болван. Это мог сделать только я!»
В воздухе пахнуло близким дождем. Я зашел в дом. Холодные комнаты были не уютны и пахли старыми журналами. Лучшее, что можно было придумать затопить печь, но в такую погоду это проблема. Я сходил за дровами. Толстым тупым ножом привычно и ловко нащипал лучины. Огонь не хотел разгораться. Дым упорно шел в кухню, а не в трубу. Так бывает, когда в печных колодцах образуется пробка из сырого влажного воздуха. Комната наполнилась едким дымом. Меня пробил кашель, глаза слезились. Я открыл маленькую чугунную дверцу рядом с трубой и бросил в кирпичный колодец зажженную газету. Воздушную пробку прорвало, в трубе загудело, и огонь весело заскакал по тонким сосновым полешкам. «Наконец-то!» облегченно вздохнул я и глянул в окно. На улице начинался дождь. Крупные редкие капли падали на листья малины, и они тряслись как сумасшедшие. Ветки ранетки качало. Стало заметно темней.
Дождь то усиливался, то стихал, чтобы спустя минуту начаться с новой силой. Железо на крыше периодически гремело, будто на него горстями сыпали мелкую дробь. На мгновение яркая вспышка осветила местность ярким фосфорическим светом. Над головой раздался треск и тут же протяжно, и оглушительно грохнуло. Дом содрогнулся, и казалось, присел. Жалобно зазвенела посуда в серванте.
Люблю дождь весной, летом и больше всего, когда он сопровождается грозой. Мне нравится, когда небо лопается от громовых раскатов и перечеркивается вдоль и поперек огненными всполохами. Я открыл настежь дверь, убрал занавеску и стал смотреть на струи воды, которые падали с неба. Они заливали грядки, тонкой пылью, отбивались от досок крыльца, холодили руки, одежду. Гроза в своем доме совсем не то, что в городской квартире!
«Я не могу перестать думать о ней, поймал я себя. Она все время в моих мыслях. Успела уехать моя спасенная до дождя? Наверно едет сейчас в теплом автобусе?» подумал я и машинально прошел в зал, уперся носом в стекло, чтобы боковым зрением захватить скамейку: но было уже слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть. Вдруг яркий разряд молнии вспышкой озарил округу, и О! Черт!!! Черт!!! Черт!!! Я увидел на скамейке одинокую маленькую фигурку девушки!!! Маша сидела сжавшись в комочек. Без зонта, совсем промокшая, с распущенными по плечам волосами. На коленях у нее была знакомая светлая сумочка и наверно от холода, она почти касалась ее подбородком. Эта картинка на мгновение высветилась и пропала. Жалость и недоумение вспыхнули в моей душе. Я, как угорелый, набросив штормовку, бегом отправился к ней. Завел ее в дом безропотную, тихую и безмолвную. Посадил на маленькую табуретку у печи. Она не сопротивлялась. Мы молчали. Наша кошка покинула насиженное место и удивленно нюхала наши мокрые следы на полу.
Скоро молчание начало тяготить меня. Это было неприятно, но в голову ничего не приходило. Совсем ничего кроме жалости. Я не мог забыть вспышки молнии, и ее сжавшуюся в комочек без зонта, совсем промокшую с распущенными по плечам волосами. Ну что же она себя совсем не жалеет? Идет в разнос! Знает, что так не делается, но делает. Сжигает себя! А я ушел как последний кретин. Да настоящий кретин. Другого слова не подберешь! А как печально и красиво ее лицо. Бледное, не улыбчивое, и даже трагически обреченное. Лицо мадонны. Она как цветок, надломленный брошенный на асфальт. Хрупкая нежность цветка можно растоптать сапогом, а можно возвысить до небес. А если бы я не увидел, и не вышел?! Если бы! Если бы! Что обсуждать свою очередную дурость! Стоеросовый болван! Что ни сделаю все не так! Но почему она не ушла? Это было необъяснимо!
Мне казалось, что у нее есть какая-то незримая свобода, отсутствие предрассудков. Ее нелогичные поступки, при всей их абсурдности, имели неизвестный мне стержень скрытую правду о которой знала только она. Я видел только вершину айсберга, одну десятую часть, а все остальное было скрыто от моего сознания, но, тем не менее, ее поступки подчинялись именно этой подводной части.
Как зовут вашу кошку? промолвила она, наконец, после долгого молчания.
Вообще-то Муся или кисс-кисс. Она на то и другое откликается.
Муся, Муся, Маша ласково погладила ее по спинке, потрепала за ушком, хотела посадить к себе, но Мусе не очень нравилась ее холодная мокрая одежда и она вырывалась.
Под табуреткой начала образовываться маленькая лужица.
Она не сразу привыкает к чужим, как бы оправдываясь, промолвил я.
Муся ну куда же ты, ласково пыталась она образумить уходящую кошку.
Вообще-то она у нас ласковая.
Ваша Муся меня не любит. А я очень люблю кошечек. Мама не хочет, чтобы у нас дома были животные.
Их часто бросают когда они надоедают.
Я бы не бросила.
Никогда?
Думаю да!
Все, наверное, так думают, когда берут. А сколько их бездомных потом?!
Я говорил о кошке, а думал о Маше. Ливень не испортил ее внешности. «Милые девочки, они прекрасны своей свежестью. Это тот период, когда косметика не нужна. Все естественно от природы. Молодость: ни морщин, ни печати усталости на лице, и оно прекрасно и свежо слабым слегка проступающим румянцем. Никогда еще мне не доводилось так близко и наедине общаться с таким нежным созданием. Подумать только: много лет она росла, училась, была хорошей девочкой-паинькой, которой гордились учителя и родители! Может быть, ей просто надоело быть такой умной и послушной». Как далеко и отнюдь не целомудренно иногда витают мысли молодых людей, когда они смотрят на таких девочек. Но что думать о пустом и несбыточном!
Шум дождя по железной крыше то усиливался, то ослабевал, порывы ветра доносили на кухню запахи озона и свежести, но от печки шло приятное тепло.
Ты наверно сильно замерзла? спросил я, может подложить дров?