Уроки литературы для меня всегда были скучными. Я сидел на задней парте третьего ряда и смотрел в окно, пребывая в собственных мыслях. Правда, сегодня мне повезло. В начале недели наша учительница дала задание на дом выучить любое стихотворение любимого детского поэта. И я уже тогда знал, что буду рассказывать стих Агнии Барто «Я расту». Мне даже не пришлось его учить. Я и так знал его наизусть. Но на всякий случай я взял в библиотеке сборник её стихов. Решил, что нужно почитать и другие.
Оказалось, что практически все мальчики из нашего класса домашнее задание не выполнили, получив свои излюбленные «двойки»», и я уже понимал, что своим выступлением снова привлеку к себе ненужное внимание. А этого мне очень не хотелось. Сначала я решил, что скажу учительнице будто я тоже не готов к уроку. Но потом почему-то вспомнил о маме. Она явно расстроилась бы, узнав, что я не смог рассказать наизусть свой любимый стих.
Блашка Степан, пожалуйста, к доске, спокойным голосом произнесла учительница, рисуя что-то в журнале.
По классу пробежался ехидный смешок. В этот момент моё сердце заколотилось в десять раз сильнее, рискуя выпрыгнуть наружу. Я поднялся со стула и направился к доске. Ноги меня не слушались. Наверняка со стороны моё поведение выглядело очень странным. Никто ведь не знал, что у меня творится внутри. Да, мне было страшно.
Давай, Блашка-букашка, жги! послышался чей-то грубый шёпот.
Не, он блошка! ответили ему. Мелкая и противная.
Опять раздался чей-то смех. Учительница поправила свои очки и нервно постучала ручкой по столу:
Не шумим. Блашка, мы тебя слушаем.
Я повернулся лицом к классу и опустил взгляд. Смотреть в глаза своим обидчикам у меня не хватало духа. Тем более, что в этом кабинете их было не один-два человека. Их было предостаточно. Внутри царил ураган неприятных эмоций: волнение, обида, смирение, желание убежать. Возможно, многие из них заметили, что в этот момент у меня дрожали руки. Но, видимо, их это только забавляло.
Агния Барто, сквозь силу выдавил из себя я. «Я расту».
Блошка растёт! крикнул кто-то и весь класс снова звонко засмеялся.
От ужаса произошедшего я затаил дыхание. Моё лицо мгновенно покраснело. Я хотел заплакать, слушая, как мой класс заливается неудержимым смехом. Учительница резко встала из-за стола:
Погорелов, соблюдай тишину! Иначе сейчас выйдешь за дверь!
Да с удовольствием, ответил хамоватый ученик. Мне есть чем заняться.
Пытаясь успокоить класс, она прошлась между рядами. После нескольких угроз отвести кого-нибудь к директору и вызвать чьих-либо родителей практически все ученики замолчали. Я, бледнея от волнения, наспех рассказал стихотворение и сел обратно за парту. Мне поставили «четыре». Наверное, в данной ситуации это лучшее, что могло со мной произойти.
Весь оставшийся урок я сидел не поднимая головы. Лицом я уткнулся в сборник Барто. Пытаясь забыть про своё неудачное выступление, я прочитал несколько десятков её стихов. И был сильно восхищён. Каким же талантом надо обладать, чтобы писать в рифму такие замечательные строчки? У меня бы так не получилось. Это же нужно иметь талант. Вряд ли он у меня был. Хотя Хотя я ещё даже не пробовал. Может нужно начать? Я вырвал из тетрадки чистый листок, радостно положил его перед собой и И всё. Воодушевление сразу пропало. В голову ничего не приходило. Ни строк, ни рифм. Я был расстроен. Я думал, что сочинять стихи намного легче. Как же тогда они появляются?
Мне стало грустно. Даже находясь в одном кабинете с парой десятков моих сверстников, я чувствовал себя одиноким. Бывает же так. Тут у всех были друзья, кроме меня. Наверное, именно это и обижало меня больше всего. Разве я не умею дружить?
