Дорога домой заняла у меня не так много времени, и вскоре я ступила на расчищенную от густых деревьев поляну. Передо мной предстали уютные деревянные домики нашей стаи, двумя стройными рядами поднимающиеся на холм к храму. Дорога была утоптанной многочисленными ногами волков и хранителей, целыми днями снующих по своим делам. Даже трава уже не пробивалась сквозь плотную толщу земли, смешанной с глиной. В дождливые дни дорога становилась скользкой и неприятно чавкала под ногами. Мой дом был ближе других к храму, но оставался на почтительном расстоянии слева. В середине тропы, преграждая мне путь, стоял колодец, снабжавший нас питьевой водой. Каменная кладка основания вырастала вверх деревянной треугольной крышей и маховиком, поднимающим ведро на толстой цепи. Около колодца всегда кто-нибудь был: может, из-за прохлады, что веяла от него, может, из-за вкусной ключевой воды, коей он был наполнен, а может, став негласным центром нашего лагеря, он привлекал всех к себе. Вот и сейчас рядом с ним, сгорбившись, стоял крепкий мужчина и что-то сосредоточенно делал.
Сквозь промокшую бежевую ткань на его широкой спине можно было различить напряжение каждой мышцы. Вскоре мужчина откинул назад копну светлых волос, и я поняла, кто это был. Могла бы догадаться. Этого огромного детину тридцати лет зовут Леша, и он один из хранителей, закрепленных за моей семьей. Но мои частые столкновения с ним уже попахивают преследованием. Я почти прошла мимо него, когда до меня донесся громкий оклик:
Привет, сестренка!
На мгновенье остановившись, но, даже не подняв на него глаз, я двинулась дальше. Не собираюсь ему отвечать, и пора рассказать об этом отцу. Он переходит все границы! Его накажут, но он должен знать, где его место. И он совершенно мне не брат, у него нет семьи. По крайней мере, с тех пор, как он стал хранителем.
Где была? в тишине, нарушаемой лишь шорохом моих шагов, раздался другой голос, и я вздрогнула от неожиданности.
Я была так сосредоточена на Алексее, что не заметила присутствие другого хранителя. Мила Назвать ее хранителем не поворачивается язык, и дело не только в ее огромном самомнении, но и в полном отсутствии гена волка в крови. И, несмотря на свою человеческую природу и весьма щуплое строение, она не выказывала и тени страха или покорности. Уперев руки в костлявые бока и почти запрокинув, обрамленное жидкими светлыми волосами, узкое некрасивое лицо с неестественно большим носом, она продолжила извергать ядовитые колкости:
Тебя искал отец! Всыплет тебе как следует, будешь знать, как шататься по ночам!
Тебе-то какое дело, Мил? спокойно проговорила я.
Я не позволяла ей обращаться ко мне грубо. Я ещё не волк, но скоро им стану. У неё нет права оскорблять меня. Но она не отступала и язвила на каждом шагу. Мне пришлось остановиться, чтобы продолжить с ней разговор, от оскорблений я уже никак не могла уйти.
Принесешь в подоле, а мне потом нянчить твоего ублюдка! Вот какое!
Мила, прекрати! вступился за меня Алеша, и уже не было смысла избегать его. Ты не должна так говорить с ней!
Он подошел к нам вплотную и закрыл меня своей широкой спиной. Несмотря на мой высокий рост, он был выше меня и шире в плечах. Алеша стал бы крутым волком, если бы человеческая натура не взяла верх, запрещая обращаться. Я никогда не интересовалась, кем были его родители. Знаю, что он из стаи Белых. Значит, ростом он пошел в человека. Я съежилась за его спиной и обняла себя за плечи, словно и впрямь нуждалась в защите. В какой-то момент я ощутила, будто он сильнее меня, но это было не так.
А что мне за это будет? Да ничего! Мила буквально выплюнула эти слова в лицо Алеше, в ней не было и тени страха. Не мне, а вам, хранителям, за меня страдать!
Её слова задели меня за живое, но я промолчала. Негласное правило хранителей вступаться за своих. Наказывают одного терпят все, но я впервые сталкиваюсь с тем, кто пользуется этим правом во вред другим хранителям.
