Вдалеке, за болотом, начинался лес. На остров доносился пряный запах травы и можжевельника. Пока не взошло солнце и не поднялся над болотом сладковато-гнилостный дух трясины, можно было дышать свежестью леса. Господи! Как все это было давно! Лес, глубокое и спокойное озеро и человек, которого он теперь зовет отцом, был дядей Карлом. Тогда Карл Сярг назывался просто землевладельцем. Два небольших хутора, коровы какой-то необыкновенной датской породы. Дядя всегда улыбался, его радовала жизнь. Несколько лет до этого он плавал механиком на английских торговых кораблях, скопил денег, купил землю и хутор. Причем купил все это в двадцатых годах, когда земля ничего не стоила. Тогда все продавали. Боялись новой революции.
В мае мать отвозила их с братом Эвальдом на хуторок к дяде. Как хорошо помнит Юлиус те дни! Сначала они ехали на поезде. От Таллина в уезд вела узкая колея, и вагоны ходили по ней маленькие, словно игрушечные. Паровоз напоминал пузатый самовар на колесах. Он весело свистел на маленьких чистеньких станциях и деловито тащил состав через лес. Деревья обступали полотно почти вплотную, и в вагоне стоял запах нагретой солнцем хвои.
На станции их ждала дядина бричка и сам Карл Сярг, плотный, веселый, молодой. Потом мать умерла, и Юлиус переехал к дяде. Эвальд учился в школе и приезжал только на каникулы.
Всю зиму Юлиус ждал приезда брата. С его появлением знакомый мир вокруг хутора преображался. Лес переставал быть просто лесом, он становился джунглями, луг за хутором саванной, озеро океаном. Их больше не населяли хорошо знакомые Юлиусу люди: арендаторы, хозяева хуторов, пасечники. Они превращались в первопроходцев, а дома в их форты.
Отца Юлиус видел редко. Альфред Пальм не ладил с шурином. Да и дядя недолюбливал его. Как-то зимой дядя Карл пришел в комнату Юлиуса, сел на край кровати.
Твой отец и брат уехали от нас, малыш.
Куда? Сердце Юлиуса замерло в ожидании чего-то страшного.
В Россию.
Зачем?
Твой отец хотел, чтобы такие, как я, жили так же, как наш арендатор Арвид, он хотел, чтобы у тебя не было шхуны, лошади, этой комнаты. Он хотел, чтобы все это наш дом, коров, луга, лес забрали арендаторы.
Но зачем?
Подрастешь узнаешь.
А как же я?
Ты останешься со мной, мой мальчик, теперь я буду твоим отцом.
В двадцать восьмом Юлиус с дядей переехали в Таллин. Сярг купил особняк на Пярну-мант, теперь он был одним из крупнейших землевладельцев. Юлиус пошел учиться в закрытый пансион и стал носить фамилию Сярг. Ему было приятно, когда за его спиной говорили:
Смотрите, наследник Сярга.
Наследник Сярга это было как чин, как почетное звание. Магическое словосочетание открывало перед ним двери любых домов. Перед ним заискивали.
Дни складывались в недели, недели в месяцы. Так проходили годы. Юлиус не замечал течения времени. Оно было прекрасно. И чем старше становился он, тем интереснее ему было жить. Яхт-клуб, автоклуб, гонки, новые друзья вытягивали из его памяти отца и брата. Да и зачем она нужна, эта память? Там, в России, он не имел бы ничего подобного. Что говорила людям его старая фамилия Пальм? Ничего. Новая: Сярг вызывала завистливое уважение. И было чему завидовать. Дядя в тридцать пятом стал совладельцем шведской пароходной компании. Теперь у них был дом в Стокгольме, дача на взморье, рядом со шведской столицей. Окончив школу, Юлиус хотел поступить в Стокгольмский университет, но Сярг настоял, чтобы он учился в Тарту.
Ты эстонец и должен получить образование на родине, сказал он.
Все рухнуло в сороковом, когда Юлиус учился на втором курсе. Эстония стала советской. А впрочем, что значит рухнуло? Деньги их лежали в надежном шведском банке, пароходы ходили под тем же флагом. Земля и дома в Таллине? Конечно, жалко, но это была не самая большая потеря. Они уехали в Швецию и вернулись обратно только в августе сорок первого.
