Евгений Федотов - Весь мир на кончике пера стр 2.

Просматривать утраченные звенья.

Ты в стороне,  всего лишь наблюдатель.

Твой глаз при этом просто объектив.

Картинка в нем, как в фотоаппарате

Возникнет, окруженье отразив.

Но дальше, кто ее воспринимает?

Все происходит в нашей голове.

Наука до сих пор не объясняет,

Как видит окруженье человек.

Так что же, значит представление

Того, что видим мы кругом, 

Всего лишь плод воображения,

В мозгу возникнувший фантом?

Естественно сомненье возникает:

А все, вообще, реально или мнимо, 

Весь мир, в котором жизнь проистекает?

Коль это до сих пор необъяснимо.

Чтоб убедиться ты рукой потрогай.

Но как прикосновенье ощущаешь?

Опять в твоем мозгу все происходит.

И тоже объясненья не находит.

Слух, восприятие вкуса, обоняние, 

Все возникает в нашей голове.

Все образы, живущие в сознании,

Там обретает каждый человек.

В масштабах мирозданья человек, 

Всего-то неприметная пылинка.

Так мимолетен наш короткий век!

Как молния, пронзившая картинку.

Быть может, для Творца, кто все придумал,

Все это небольшой эксперимент

В масштабах бесконечности Вселенной

Всего лишь занимательный момент.

Но, кажется, вполне проверить можно,

Что мир вокруг реальность, а не сон.

Задав вопрос, казалось бы, несложный:

«Мы можем что-то переделать в нем?»

Да, человек не просто наблюдает,

Не только ощущает все вокруг.

Он сам вокруг себя все изменяет,

Порой осмысленно, порой случайно, вдруг.

Но, главное реальны инструменты,

Чем человек воздействует на мир.

Их создает, используя фрагменты

Того, что раньше он же сотворил.

И значит, материальный круг замкнулся.

Являясь частью сущего всего,

Сам человек по жизни замахнулся

Менять вокруг природы существо.

А как же «объективная реальность»?

Та, что «дана нам в наших ощущениях»,

Та, «что вне нас и независима от нас».

Откуда все, и кем оно дано?

Но ощущения наши субъективны.

Так что, у всех своя реальность?

Тогда, какая ж это объективность?

Одна сплошная индивидуальность.

В плену полемики и столкновенья мнений

Вопросов тьма,  ответов лишь крупицы!

И, погружаясь в бремя размышлений,

Сквозь них непросто к истине пробиться.

Сопереживание

Звучит концерт, солист с оркестром

На сцене таинство вершат.

И я в большом концертном зале

Охвачен звуком, им объят.

Великолепны ощущения, 

Я различаю голоса любимых инструментов,

Их разговор и размышленье,

Знакомой темы наполненье.

От первых тактов до финальных

Я в море звуков невесом.

Я погружаюсь в нереальность.

И сердце бьется в унисон.

Но мне при этом не хватает,

Чтоб лучше музыку понять, 

Глядеть на лица музыкантов.

И с ними сопереживать.

А, если смотришь на экране,

Тогда ты с ними будто рядом.

Тот, кто сейчас на крупном плане,

Он главный не отводишь взгляда.

Вот в центре кадра пианистка.

А чуть поодаль в кадре том

Сидит скрипач, вторая скрипка,

С сосредоточенным лицом.

Он весь вниманье, ждет мгновенья,

Когда черед его вступить.

Ни волшебства, ни вдохновенья,

Лишь бы момент не упустить.

Но вот каденции начало

Негромко с клавиш полилось.

И сердце чаще застучало,

И все во мне вдруг напряглось.

Вот снова на телеэкране

Я вижу эти два лица.

Но в этот миг на них страданье,

И изумленью нет конца!

Я с ними сопереживаю!

Мы в ощущениях близки!

Всецело музыке внимаю,

А чувства ясны и легки.

Скрипач, и я, и пианистка

Едины в этот светлый миг.

Созвучье душ кристально чисто,

И образ трепетный возник.

Когда закончится концерт,

И отзвучат аплодисменты.

Эмоций всплеск сойдет на нет,

Но память сохранит моменты,

В которых слились в единении

Звучание и лица музыкантов.

Моя любовь и восхищенье

Их мастерством и их талантом.

Безмолвие

Кто родился глухим, тот живет в тишине.

Не знакомы ему нежный шепот прибоя,

И могучее форте, что нравится мне,

Щебетание птиц и звучанье другое.

Он в неведении том, может, счастлив вполне.