Перестань! Просто уйди! успокаивал ее Алеша, хотя я не считала, что меня надо защищать от кого-то, тем более от человека вроде Милы. Я вышла из укрытия его спины и хотела пройти дальше.
Не тебе меня затыкать! Не имеешь права!
Но я могу силой заткнуть твой поганый рот! Всем наплевать на тебя!
Я не верила, что Леша и правда может применить к кому-то силу. Но в данной ситуации я бы его поддержала, но сама не стала бы марать руки об этого недохранителя. Никто его не осудит: ни волки, ни хранители. Последние могут драться хоть каждый день никто не будет лезть в их разборки, главное, чтобы работа выполнялась.
Попробуй, и посмотришь, что с тобой сделают, прошипела Мила, и я остановилась, обернувшись на них. Она намекает на фаворитизм в стае? Чьей она может быть подстилкой?
Мила, самодовольно хмыкнув, ушла. А я пристально посмотрела на Алешу: он стиснул зубы и устремил на меня потемневший взгляд синих глаз. Это подтвердило мои подозрения. Похоже, Алексей знал больше меня. Стараясь убедить себя, что это не мое дело, я пошла к дому. Алеша догнал меня почти у порога и, взяв за локоть, развернул к себе.
Ты в порядке? Она не должна была так говорить с тобой!
Как и ты! с нажимом на каждом слове прошептала я, боясь, что отец нас услышит. Что ты себе позволяешь? Мне нужно поговорить об этом с отцом?
Он поджал губы и отпустил меня, отступив назад. Я мысленно корила себя из-за страха за его сохранность. Не я ли хотела сдать его отцу и прекратить эти преследования? Что за бессмысленная защита от несуществующих опасностей? Быстро откинув все мысли о нем, я уверенно вошла в дом.
Дядя Макс сообщил о чистках в северных стаях услышала я обрывок разговора между отцом и старшим братом.
Окинув беглым взглядом обеденный стол, я с ужасом заметила, что вся семья уже в сборе. Значит, я опоздала. Оксана, стоявшая у плиты, приветливо кивнула мне и приготовилась подавать мой завтрак.
Отец, как и положено, сидел во главе стола. Огромный черный волк со строгим взглядом темных глаз, с тяжелыми бровями, сведенными сейчас в задумчивости, и грубой трехдневной щетиной, какой он покрывался каждый раз, когда перед ним стояла неразрешимая задача. Загорелое лицо отца было покрыто белыми струйками-шрамами, и ни один волос так и не сумел пробиться сквозь них. В детстве, сидя на коленях отца, я любила разглядывать их и считать: один рассек бровь, второй задел нос, третий проложил путь через грубую кожу отцовской щеки от виска до верхней губы, четвертый стянул нижнюю губу, и теперь она словно состояла из двух половинок, а пятый, самый тонкий, сейчас пролегал где-то в недрах густой щетины от уха до середины подбородка. Отец никогда не рассказывал об их происхождении и не позволял к ним прикасаться, грубо откидывая мои руки, словно эти неглубокие шрамы до сих пор причиняли ему невыносимую боль. В отличие от лица, его тело было покрыто гораздо более глубокими шрамами, источников которых он также не выдавал. У отца была репутация сильного и мудрого вожака: его либо боялись, либо уважали. Его чёрные волосы, что топорщились сейчас в беспорядке, уже давно тронула седина. Говорят, это произошло после моего рождения, хотя он тогда был еще молод. Но отец никогда не выглядел стариком: подтянутый, широкоплечий мужчина, очень высокий, чему не был рад и потому сутулился. Он мог рубить лес наравне с молодыми, носить на плече бревна или ковать металл, даже не вспотев. Он был лучшим вожаком, какого можно было пожелать: молодой духом, крепкий телом и мудрый умом. Мой отец происходит из древнего рода Черных волков, долгое время не допускавшего смесей разных видов. Но мой дед, Эрик, будучи вожаком, нарушил это правило и позволил моему отцу жениться на девице из клана Белых. Именно этот брак стал причиной слияния двух, некогда враждующих, кланов. Все чистокровные черные волки отличались высоким ростом и скверным характером, в шутку подмечала я.