Теперь Таллин именовался по-старому Ревелем. Даже улицы стали называться иначе: Виру Леемштрассе, Койду Моргенротштрассе. В президентском дворце находился генеральный комиссариат Эстляндии, возглавляемый обергруппенфюрером Лицманом.
Они поселились в старом доме, который был не тронут. Теперь доходные дома вновь стали домами Сярга, земля и хутора тоже. Немецкая администрация высоко оценила дядю Карла, он занял в директории пост министра промышленности. Правда, Юлиус не вернулся в университет. По совету Карла он вступил в охранный батальон, и после боев в Белоруссии получил чин лейтенанта легиона СС.
Где его отец и брат, он не знал и старался не думать об этом они стали его врагами. Сразу же после возвращения из Швеции Карл Сярг сказал ему:
А знаешь, Юл, твой папенька, оказывается, был при красных шишкой, вот погляди. Он протянул ему газету.
«Рахва Хяэль», прочитал Юлиус. Ну и что?
Ты посмотри вторую страницу, там опубликовано постановление о реквизиции земель бежавших капиталистов.
Юлиус бегло просмотрел, нашел фамилию Сярг.
Ты имеешь в виду нашу землю? спросил он.
Нет, ты посмотри на подпись.
«Уполномоченный А. Пальм», прочитал Юлиус вслух. Ну и что?
Как что? захохотал Карл. Как что! Это же твой бывший папаша. Кстати, твой бывший братец пошел в него, мне передали, что Эвальд был молодежным функционером.
Эвальд? переспросил Юлиус.
Да, именно он. Как я жалею, что отпустил его в город. Альфред бы уехал, а вы бы остались вместе. Два брата, два наследника Сярга. Слава богу, что хоть ты у меня есть. Слава богу! Как ты думаешь, почему я послал тебя в армию?
Служить.
Нет, не служить, а защищать. Защищать все, что имеем. Я знаю, что ты можешь погибнуть. Знаю, мучительно боюсь этого, но тем не менее я послал тебя воевать с большевиками. Пролив их кровь, ты поймешь настоящую цену всего, что имеешь. И не думай, что война будет короткой. Блицкриг не состоится. Но даже если немцы победят, то они победят Россию, а не марксизм. А учение это необыкновенно живуче.
Ты хочешь сказать, что его победить невозможно?
Почему? Я говорю живуче, а не бессмертно. И чтобы победить его, мы, хозяева, должны дать для этой победы все. Деньги, детей, себя, если понадобится. Вот поэтому ты и надел мундир. Никто не сможет упрекнуть семью Сяргов. Никто
Командир. Голос часового разорвал хрупкую паутину воспоминаний.
Да? Юлиус повернулся, еще не понимая, где он, слишком далеко отсюда был в своих мыслях, и то, прошлое, разительно отличалось от нынешней реальности.
Кто-то идет, командир.
Юлиус прислушался. Вдалеке еле различимо плескалась вода.
Это капли падают с деревьев
Нет, командир, это шаги.
Юлиус опять прислушался и уже вполне явственно различил, как чавкает под сапогами трясина.
Тревога, скомандовал он. Поднимай людей.
Они спустились в люк, захлопнули крышку. Сверху ее закрыл пласт дерна. Теперь посторонний мог увидеть остров, на нем маленький, поросший колючим можжевельником пригорок, совсем маленький на нем едва могли поместиться два человека.
Спрыгнув в люк, Юлиус осторожно отодвинул заслонку бойницы. Сквозь кусты просматривалось болото со стороны гати. Теперь шагов он уже не слышал, но видел колебания тумана. Кто-то шел к острову.
За его спиной раздавались щелчки автоматных затворов. Люди занимали места согласно боевому расписанию. Юлиус вытер мокрые ладони. Подвинул к бойнице пулемет МГ, тихо оттянул затвор патрон мягко вошел в приемник. Теперь оставалось нажать на спуск и триста выстрелов в минуту разорвут тишину леса. Триста смертей пронесутся над болотом, прошивая туман свечением трассирующих пуль.
Наконец мутная пелена раздвинулась, и Юлиус увидел человека. Он шел по колено в воде, кожаная куртка мокро блестела на солнце. Юлиус опустил пулемет, он узнал связного капитана Юхансена.