То ли дело Чёрный двор. Здесь кипела жизнь.
На Чёрном дворе жизнь неслась, что горный ключ: ещё до рассвета бабы выходили к колодцу. Дети бежали кормить птицу, кто постарше торопились к хлевам, чтоб вывести скотину. Чуть позже, отзавтракав, разбредались по мастерским мужики. Молоты и топоры заполняли звоном утро, босоногие дети суетливо носились через весь двор, на посылках у старших. Чёрные девки то и дело бегали за водой, дровами, хворостом, посудой или в погреба.
У колодца стояла небольшая скамья и стол, под которым прорыли сточную канаву. Здесь мыли посуду и тут же, на столе застирывали детскую одежду. С кухни над двором стелился ароматный сизый дым.
Иногда через двор проходили и городские дружинники. В отличие от постоянной теремной дружины, они не носили красные кафтаны, но одеты все были справно, не оборванцы. Одни важно задирали носы, другие весело приветствовали детишек, останавливались, чтоб перекинуться с ними парой слов, были и такие, что по пути умудрялись позаигрывать с какой-нибудь молодичкой. Дружинников при дворе уважали и любили. Девки предлагали им свои нехитрые угощения, а дети радостно бежали встречать их у ворот и провожали к оружейному двору.
Всё смолкло неожиданно. Волк даже не сообразил, отчего все притаились. Двор точно замер: дети быстро загнали птицу прямо в избы и попрятались сами. Затихали песни, брань и смех. На Чёрное крыльцо вышел Брониимир и застыл, облокотившись на высокие деревянные перила. Он не сводил взгляда с Чёрных ворот. Волк прекратил мести и приник к стене.
Ворота шумно отворились, и трое мужиков завели молодую ухоженную кобылку, запряжённую в небольшую телегу. Брониимир оживился, когда лошадушка замерла возле крыльца. Мужики ворочили в телеге мокрый свёрток.
Князь удовлетворённо кивнул и, бегло глянув на двор, рукой подозвал Волка:
Псарь, поди сюда.
Волк отставил метлу и подошёл к крыльцу.
Да, князь, отвесил сердечный поклон.
Видел ли ты, псарь, что бывает, если ослушаться князя? тихо спросил Брониимир.
Да, государь.
Надеюсь, ты оправдаешь оказанную честь, кивнул Брониимир. Однако я хочу, чтоб ты лучше усвоил, что ждёт тебя, если вздумаешь перечить. Видишь вон ту рогатину?
Князь указал на крупный раздвоенный столб, который мужики заваливали на телегу.
Да.
Сейчас мои люди воткнут её на площади, и ты привяжешь к ней псаря, что не смог найти моего сына. Пусть повисит там, пока не найдётся княжич! Заодно и другим наука, что я сделаю с каждым, кого заподозрю в заговоре.
Ступай же, велел Брониимир.
Волк забрался в телегу. Слуги, уже на ходу, запрыгнули следом и, точно бревно, отталкивали от себя ногами замотанного в тряпьё покойника.
Звонко стуча подковами, кобылка потрусила к площади. Покойник лежал у самых ног, под ним уже натекла смрадная лужа. Видать, много воды набрал в себя утопленник. Волк отпихнул мертвеца босой ногой и сел ближе к краю.
Что, псарь, не любо тебе с покойным предшественником в телеге кататься?
Да кому охота-то будет? проворчал один из слуг, тот, что моложе, примерно ровесник Волку, рыжий, как солома, и рябой. Второй, старый с белой бородой и плешью на макушке.
Молодой добродушно улыбался, глядя на Волка:
Ничего! Сейчас управимся и в баньку.
Ага. Прямо быстро так и управимся, проворчал старик. Коль духи благоволят, к закату воротимся.
Ты главное споро делай, быстрее и ко двору поедем, улыбнулся Рыжий. Тебя как звать-то, псарь? Я Тишка, а это батя мой, Гером.
Зовите Волком.
Эх! Вот имя-то! Бать, слыхал? Вот как сына надо называть! А то Тишка
Ты отца-то не учи! рявкнул Гером, отвешивая сыну звонкий подзатыльник. Тишка замолчал, и только глаза его задорно блестели, выдавая сдерживаемый смех.
На площади Тишка и Гером быстро вбили в землю рогатину и приколотили опоры.
Твой черёд, псарь, разматывая тряпьё, объявил старик.
