Плохой люди в тайге много-много. Тунгуса Ыналга убивал на реке, олень брал, пожар делал. Плохо. Надо новый царь.
Ипатий только руки развел в стороны. В мае, когда собирали караван в тайгу, вести приходили из столицы странные, противоречивые. Кто-то злорадствовал, кто-то негодовал. Разбойничать по дорогам начали безбоязненно, цены выросли на продукты. Но Мироныч успокаивал, пояснял, что скоро всё уладится. Править будет не царь, а Дума и выбранный народ, но явно, что-то не договаривал. Кривился, как от кислятины. А Дрейзер, когда провожал экспедицию от Невера, ни разу не улыбнулся, стоял хмурый, обеспокоенный
Знакомый эвенк Илья, с которым спирт пили в прошлый раз, быстро разделал вместе с напарником оленя. Мясо покидали в котел двухведерный. Ипатий первым делом подарил князю пачку патронов, выложил мешочек с солью. Сами-то они мясо почти не солили, но для гостя, приправили жменей соли.
Злодей убежал с зимовья. Меня хотел убить, инженера. Поможешь найти?
Вон Иля собачек возьмет и пойдете.
Ипатию на дощечке принесли куски языка, сердца. От запаха оленины у него кадык заходил ходуном. Спирту во фляжке до половины, два раза по глотку на четверых мужиков вот и кончился. Эйнах выдернул корковую пробку, недоверчиво горлышком по ладони постучал, остатки спирта слизнул с ладони.
Ты, Патя больше спирт привози. Мы тебе оленя дадим, бабу дадим.
Извиняй, князь. Вот когда из Ларино поеду, побалую спиртом. Пока больше нет. Надо злодея искать
Лайка нашла беглеца на берегу реки. Голос подала странный с подвывом. Старатель лежал на галечной косе с исклеванным лицом. Птицы постарались. Он похоже на голышах поскользнулся, упал навзничь, затылком о камень ударился. Вода подхватила, понесла по по стремнине Тут же на песчаной отмели его прикопали, каменьями завалили. Тронулись в обратный путь. По дороге Ипатий тетерева с тетеркой сшиб. С тем и прибыл на стан к исходу третьих суток. Алонин его издали приметил, вышел навстречу: «Нет и нет. Давно беспокоюсь»
Слава Богу, не пришлось грех на душу брать. Сам разбился и утоп. Раненый-то жив?
Жив. Костыль ему Мишка соорудил. Уже прыгает паскудник по стану. Боится, что прикончим его
Пущай боится. Это хорошо. Запас продуктов оставим. Пусть живет, да рыбалит, да ждет нашего возвращенья
Зимнояха, лето 1938
Алонин в полевом дневнике сделал запись: "2 июня 1938 года, брал пробы в ручье у прижима. Весовое золото 7 грамм"
Река начала входить в свои берега, но вода катилась мутно-молочная. Ипатий хотел начать промывку, но Алонин его осадил. Дел много, надо обустроить дом, починить крышу у бани и лежанку внутри, заготовить дрова, чтоб потом не отвлекаться на всякую мелкую колготу.
Вечером Ипатий буровит про ушицу из хариусов. Петр отмалчивается. Мысль о Дороти не дает покоя. Она отпечаталась в его памяти двадцатилетней и необычайно красивой На плечи брошена белая шаль, темные вьющиеся волосы, а лицо испуганное, слезы бисером. И тут же го пробивает испариной. Ему стыдно. Как глупо успокаивал, как твердил и твердил: потерпи, всего-то пару месяцев. «Золото перевезем с прииска в надежное место, я тут же вернусь за тобой».
А милая добрая Дороти, как иная собака, сказать не могла, но чувствовала беду, и ластилась, и умоляла, не ездить на Каралон снова, где началась неразбериха, грабеж.
У нас есть дом, акции, вклады нам хватит без этого золота.
Я слово дал отцу. Как можно?
А меня бросить одну с ребенком можно?
«Глупая курица, ну что тут в Иркутске может случиться? Большевиков выгнали, власть в руках законного правительства» Но не сказал этого. Взял из рук служанки Гунь Чой малыша, которого недавно окрестили Петром, осторожно прикоснулся губами, вдохнул сладкий молочный дух и тут же поторопился отдать малыша обратно, чтобы не дать слабину в жарко натопленной комнате, обставленной в соответствии с рангом первого золотопромышленника Забайкалья, коим являлся отец Дороти Яков Давидович Дрейзер.
