Не задав очередную тонну вопросов никому, я понял, что это значит.
Ребята не хотят испортить одежду, которой тут, видимо, дефицит. Но и в шкафчиках или комнатах её не оставляют потому что не надеются вернуться. Они надеются пройти. Вот такая интересная деталь заставила меня в них поверить.
Резко выдохнув, я вскочил на перила и немного испугался таким лёгким вышел этот прыжок. Испуг тут же трансформировался в животный страх перед распростёршейся впереди пропастью.
Рухнув с такой высоты, без травм не обойтись, а если ты особо «везучий», то можешь умереть или остаться инвалидом на всю оставшуюся жизнь.
Но я видел, как такой же прыжок выполнил Сайко. И видел, как мёртвого толстяка сделали живым. Всё это не было чьей-то больной фантазией, нет. Это была самая настоящая реальность. Моя новая реальность.
Моё сознание словно бы разделилось на две половины. Одна половина вопила от ужаса, а другая заставила колени согнуться и тут же распрямиться.
Я прыгнул вперёд.
Перевернулся в воздухе и, не успев закричать, только судорожно набрав воздуху в грудь, приземлился.
Это было именно приземление, не падение. Пол мягко, пружинисто толкнулся в жёсткие подошвы ботинок. И всё. Не веря, я обернулся, вскинул голову и посмотрел на то место, где только что стоял.
Высоко. Охренеть как высоко
Кто-то присвистнул:
Вот это отчаянный пацан. В первый день?!
Я открыл рот и, выпуская застоявшийся воздух, хрипло, но громко сказал:
Ставлю себя против троих: «Псы» пройдут.
Глава 10
Я молчал, успокаивая сердце, бешено бьющееся после сумасшедшего прыжка. Народ задумался. Ребята переглядывались.
За «Псов» были единицы. Ну, ладно десятка полтора ребят, ни одного из которых я не знал. Видимо, ставить на «проход» было делом заведомо гиблым. И тут стояли даже не представители конкретных пятёрок, а, наверное, аутсайдеры. Выглядели они, во всяком случае, стрёмно. И, наверное, для них это была единственная возможность войти в какую-нибудь пятёрку: проиграть и сдаться на милость победителю.
Я принимаю! крикнул Сайко с противоположной стороны зала.
Судя по одобрительному гулу, подхватившему его выкрик, мою ставку приняли единогласно. Один к трём. Ну, наглость второе счастье, как говорится. В принципе, я был готов уступить.
Знать не знаю, зачем мне собирать собственную пятёрку в самом начале. Логика подсказывает присоединиться к готовой и постепенно разобраться, что да как, а потом уже принимать какие-то осмысленные решения.
Но, с другой-то стороны, ребята, которых я наберу, при любом раскладе будут более опытными, чем я. Как-нибудь разберёмся, где наша не пропадала.
Да и потом я ещё не выиграл.
Удачи, пацаны! крикнул я «Псам» и махнул рукой, прежде чем двинуться к стану голосующих «за».
«Псы» молча проводили меня взглядами. Ни один не сказал ни слова, не помахал в ответ. Будто на самом деле они уже не здесь. В этот миг я укрепился верой. Что бы это ни было интуиция, или мистическое озарение, но оно буквально орало у меня в голове: парни должны победить.
Как только я присоединился к тем пятнадцати, что формально разделяли мою уверенность, что-то негромко загудело добавило свой гул к шуму вентиляции. Я повернул голову и увидел, как утром, что пол на свободном участке расступается. Выдвинулась такая же платформа, с таким же кубическим основанием. Но теперь чаши на нём не было. Над основанием возникла голограмма, подобная утреннему оружию.
Только вместо оружия в воздухе горели алые цифры.
10
9
8
7
«Псы» двинулись к знакомой двери. Я, прищурившись, следил за ними. Когда на голограмме единицу сменил ноль, один из «Псов» повернул колесо на двери. Открыл.
Один за другим пятеро смельчаков вышли за дверь, и за их спинами она захлопнулась.
А вместо нуля появились пять одинаковых полосок.
Пока зелёные значит, все живы, сообщил мне чернокожий парень, оказавшийся рядом. Покраснеет значит, одного убили. Уже, считай, всё. А если исчезнет значит, совсем убили
Совсем убили, повторил я. То есть, больше семидесяти процентов?
