Водитель остановил машину напротив лужайки, после которой улица становилась еще круче. Флоранс расплатилась, вылезла и оглядела материнский дом, залитый солнцем. Три перегородчатых окна на втором этаже, два таких же внизу. В последнем письме Клодетта предупредила, что дом совсем маленький, всего две спальни и выносной туалет. Флоранс с трудом представляла, как ее церемонная, привыкшая к удобствам мамочка ходит туда слякотной английской зимой. Перед домом был крошечный садик с низкой зеленой изгородью. Флоранс подошла к увитому диким виноградом крыльцу с навесом на столбах, как вдруг дверь распахнулась.
В проеме, натянуто улыбаясь, стояла Клодетта. Флоранс показалось, будто перед ней пронеслось все ее детство.
С приездом, дорогая. Входи. Мы живем здесь очень просто. Надеюсь, ты поймешь.
Мать говорила с ней по-английски, чего раньше никогда не делала. Наверное, привыкла за столько лет жизни в этих местах, где не с кем переброситься французской фразой. Волосы Клодетты, в которых появилась седина, были убраны в аккуратный узел на затылке. Мать не утратила привычки элегантно одеваться и встретила дочь в серой облегающей юбке и светло-розовой блузке. Шею украшала одна нитка жемчуга. Так Клодетта одевалась, когда они жили в Ричмонде.
Ощущая незримую пропасть между ними, Флоранс заставила себя улыбнуться и подошла к матери. Клодетта постарела, и что-то в ее облике изменилось. Кажется, она даже похудела. Семь лет долгий срок.
После торопливого объятия Клодетта взяла Флоранс за руку:
Дорогая, я до сих пор не понимаю, почему ты рискнула отправиться в Англию. Война еще продолжается. В письме ты ничего не рассказала. Зачем было подвергать себя такой опасности?
Это долгая история. Я
Ты была там несчастлива? перебила ее мать. Я думала, тебе там хорошо.
Видишь ли Флоранс задумалась над ответом. Я была счастлива. И мне было хорошо в той или иной мере.
Тогда зачем возвращаться?
Война многое изменила, сказала Флоранс, избегая ответа на вопрос; она еще не была готова рассказать матери правду. Я же тебе писала, с каким удовольствием занималась садом, готовила еду, делала заготовки. Мне это приносило немало радости. (Клодетта хмыкнула.) Видела бы ты мой сад. Просто чудо! Я выращивала все овощи. У нас были куры, козы и
Казалось, Клодетта едва ее слушает.
Боже, ну почему мы с тобой разговариваем в прихожей! воскликнула она, вновь перебивая дочь. Я затопила камин в гостиной. Сегодня холодновато.
Флоранс нахмурилась. Она наслаждалась по-летнему теплым днем. Еще немного, и осень сметет это тепло.
Она поставила чемодан и только тут заметила простенькое зеркало, висящее напротив входной двери. Как это в духе ее матери! Та не упускала случая полюбоваться на себя в зеркале. Однако сейчас Клодетта даже не взглянула на свое отражение. Флоранс все же посмотрелась в зеркало и поправила свои непокорные светлые локоны.
В маленькой гостиной на стуле рядом со столиком дремал здоровенный рыжий кот. Поодаль, в углу, стояли напольные часы. Кот приоткрыл зеленый глаз, мельком взглянул на незнакомку и, не выразив недовольства, снова погрузился в дрему.
Надо же, у тебя кот, удивилась Флоранс.
Это не мой. Он принадлежит вернее, принадлежал одной милой женщине, которая оставила наш мир.
Она умерла?
Какое неприятное слово. В общем, кот перебрался жить сюда. Мне он нравится.
И как его зовут?
Франклин Робинсон, ответила мать. Я зову Робби. Хочешь чая?
Флоранс удивленно вскинула брови. С каких это пор ее мать держит кота и пьет чай? Флоранс вспомнилось детство, когда был жив отец и семья жила в Ричмонде. Клодетта всегда вела себя как истая француженка, хотя порой и одевалась на манер знатной английской леди.
Пока Клодетта хлопотала на кухне, Флоранс рассматривала гостиную уютную комнату с низким потолком. Что-то перекочевало сюда из ричмондского дома: желто-голубые кружевные подушки, два кресла и сине-белый ковер, когда-то лежавший на полу в родительской спальне. От камина, где трещали дрова, веяло жаром. Флоранс захотелось открыть окно. В этот момент с чайным подносом вернулась мать.