Волк глянул на покойника: тело его разбухло, в волосах и бороде застряла тина, кожа стала сине-серой, и смрадный дух разложения окутал мёртвого.
Дышать стало тяжело. Влаксан закашлялся, борясь с подступающей рвотой.
А ты думал, пышки жрать нанялся? сострадающе протянул Гером.
Держи верёвку, Тишка кинул моток конопляной верёвки, лучше не мнись, он сам-то на рогатину не заберётся.
На шее, запястьях и щиколотках покойного остались тугие верёвки, за них Волк и оттащил тело к рогатине. А вот подвесить оказалось куда сложнее. Казнённый псарь при жизни-то был не мал, а расслабленный, набравший в себя воды, стал неподъёмный. Покойник то и дело падал, приходилось брать его скользкое набухшее тело под руки и подтаскивать к рогатине. Из него постоянно сочилась мерзкая жижа, воняющая тиной и гнилью.
Может, подмогнёте? устав от бесконечных пустых попыток, спросил Волк мужиков, наблюдавших с телеги.
Не велено. Князь строго указал, что делать должен ты один, подал плечами Тишка. Поди, глядит со стены, да радуется. Мне до плетей охоты мало.
Мать! выругался Волк, привязывая верёвку к покойнику.
Насилу затащив утопленника на рогатину, кое-как закрепил его, моля духов, чтоб верёвка не лопнула. Слизь и вода не давали нормально затянуть узлы, то и дело выскальзывая из рук и петель.
Наконец, Волк обессиленно сел у рогатины. Взмокший, уставший, в грязной одежде, пропитавшийся вонючей жижей и потом, он уже не замечал смрада, сидел в луже, прижавшись к столбу, и утирал грязным рукавом лоб. Солнце закатилось, а Тишка с отцом тихо дремали, сидя в телеге. Покойник, точно пугало, высился над головой.
Эй, парень. Закончил, что ли? проснулся возница.
Да. Поехали ко двору, махнул, поднимаясь Волк.
Волк завалился в телегу, на то место, где лежал по пути к площади мертвец. Тишка уже не рвался поговорить. Они с отцом сели поодаль, брезгливо поджав ноги под лавку.
Князь встречал их на том же месте. Он не обратил внимания на Волка, подозвав сопровождавших его мужиков.
Шустрая девчушка проводила его в баню, забрала одежду, натаскала воды, и даже начала приставать с вопросами, но Влаксан так и не смог понять, что она хочет. Всё ещё было тошно. Никак не удавалось смыть с себя мертвецкий дух.
17
Дни походили один на другой: спать либо в сарае, либо в псарне, пока лето позволяет. За едой в чёрную кухню, и знай себе собак доглядывай, чтоб не хворали, да чтоб никто из детворы шутки ради не забрался в загон, особенно, когда псы на выгуле.
На сон чернь уходила рано, детвора освобождала двор ещё к закату, и в час луны можно было слышать только, как тихо бранится княжеская повариха, да лениво ходит по дворцовым стенам стража. Иной раз кто из молодцев, притаясь, бежал к девкам. Наверху же, над стеной, на третьем и четвёртом этаже, в окнах княжеского терема, долго горели свечи, иной раз не гасли до утра. С псарни было видно, как пляшет слабый оранжевый отблеск свечи.
Поди, князь обдумывает, где сыскать похитителей. А ну, как духи укажут ему?
Волк прислушался: дружинник на стене прошёл в сторону Красного двора и не возвращался, а сторож на воротах уже с полчаса тихонько храпит, прижавшись к стене.
Быстро вскочив на крышу сарая, Волк замер. Видно, стража, что дежурит на стенах, собралась где-то кучей и чешет языками. Город закрыт, кто же полезет в терем? Все, кому надо, давно уже тут.
Волк быстро забрался на лемеховую крышу, над стеной, и тихо побрёл вокруг терема. С детства отец хвалил его за тихую поступь и ловкость. «Хороший охотник беззвучный и неприметный», всегда повторял отец, собирая сына с собой на охоту.
Птах говорил, что где-то здесь можно подлезть к окнам, да узнать, что же князь удумал.
Посреди Княжьего сада раскинул косматые лапы большой родовой дуб гратских князей. Говорят, духи, благословляя княжий род, велят сажать дерево, и покуда оно будет стоять и процветать род тот не переведётся.