Я так глубоко ушёл в свои мысли, что даже не обратил внимание, как написал на белом листке бумаги ровным почерком: «Я снова один». Я с удивлением смотрел на эту запись. Да, это всего лишь три слова, но что-то в них меня цепляло. В этот момент я понял, что у меня не получится писать такие простые, но в то же время забавные стихи как у Агнии Барто. У меня в душе были абсолютно другие настроения. Не беда, решил я. Буду писать о том, что первым приходит на ум. Я снова уставился в окно и задумался. Наверное, мне стоило бы рассказать о своём одиночестве. Пусть с кем-то с глазу на глаз я не мог это сделать, но вот листок бумаги точно меня выслушает.
До конца урока я написал всего одно четверостишие. Кажется, вышло не очень хорошо. По крайней мере, мне не нравилось. Я долго перечитывал свои строки по несколько раз, пытаясь понять, о чём же теперь писать дальше.
Прозвенел звонок. Большинство моих одноклассников с визгом вылетели из кабинета, а вот Погорелов мой главный обидчик остался. Как ни странно, его двое дружков тоже. Они бурно принялись обсуждать какую-то новую видеоигру, бесконечно елозя на своих стульях. Также за передней партой остались сидеть две отличницы, похожие друг на друга как две капли воды. Нет, они не были сёстрами, просто их дружба была на столько крепкой, что они стремились это всём показать. Мол, у нас нет соперничества, так как мы единое целое. Я даже немного им завидовал. Ещё во время перемены в кабинете пребывала новенькая девочка, которая только в начале этого года перешла к нам в школу. Она что-то писала в большом блокноте с ярко-жёлтой обложкой. Может, вела личный дневник? Я так долго и настойчиво смотрел на неё красивые чёрные волосы, что мне самому стало стыдно. Это же неприлично. Благо сама девочка не замечала моей невоспитанности.
Эй, Блашка! крикнул Погорелов, быстро вернув меня в реальный мир. Тебе дома заняться нечем? Стихи он учит!
Его мама заставляет, добавил его друг.
Мой одноклассник и главный недруг в одном лице вальяжно развалился на стуле, недовольно косясь в мою сторону. Отличницы притихли и обернулись, наблюдая за происходящим. Я опустил голову и уткнулся носом в листок со своим первым недописанным стихом. Я знал, что сейчас как и всегда лучше промолчать.
А потом на родительском собрании будут хвалить только одного Степана, какой он у нас молодец! Девочки, вы не в счёт, Погорелов хитро улыбнулся, а потом встал со стула. Эй, я с кем разговариваю?!
Мне снова стало страшно. Я боялся, что меня ударят. К тому же ничего плохого я не сделал. Я просто рассказал стих. Кому от этого плохо?
Погорелов подошёл к моей парте и опустил на неё свои руки:
Ты как всегда не знаешь, что мне ответить? Ладно, молчи. Всё равно никому не интересны твои оправдания. Ой, а что это у нас?
Глаза одноклассника загорелись хищным огнём и он резко схватил листок бумаги, на котором я во время урока написал несколько обычных строк, пытаясь сделать первый шаг в поэзию. Я испугался. Это было слишком личное. Этим парням я явно не хотел открывать свою душу.
А Блашка у нас ещё и сам стихи пишет! закричал он, весело смеясь. Ой, умора!
Отдай! я вскочил на ноги, пытаясь забрать у него бумажку. Ты не имеешь права!
Сядь! Погорелов толкнул меня, и я плюхнулся обратно на стул, готовый разреветься.
Чё там, Горелый? крикнул один из его дружков.
Одноклассник довольно оскалил зубы и, глядя на меня с присущим ему высокомерием, смял бумажный листок в круглый комок. Я никогда не понимал, почему он так жесток со мной, ведь не раз на контрольных работах он просил меня ему помочь. И я помогал! А сейчас он вёл себя так, словно забыл про всё это. Будто он больше никогда не обратится ко мне за помощью.
Погорелов сделал лёгкий взмах рукой, и бумажный комок взлетел в воздух, направляясь к друзьям моего одноклассника:
Почитайте этот шедевр! Вам понравится.
В это момент произошло что-то странное. Новенькая девочка резко встала из-за парты, подошла в мальчикам и неожиданно выхватила у одного из рук заветный комок бумаги. Парни удивились такой наглости. Я, если честно, тоже. В своей розовой блузке и клетчатой юбке она выглядела крайне миловидной и скромной девочкой. Я бы в жизни никогда не подумал, что она проявит такую смелость и надумает помешать планам наших задир.