Где туалет? спросила Флоранс и встала.
Мать опустила поднос на столик, кивком указав в сторону двора. Только сейчас Флоранс обратила внимание на сильно постаревшие материнские руки.
Когда она вернулась в гостиную, Клодетта стояла, держа в руке заварочный чайник.
Дай-ка я налью нам чая, сказала мать, и обе засмеялись. Угощайся печеньем. Разумеется, овсяным. И масла в нем маловато. Я пеку и передаю в «Женский институт» на продажу. Вносим свой вклад в помощь фронту.
Флоранс не знала, как ответить. Прежняя Клодетта не стала бы возиться с овсяным печеньем.
Попробуй варенье. Яблоки с ревенем. Ревень я выращиваю, а от прежних хозяев мне достались две яблони. Правда, с сахаром тяжело. Я часто заменяю его морковкой. Летом кладу инжир.
Интересно, мать тосковала по их отцу, когда переехала сюда из Ричмонда? А по своим дочерям? В ее письмах об этом не было ни строчки. Клодетта редко упоминала об их прежней жизни в Ричмонде, если не считать сообщений о том, какие вещи продала и какие оставила себе. Интересно, какие чувства испытывает мать по тем дням? Флоранс хотелось спросить об этом, но обсуждение чувств всегда было запретной темой.
Значит, ты счастлива здесь.
Клодетта кивнула, но вид у нее был напряженный.
Между прочим, это дом семнадцатого века.
А почему ты решила переехать именно сюда, в эту деревню?
Котсуолдс напоминает мне Дордонь.
Но, маман, ты могла бы поехать с нами. Если не сразу, то потом, когда еще не начались военные действия. И во время войны мы жили бы все вместе.
Нет, не могла. Сама знаешь: в том доме мало места. Туда даже на время не приедешь, иначе тебе с Элизой пришлось бы спать в одной комнате.
Я бы не возражала.
Терпеть не могу тесноту! И вы трое прекрасно справлялись без меня.
Флоранс чувствовала: Клодетта что-то скрывает. Может, эта жизнь в одиночку была ей нужна, чтобы видеться с Нет, конечно. С тех пор как мать изрезала красное платье, прошло много лет. Тогда Клодетта в последний раз видела его. Флоранс взяла чашку и сделала глоток. Вкусно. Безупречный вкус позволял матери заваривать превосходный английский чай даже сейчас, когда он, в числе многих продуктов, продавался по карточкам.
Как твои сестры? спросила Клодетта.
Хорошо. Надеюсь, что с ними все благополучно. Во всяком случае, так было, когда я уезжала А ты знаешь, что Элиза ждет ребенка? помолчав, спросила Флоранс.
Клодетта поджала губы.
И, как понимаю, без мужа. Впрочем, это в духе Элизы. Моя средняя всегда была дикаркой.
Маман, ты слишком поспешно судишь. Отцом ее ребенка был Виктор. Смелый человек. Нацисты его схватили и казнили. Это было ужасно! Я думала, Элиза этого не переживет. Не представляю, как она сейчас.
Клодетта вздохнула и печально покачала головой. Флоранс не знала, относился материнский вздох к гибели Виктора или к незамужнему положению Элизы.
Нам всем тогда было чудовищно тяжело, сказала Флоранс, и у нее дрогнул голос; немного успокоившись, она продолжила: Мы все втянулись в помощь местному Сопротивлению. Даже Элен, а ты знаешь, насколько она осторожна. В таких условиях поневоле пришлось выбирать, на какой ты стороне.
Клодетта молча кивнула. Не сказала, что понимает, как тяжело было ее дочерям. Не коснулась руки своей младшей.
Ты не поверишь, как война разделила людей в деревне. Старые друзья стали врагами. Это было ужасно! Правда, после казни Виктора многие очнулись и поменяли свою позицию. Думаю, его гибель стала последней каплей.
Клодетта снова промолчала. Флоранс чувствовала, что ее слова падают в пустоту. У нее внутри все бурлило, но не от избытка сил. Она набиралась смелости, чтобы сказать матери об истинной причине своего бегства в Англию.