Она помолчала в недвижности и снова ожила:
Но как же это он добираться будет до Ордынки? Ведь на Духовщину ближе?
А он сперва к папе хотел заглянуть, ответила Аня.
Странник иль богомолец? А то и на житье монастырское позарился?
Аня быстро посмотрела на девочку и мальчика, потом на своих друзей и, досадливо морща нос, пожала плечами, не ответила. Баба Марта кивнула.
Ба, а что с тобой? спросил Илья.
Да вот ноги нейдут и сердце как-то ослабло призадумалось Но руки-то еще послушные, послушные. А вы откуда? С села? Или с реки?
Илья рассказал все про экспедицию, про клады археологические. Баба Марта качала головой, слушая. Девочка и мальчик тоже во все уши слушали, глядели жадно.
Клады надо еще уметь не проворонить, сказала баба Марта. Они ведь как живые, кому покажутся, а кому и нет. Был у нас в Горбунах один мужик. Пошел как-то в лес и встретил там девицу, красивую, незнакомую и вроде пьяную или сонную, не поймешь. И она его попросила, мол, ударь меня, никак не проснусь. Да кто ее знает, ударишь, а из-за дерева ее хахаль выскочит, или брат, или батька, и мало ли что сделается. Так тот мужик Тарас соображал. И отказался. Иди, говорит, стороной. А она ему, мол, гляди не пожалей. Он ей, мол, да уж ладно, мне решать, чего жалеть и кого ударять. И она, уже уходя, ему, дескать, значит, все сном и останется. И что же? Вернулся тот мужик, а ночью сон ему: алмазы и смарагды да всякие брильянты россыпью по траве лесной полянки, как роса.
Так что? спросил, улыбаясь и недоумевая, Илья. Кто это такая была?
Это сокровище и было, ответила баба Марта.
Хе-хе, вставил, посмеиваясь, Сеня, выходит, как встретишь кого незнакомого в Вержавске бей его?
Ежели попросит, сказала баба, улыбаясь. Но клад и по-иному может предстать. Может, ваш Евграф Васильевич и есть он самый.
Кто? Что? спросили в один голос Сеня, Аня и Илья.
Кладезь. Учитель-то.
Да?
Ребята рассмеялись.
Евграфа Васильевича тронь, сказал Сеня, так отдубасит, мало не покажется, хоть и учитель, и в очках. Он же красноармеец. Поречье от бандитов прочищал. Там, в Вержавске, и был ранен в грудь и в голову, оттого и зрение ослабло.
Он вам целый город подарить хочет, сказала баба Марта Берёста.
Ребята переглянулись.
И я вам кое-что припасла, как знала. Настёк, позвала она девочку, сходи в кладовую, там шапки, неси три.
И пока девочка ходила, баба Марта расспрашивала Илью о делах дома, о деде Павле, об отце, работавшем счетоводом в колхозе, о матери, устроившейся в поселковый райисполком секретаршей. Поинтересовалась она и у Сени, как, мол, дедушка Дюрга, то бишь Георгий Никифорович, не распродал еще хозяйство? Или колхозу все бережет? Доберутся ведь скоро и до Белодедова. И как он тебя отпустил от хозяйства? Илья брякнул, что Сеня сбежал.
Дюрге самому надо сбегать, молвила баба Марта. Куда подальше.
Вернулась девочка с берестяными шапками, это были отлично сплетенные картузы с длинными солнцезащитными козырьками. Начали мерить. Сене и Илье самый раз подошли, а Ане оказалась велика. Баба Марта опечалилась.
Ох, подвели глаза, обычно всё схватывали, а тут, вишь, сподличали.
У нее прошлый раз коса была закручена, как корона, сказал Илья.
У нее и помыслы королевские. Кушанья всякие готовит, французские, вспомнил Сеня, трогая длинный козырек, отлично закрывающий теперь от солнца его обгорелый нос. И книжки читает про Францию и Англию. Видно, драпануть хочет! И он весело рассмеялся.
Засмеялись и девочка с мальчиком.
Баба Марта с улыбкой погладила Аню по руке.
Там не запирают церквей-то? спросила.
Аня отрицательно покрутила головой. Баба Марта удовлетворенно кивнула.
А у них царь все еще?
Не-а, этот министр главный, премьер вместо царя, сказал Илья.
И не закрывает?
Так у них революции не было, сказал Сеня.
Была! возразил тут же Илья. Но давно.
Но и в Вержавске их никто не запирает, молвила баба Марта.
