3
Прошло два года и еще немного.
А вот и наш Диккенс воротился из Англии! встретил Костю на пороге офиса не самой широкой из своих улыбок Рубахин.
Что-то не так? рука, протянутая для рукопожатия, повисла в воздухе.
Да все не так. Проходи, садись, закуривай. Сейчас на оперативку соберутся специалисты сам и услышишь. Давно приехал?
Костя присел, закурил, ответил:
Четыре дня как в России. Из них два в Челябинске. Визиты к родне, туда-сюда
Теперь на работу? Ну, молодца вовремя: у нас тут сплошной завал.
На этот «завал» горечи у Рубахина скопилось достаточно он бы весь день ее изливал, но тут отворилась дверь, и из приемной в кабинет потянулись специалисты.
Рубахин открыл совещание.
Ошибки строителей бывают разные некоторые можно исправить за счет резервов предприятия, а за иные надо сразу отрывать головы. Вот по Тобольску Что нам скажет уважаемый Мустафа Абрамович? Почему от финнов в адрес нашего предприятия летят рекламации за рекламациями? Почему мы в сроки-то не укладываемся? Если наш объект передадут в другие руки, мы ни хрена не получим от вложенного и заработанного. Вы это-то понимаете, горе-строители?
Барашкин, при упоминании его имени гендиректором, встал и молча стоял в ожидании паузы.
Рубахин кивнул ему:
Ну, говори.
А я с самого начала говорил, заместитель директора по производству любил резать правду-матку в глаза начальству, чтобы потом покаяться и признать ошибки, что Тобольск выставляет нереальные сроки. Уже потому, как оформлены документы, было ясно, что нас там накажут. Что и практикует «Фортуна» в данное время.
Сроки, в сроки почему не укладываетесь? скривился Рубахин будто от зубной боли.
Есть порядок технологических операций, пожал плечами Барашкин. Не выполнив первую, нельзя приступать ко второй.
Ты что, самый умный? набычился гендиректор. Мало людей бери еще.
Мустафа Абрамович снова изобразил недоумение вздернутыми плечами:
Да причем тут люди? Как бы вам образно-то объяснить? Простите, дамы, но Вы, Соломон Венедиктович, хоть втроем, хоть вшестером пользуйте бабу, она вам раньше, чем через девять месяцев не родит.
Народ загудел, закивал соглашаясь мол, бабы такие: им по фигу финские рекламации.
Садись, гинеколог. Я тебя скоро сам буду пользовать, устало махнул Рубахин рукой. А по Зареченску что? Кто нам доложит?
Поднялся главный инженер Рылин.
Там одна беда заказчик дурак.
А ты и не знаешь, как с ними надо обращаться?
Я энергостроитель, а не психиатр.
Да какой ты строитель? махнул Рубахин рукой, а Рылин набычился. Хороший!
В Соломоне Венедиктовиче взыграла его язвительная натура не зная, как и за что поддеть Рылина, плаксиво надул губы:
Если бы у меня в кармане лежал белый накрахмаленный платочек, я бы сейчас прослезился от счастья. Больно уж трогательно ты заявляешь «хороший». Только почему у «хорошего» энергостроителя так хреновато идут дела?
Про дела не знаю, а про платочки жене пеняйте, буркнул Рылин и сел.
Вот так всегда и во всем! притворно ужаснулся Рубахин. А пошли вы все к черту, горе-работнички! Давай, Костян, по рюмке чая за приезд.
Когда специалисты покинули кабинет, хозяин его достал из одного шкафа бутылку, из другого рюмки и поставил на стол. Из ящика стола извлек шоколадку.
Ты чему улыбаешься?
Выпьем с горя? Я из кружки!
Этому тебя в Кембридже научили?
Пушкин в России.
Рубахин выпил, Костя отломил дольку шоколада и отправил в рот.
Что скажешь по поводу?
Разбираться надо с чувством, толком, расстановкой, без суеты и нервотрепки.
Вот и разбирайся. А я, признаться, заикаться скоро буду. Ну, ты меня понял.
Бывают в жизни хорошие дни. С утра просыпаешься бодрый, здоровый, готовый к подвигам трудовым. Выходишь из дома и замираешь от наслаждения, вдыхая запахи лесной свежести и луговых трав, откуда-то проникающих в загазованный воздух мегаполиса.