Может, к моим переедешь?
Нет, Алеша, здесь мне спокойнее. Гунька, девка проворная, охрана проверенная Да и за лечением бабушки прослежу.
Возле конной кошевки обернулся. Дороти стояла на крыльце дома и как крыльями махала концами белой шали. В дороге он продолжал убеждать себя, что через два месяца они переедут сначала в Китай, а потом и в Америку. В город Кресент-Сити на севере Калифорнийского штата, где прижился дальний родственник купец Маковеев.
Временами мороз припекал так, что он сбрасывал меховую полость и рысил с пол версты вслед за кошевкой. Денег на станциях не жалел. В зимовьях вместе с кучером торопливо пил чай, неразборчиво ел, чаще всего строганину, томленые щи и снова заснеженный тракт с короткими остановками на станциях для смены лошадей. Сон урывками. Путь до Бодайбо, где ждал Дрейзер с санной командой во главе с Ипатием, занял восемь дней при полном напряжении сил.
Здесь в резиденции Дрейзера короткий отдых. Вечером при свечах долго обсуждали обратный путь с золотом. Оно накопилось на приисках за два года безвластья и анархии. Алонину хотелось забрать Дороти, он предлагал ехать обратно на Иркутск.
На телеграф пришло сообщение, что вооруженные отряды чехословаков заблокировали движение по Трансибу. А вдоль железной дороги под Иркутском идут боевые действия. Дрейзер решил, что придется ехать от Каралона на юг, затем по притокам Вилюя, а дальше по заброшенной старой дороге на Баргузин.
Там и дом наш старинный и людишки верные
Все знали, путь крайне тяжелый, особенно, если метель застанет на склонах Станового нагорья. Здесь нашли свою смерть десятки старателей-хищников во времена «золотой лихорадки» на Среднем Витиме. Раньше на долгом таежном пути располагались зимовья, можно было обогреться, выпить чаю, но постепенно из-за горных перевалов, множества коварных препятствий на реках, эта дорога, будучи вдвое короче, сошла на нет. Алонин с содроганьем вспоминал, как с Ипатием добирались три года назад от Верхоянска с большим грузом по зимнику. Половина якутских лошадок не дошла до Бамбуйки. Ипатий вел себя героически. В поселке пришлось оставить часть заболевших людей и оборудование. Дальше на оленьих упряжках пробирались по тайге к верховью Тулдуни. Полмесяца тогда занял путь до Каралона.
Яков Давыдович последние годы жил в основном в Иркутске. Приисками руководили штейгеры и управляющие. Последний раз он приезжал из Бодайбо на пароходе вверх по течению Витима до устья реки Нерпо. А дальше сто верст вьючной тропы до муйских приисков казались ему пустячным делом. Поэтому он не понял негодования Алонина. Пригласил опытного проводника, крещеного тунгуса Колю.
Тунгус Колька сокрушенно замотал головой.
Совсем плохой дорога, мороз сильный, ждать надо
Когда проводник вышел, Дрейзер подошел к голландке обложенной малахитовыми изразцами, прижался спиной. Постоял, прикрыв ладонью глаза.
Нет, ждать мы больше не можем! Ситуация патовая Ипатий пусть едет с Колькой налегке. В районе Бамбуйки они купят у эвенков и три десятка оленей с нартами. Затем незаметно встанут в устье Пармы в стороне от дорог. Мы привезем туда груз из Каралона.
Вы думаете, будут преследовать?
Да, я уверен.
Устроим засаду?
Нет, это опасно. Чтобы сбить с толку, отправим небольшой конный обоз на Бодайбо. Здесь пустим слух, что люди будут готовить караван на Иркутск. Прикупим лошадок
Вид Каралона неприятно удивил Драйзера и Алонина. Приисковая контора стояла на краю поселка, как осажденная крепость. Ограждение было частично сломано и сожжено. Урядник, заранее предупрежденный через посыльного, доложил, что резиденцию она в центре поселка, рядом с обновленной церковью, отстоять не удалось.