Не страдает душой от отсутствия слуха.

Созерцает вокруг целый мир в тишине,

Принимает умом все, как есть, и без звука.

Тот, кто слух потерял,  оказался в другом,

Неуютном, пугающем мире.

Все безмолвно, таинственно, странно кругом,

Как во сне в незнакомой квартире.

Словно видишь чуднОе немое кино

На большом полотняном экране.

Понимая, что ты не досмотришь его.

Ощущая все это заранее.

Но не стерлись еще, еще в памяти ждут

Ноты, звуки, что слышал ты прежде.

Хочешь ты воскресить их, вернуть,

И живешь этой главной надеждой.

Для утомленного, безмолвье благодать,

Твоей душе покой отдохновенья.

Оно убежище, где можно переждать, 

И просит мозг: «Подай тиши мгновенье!»

А, если нервы стонут в напряжении,

Ты скован, пульс в висках стучит,

Безмолвие усилит натяжение.

Пусть лучше ровный шум звучит.

Блаженство тишины и звуков пенье

Едины, целостны, неразделимы.

Безмолвие есть фон для восхищенья,

Как холст и рама для картины.

Горизонт

Есть парадокс занятный, но несложный,

Что в голову приходит иногда:

Уйти за горизонт вполне возможно,

Достигнуть горизонта никогда.

Как далеко мы видим горизонт?

Простая геометрия на пальцах.

Нам формула фиксирует закон:

Чем выше мы находимся,  тем дальше.

Вот лежа на земле почти у носа.

А высоко забрался видит взор

На горизонте смутную полоску

Так, призрачно, что затруднен обзор.

Всего лишь линия в пространстве далеко

И не условна, а вполне реальна.

Природою очерчена легко.

Загадочна, чудна и материальна.

Ребенок маленький, что видит он вокруг?

Совсем немного, слишком мал он ростом.

Но вырастает личность, открывая вдруг,

Как все вокруг объемно и непросто.

Есть схожее понятье кругозор,

Что человек в развитии обретает.

Его граница тоже горизонт

Всей суммы знаний, чем он обладает.

У одного широк и многогранен.

За край возможно в мыслях заглянуть

Еще раздвинув круг своих познаний

В неведомое мысленно шагнуть.

А стоит свой предел преодолеть

Увидеть можно новый горизонт,

И устремиться дальше захотеть.

Азартный бег не остановит он.

Другой как будто скован и зашорен,

Настолько мал и узок интеллект.

Но он всегда собой доволен,

И у него всегда готов ответ.

Ему трудней всё взвесить и понять.

Он никогда ни с кем не вступит в прения.

Зато упрямо может повторять:

«Есть у меня такая точка зрения!»

И как ни странно будет прав.

В одном он, несомненно, будет точен, 

Все знания убогие собрав,

Свой горизонт успешно схлопнул в точку.

Творчество

Художник, как беременная женщина

Вынашивает образ эмбрион.

Его лелеет, кормит, охраняет.

И с ним живет, пока созреет он.

А если его спросят: «Кто отец?»,

Он не всегда ответ на это знает.

Приходит непорочное зачатье, 

Когда из подсознания всплывает.

Иль подсмотрел, нечаянно услышал, 

И загорелся: «Вот ведь как бывает!»

И уж одним желаньем дышит

Всем рассказать в себе не удержать.

Но всякому рожденью нужен срок

Сопит младенец, кулачки сжимает,

Беременность спокойно протекает,

Творец доволен, руки потирает:

«Уже недолго мне нести оброк».

Другой попался суетный, строптивый

Верти́тся, ручками сучит,

Чего-то просит, вот нетерпеливый!

Толкается и ножками стучит.

Но муки творчества, счастливые мгновенья,

Когда-то кончатся,  всему придет конец.

И, глядя на свое произведенье,

Вздохнет уставший от потуг творец.

Дитя, на свет родившись,

О себе заявит

Тому, с кем говорить хотел поэт.

А время все «по полочкам расставит».

Художник о себе оставил след.

Камертон

Исчезает фонарь желтой кляксой в тумане,

Мелкой моросью дождик закапал уже.

Голова отекает настырным дурманом, 

Видно что-то не так в моей грешной душе.

Разберись-ка, попробуй, чем ее тихо гложет.

Или светлою грустью, иль горючей тоской?

Здесь анализ дотошный никак не поможет.

Только муторно ей,  потеряла покой.

Это значит жива, значит не зачерствела,

И не впала в беспечный летаргический сон.

Реагирует чутко на слово и дело