Вот как описывал эти события польский генерал С. Понятовский, находившийся в турецком лагере: «Испуская дикие вопли, взывая, по своему обычаю, к богу многократными криками «алла, алла», они бросились на неприятеля с саблями в руках и, конечно, прорвали бы фронт, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними Сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая (заместитель великого визиря) и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки снова были вынуждены отступить». После неудачи третьей атаки кегая сказал Понятовскому: «Мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится».
В ходе сражения наглядно выявилось превосходство регулярной петровской армии над османским войском. Один из современников так описывал пришедшее к берегам Прута султанское воинство: «Войско азийское, почитай все пришло сюда И за великий стыд себе причитают турки видеть такое войско, ибо народ плох, ободран, без ружья, и от далекого пути утомлен, и за тем на войну без сердца идут Хотя войско турецкое есть многочисленно, однако ж торопко, нерегулярно, без голов (начальников) умных»
Другой очевидец-западноевропеец отмечал: «После третьей атаки их замешательство и расстройство были так велики, что можно наверняка полагать, что если бы русские контратаковали их, то они бежали бы без всякого сопротивления». Подобное же развитие событий предполагал и начальник янычар, говоря позже султану: «И ежели бы москва наступала, то бы они никогда места удержать не могли уже турки задние почали было утекать, и ежели бы москвичи из лагару выступили, то бы и пушки и амуницию турки покинули».
Однако обо всех этих обстоятельствах в русском лагере ничего не знали. Петр не решился контратаковать противника после успешных отражений его атак. Он опасался, что во время такой контратаки турецко-татарская конница ворвется в лагерь. Турецкие войска слишком превосходили его войска по численности. Главное же состояло в том, что визирь имел огромное преимущество в кавалерии. Под началом царя оставалось всего около 6,5 тысячи конников. Им противостояли 57,8 тысячи турецких всадников, не считая 70 тысяч татар. Помимо своей малочисленности не вся русская кавалерия была боеспособна. В предшествующие дни от бескормицы (трава была полностью выжжена солнцем и съедена саранчой) пало множество лошадей, уцелевшие же уже несколько дней питались лишь листьями и корой деревьев. Получить фураж в условиях окружения не было никакой надежды.
Русские войска в лагере сохраняли полную боеспособность и дисциплину. Однако люди тоже были до крайности изнурены. Все сильнее ощущался недостаток продовольствия, боеприпасов. Положение оказалось критическое. Можно было попытаться ударить по противнику. Однако успех не был гарантирован. Еще более печальные последствия могла иметь пассивная тактика. Надежды отсидеться в лагере не было. Во-первых, скоро мог начаться настоящий голод, во-вторых, постоянно можно было ожидать новых нападений. Тем более что ночью османы подвезли, наконец, свою артиллерию.
Вечером 9 июля царь Петр Алексеевич окончательно осознал, что он, победитель Карла ХII, мог потерпеть поражение и попасть в плен вместе со своей супругой Екатериной, принимавшей участие в походе. Рассказывали, что у царя случился припадок. Позже он писал: «Никогда, как и почал служить, в такой десперации не были». Существует легенда, что Петр ушел в свой шатер, приказав никому не входить в него. Лишь Екатерине удалось успокоить супруга. Она же якобы сыграла решающую роль в принятии решения о начале мирных переговоров с визирем. На самом деле решение о начале переговоров принял, разумеется, сам царь.
Поздно вечером 9 июня Петр собрал совет, который поддержал его решение о переговорах. Послом к визирю был назначен вице-канцлер П.П. Шафиров опытный дипломат, доверенный человек Петра, знаток турецких нравов. Была составлена инструкция Шафирову для ведения переговоров и написано письмо к визирю от имени главнокомандующего Б.П. Шереметева с предложением начать переговоры.
На рассвете 10 июля, когда подошла турецкая артиллерия, янычары вновь предприняли штурм русского лагеря и вновь были отбиты. Вскоре к визирю доставили письмо с предложением начать мирные переговоры. Однако турки, уверенные в силе русской армии, сочли это военной хитростью и не стали отвечать. Позже Петр I писал: «Потом, когда ответом замешкалось, тогда послали к ним говорить, чтоб скорее дали отповедь короткою, хотят ли миру или нет, ибо более ждать не можем. Потом, когда и на ту посылку отповедь замешкалась, тогда велели полкам выступить. И когда сие учинилась, и наши несколько десятков сажен выступили, тогда от турков тотчас прислали, чтоб не ходили, ибо оне мир приемлют, и для того учинить унятие оружия, и чтоб прислали, с кем об оном мире трактовать».
Еще до приезда Шафирова на созванном визирем совете турецкое командование обсудило условия договора. Русское посольство (в его состав помимо Шафирова входило еще шесть человек, среди них такие известные впоследствии деятели, как А.И. Остерман и А.П. Волынский) было принято очень любезно. Шафиров сразу понял, что противник готов заключить мир. Позже возникли слухи о подкупе визиря, о том, что для этого подкупа Екатерина даже отдала свои драгоценности. Как показывают серьезные исследования, все эти слухи несостоятельны. Главными их распространителями стали Карл ХII и другие шведы, недовольные условиями договора, враждовавшие с визирем Баталджи-пашой. Русское посольство Шафирова доставило обычные во взаимоотношениях с Портой богатые подарки. Это были соболя, дорогие изделия, деньги из войсковой казны и т.д.
Главным требованием визиря было возвращение Азова и других отошедших к России земель, разрушение всех новопостроенных крепостей: Таганрога, Богородицка и Каменного затона. Турки также требовали прекратить русское вмешательство в дела Польши, передать им всю артиллерию русской армии, выдать Д. Кантемира и других «изменников» султана. Позже последние два требования были сняты. Договорились, что вместо армейской артиллерии турки возьмут пушки из Азова. Правда, появились новые требования: пропуск Карла ХII к его армии, возобновление Россией ежегодной выплаты «поминок» (по существу, дани) Крыму, пребывание Шафирова и сына Б.П. Шереметева Михаила в качестве заложников в Турции. Шафиров имел инструкции соглашаться на все условия. Несмотря на взаимное стремление сторон к заключению договора, его подписание затянулось до утра 11 июля.
Между тем положение в русском лагере стремительно ухудшалось. Один из служивших Петру иностранных генералов писал (перевод А.С. Пушкина): «Армия наша не имела провианта; пятый день большая часть офицеров не ела хлеба; тем паче солдаты, которые пользуются меньшими удобностями кони лизали землю и были так изнурены, что когда пришлось употребить их в дело, то не знали, седлать ли, запрягать ли их, или нет».
Вечером 10 июля Петр, не зная о результатах миссии Шафирова, созвал военный совет. Совет решил: «Ежели неприятель не пожелает на тех кондициях быть довольным, а будет желать, чтоб мы отдались на их дискрецию и ружья положили, то все согласно присоветовали, что иттить в отвод подле реки». Наконец, после полудня 11 июля Шафиров вернулся с текстом договора.