Ребята переглянулись с улыбками.
Там сейчас нет ничего, ответил Илья.
А куда же вы идете? спросила баба Марта просто.
В Вержавск! воскликнула Аня, и все рассмеялись.
Он как тот Китеж спрятавшийся, сказала баба Марта.
Про Китеж все слышали впервые. И она им рассказала, как город где-то там, за лесами и долами, дальше по Волге, от татар ушел в озеро.
Точно! вскричал Илья. А Вержавск от литвы и поляков!
Но говорят, молвила баба Марта, тот Китеж не всем и показывается.
Как клад? тут же спросила Аня.
Баба Марта кивнула.
А на прощанье, когда Илья спохватился, мол, Адмирал будет браниться, что задержались, пожелала им узреть Вержавск с его церквами и теремами.
И, надев берестяные шапки, напившись квасу у бабы Лизы, ребята поспешили назад. Ане вместо шапки баба Марта подарила такую головную ленту из берёсты, и она надела ее будто корону.
Еще из-за плетня они увидели бабу Марту под навесом, даже и не ее, а только озерные глаза, вдруг ярко блеснувшие в лучах заходящего солнца.
И больше они никогда бабу Берёсту не видели наяву, только если кто и видел так во сне.
5
А в лагере на Каспле уже разыгралась трагедия, Аня, Сеня и Илья еще издали услышали что-то, какие-то звуки, будто кто-то, лая, не лаял вроде лаял, но очень странно, на одной высокой ноте. Так по осени в окрестных полях и перелесках обычно стонет-поет гончак, бегущий по горячему следу зайца или волка. Ребята даже остановились, посмотрели друг на друга, и ни от кого не скрылась некоторая бледность лица друзей.
Илья облизнул толстые губы, сглотнул.
Чего это?..
Они пошли быстрее, но, по мере приближения, шагали медленнее, неувереннее И вдруг Аня встала как соляной столб и перекрестилась, чего никогда еще не делала при Илье и Сене: они-то были уже воинствующими безбожниками и обычно зло высмеивали все эти проявления народной дурноты, как учили шкрабы, но сейчас вдруг оробели. Уже ясно было, что на реке не лай гончака, а самый настоящий плач.
Ой, я не пойду прошептала Аня.
Но продолжала ступать ватными ногами. Бледные Сеня и Илья тоже еле шли.
Наконец они вышли на берег и сразу увидели лагерь, лодки у того берега, ребят, стоящих вместе, а на траве поодаль вытянутую чью-то фигурку. По лицу Ани потекли слезы.
Г-Г-а-а-лка пролепетала она.
Сразу было видно, что фигурка совершенно неподвижна. Рядом расхаживали какие-то незнакомые парни, видно, из деревни. Вскоре показался и Евграф Васильевич, с ним шел высокий мужик в кепке, пиджаке, кожаных сапогах. Они остановились над лежащей девочкой.
Троица так и стояла на своем берегу, не в силах сдвинуться с места, сойти вниз, сесть в лодку, привязанную к кусту и переплыть реку.
В лагере чадил притухший костер. И этот дым вмиг показался им древним и погребальным. И они не смели теперь переступить некую черту, отделявшую их от скорбного мира на том берегу.
Это был какой-то странный момент, его потом все они часто вспоминали и Аня в оккупированной Каспле, и Илья в немецком Смоленске, и Арсений в небе над разрушенными городами и дымящимися дебрями Оковского леса. Словно они оказались на границе времен. За рекой их ждало будущее. И как будто они могли еще его предотвратить, уйти от него прочь.
Им хотелось попросту развернуться и пуститься наутек, назад, в деревню Бор, к озерным ласковым глазам сказочницы, пусть она все перескажет по-своему. Ведь в ее сказках никто не погибал, ну или только тот, кого ни капли не жалко. Сказки ее никогда не оковывали ужасом.
Не сговариваясь, Сеня и Илья стянули берестяные картузы с голов.
Но вот тот незнакомый мужчина повернул голову и увидел их, что-то спросил у понурого простоволосого Евграфа Васильевича, тот тоже посмотрел за реку и ответил.
И ребята пришли в себя, ожили, спустились к воде, отвязали веревку, залезли в лодку и оттолкнулись веслами. Течение подхватило сразу ее, повлекло и тащило вниз, пока они вставляли весла в уключины. И снова у всех мелькнула одна и та же мысль: так и уплыть вниз по течению. Вперед и вниз, а потом вверх к Вержавску.