В такие дни машина заводится с пол оборота, не чихает двигатель, не стучит кардан. Пробок нет до самой работы. А на работе сплошной бедлам! Директор ругается, подчиненные прячутся. Никто не знает, что надо делать и надо ли что-то делать вообще. То ли пипец подкрался к предприятию, то ли еще крадется где-то
Не все так страшно, считает Рубахин.
Разумеется, отвечает Костя, чувствуя в глубине души, на краю сознание звук тревожного колокольчика.
Не надо иметь диплом английского университета, чтобы понять, что если рабочие сидят на своих местах, то с производством не все в порядке. Вялотекущая деятельность специалистов настораживала еще больше.
Кризисный шок предприятия во всей своей красе, поставил диагноз Костя, как его учили кембриджские профессора. Или по-другому: «черная метка» билет на тот свет. Мягкий или плацкартный это уж кому как повезет. Некоторым везет предприятие закрывается, а его руководители и подчиненные расстаются друзьями. Другие, у которых возникли большие долги по зарплате, мучительно агонизируют в бесконечных конфликтах когда верхи уже ничего не могут, а низы ничего не хотят. Но может и повезти, если найдется специалист умеющий разруливать подобные ситуации.
Главное определить наиважнейшее направление: за все хвататься ничего не вытянешь. По всему выходило, что главное это Нягань: там зависло более 140 миллионов вложенных и освоенных средств. Инночкин стал собирать информацию о партнере.
Мне вот с ним даже встречаться не хочется, поморщилась Нина Львовна, главный бухгалтер.
Проблемный субъект? спросил Костя.
Хам брутальный.
Как это выражается?
Поехали с Соломоном Венедиктовичем на сверку. Ну, по бухгалтерии они долги признали, а потом к этому с «Ю-8», заходим. Он мне с первого взгляда не понравился серый костюм, серый галстук, серые недобрые глаза и залысины, как у. Ну, крыса крысой к тому же армянская. А голос такой сухой и резкий. Посмотрел акт сверки и говорит: «Рубину» вашему я ни рубля не подпишу». Соломон Венедиктович ему спокойно: «Хотите в арбитражном суде разбираться? Разберемся! И не надо разговаривать со мной таким тоном!» А тот орет аж прям до визга: «Я разговариваю с тобой так, как ты того заслуживаешь! Строитель хренов! Напортачил браку сейчас мы за тобой переделываем и думаешь, что это тебе сойдет с рук? Думаешь, буду подписывать твои сраные бумажки? Вот тебе, выкуси!» И сует Рубахину кукиш под нос. Соломон Венедиктович его за грудки. Тот охрану вызвал, милицию подключил едва мы из этой Нягани ноги с директором унесли. И что теперь делать ума не приложу. Соломон Венедиктович, правда, говорит, что есть у него будто где-то какой-то блат. Может, и есть, да воз-то и ныне там.
Директора нашел в кабинете в компании коньяка с шоколадом.
Слышь, Костян, а что там, в Англии, нынче в моде я в смысле выпивки?
Не знаю, не интересовался. Гораздо интереснее, что у нас с Няганью?
С Няганью? А вот сейчас услышишь.
Рубахин потыкал пальцем в табло офисного телефона когда сигнал оборвался, поднял трубку:
Челябинск, «Рубин», Рубахин. Как по-армянски «здоровеньки булы»?
И замолчал, багровея лицом.
Кого ты пугаешь, козел вонючий? рявкнул неведомому респонденту.
Ответ, должно быть, тоже не отличался учтивостью.
Рубахин рванул галстук с могучей шеи вольного борца и прохрипел, задыхаясь, в трубку:
Слушай сюда, помойная гнида! Если ты не отдашь мои бабки, лишишься носа, ушей и пальцев, чтобы в них ковыряться. Ты понял, курносый? Так вот, если не жаждешь неприятностей, сделай, как я тебе говорю.
Рубахин бросил телефонную трубку в гнездо аппарата:
Слышал? Вот хачик поганый!
Душевно поговорили, заметил Костя и подумал: умный человек в любой запутанной ситуации ищет выход, только дурак ломится напролом.
А что с поддержкой? Нина Львовна говорила: у тебя будто какой-то блат аж прямо чуть не на небесах.