Ага. Нервная работа, хохотнул парень. Ладно. Перекусить не хочешь?
Я хотел. Как и обещал ночью Сайко, жрать хотелось. Утром, после испытания, стресс прошёл быстро, а вместо него накатил голод. Как будто и не было тех фаршированных макарон, которыми раньше меня можно было бы на сутки накормить так, чтобы я вообще о еде не вспоминал.
А есть?
Пошли.
***
Парня звали Жаст, и выглядел он лет на двадцать пять. Если странное имя я просто принял (ну, написалось ему такое имя буквами в голове, что он поделает), то возраст заинтересовал меня сильнее.
А по какому принципу нас сюда набирают? спросил я.
Хороший вопрос, сказал с набитым ртом Жаст. Как встречу набирателя так сразу у него и спрошу.
Мы сидели в кухне, вокруг нас суетились, готовя обед, стаффы. Примерно пяток пацанов, явно не дотягивающих до восемнадцати лет, столько же девушек постарше и один повар-китаец с изувеченной рукой. На ней не хватало двух пальцев, что не мешало ему тут верховодить. Видать, ещё «по воле» в готовке разбирался.
Лин была права, народу более чем достаточно. В результате большей частью все просто симулировали занятость, по десять раз протирали один и тот же стальной стол, с повышенной тщательностью мыли посуду. А из разговоров я понял, что существует ещё и «другая смена», может быть, не одна.
Мы с Жастом сидели в углу, так, чтобы никому не мешать. Ели тот же утренний фарш, завёрнутый в свеженькие лепёшки. Откуда берутся продукты это мне ещё предстояло выяснить. Мне предстояло выяснить об этом мире буквально всё.
В Избранных, смотрю, в основном молодые, пояснил я свой вопрос. Ну, восемнадцать-двадцать
А я старый, да?
Я не говорил
Расслабься, друг. Я тут три года.
Сколько?! вытаращился я на Жаста.
Он грустно усмехнулся:
Меня считают несчастливым. Многие предпочитают тянуть до последнего, лишь бы не брать меня с собой. Но иногда приходится брать. Несколько раз я собирал свою пятёрку все от меня разбегаются. Такое чувство, как будто Место Силы имеет что-то конкретно против меня.
Я не нашёлся, что сказать, и Жаст, вздохнув, добавил:
Никто не знает, как оно выбирает. Что играет роль. В основном ты прав, восемнадцать-двадцать лет. Но иногда попадают и совсем молодые. Или как тот вчерашний чудила.
Я опять вспомнил толстяка.
Если хочешь, можешь попытаться создать теорию. Хуже никому не будет, но хоть развлечёшься. Пока тебе интересно, но подожди, вот пройдёт хоть неделя. Увидишь, как здесь скучно.
Угу, мне намекали, кивнул я и откусил ещё кусок. Хрустящая лепёшка, сочный фарш Господи, да я бы, кажется, тонну сожрал!
Молодняк, в основном, заваливает испытания, пояснил Жаст то, что я и без него понял. Остаются в стаффах. Естественный отбор, если хочешь знать, никакой дедовщины.
Да у вас тут вообще на удивление мирно, заметил я, вспомнив, как Скрам и Гайто крыли друг друга такими словами, за которые даже у нас на филфаке давно бы разбили нос, как минимум.
На то есть причины.
А. То самое «жестокое наказание»? кивнул я. А что будет-то? Ну, если я сейчас поставлю подножку вот этому
Мимо как раз проходил пацан с кастрюлей.
Не смей! дёрнулся Жаст и едва не уронил свою «шаурму». Крейз, богом тебя заклинаю не надо! Я пережил девять Наказаний
О, да ты злой?
Ты не понимаешь, Крейз. Я тут мухи не обидел. Это каждый раз были разные люди, каждый раз новички, которые пытались самоутвердиться. А наказание одно на всех. Поверь, даже одного раза хватит, чтобы навеки заречься не только бить, но даже и оскорблять людей.
Оскорблять тоже нельзя? усомнился я.
Вообще, можно. Но если ты оскорбишь одного человека раз, два, десять раз
Ясно. Он психанёт, кинется на меня, а огребут все.
Именно, Крейз. Ты быстро схватываешь.