К концу мая 1788 года Наполеон находился в Артиллерийском училище в Оксоне, неподалеку от Дижона. Как и в Валансе, Наполеон ел один раз в день, в три часа дня, и, экономя жалованье, мог отсылать немного денег матери. Остальное он тратил на книги. Наполеон менял белье раз в восемь дней. Он твердо придерживался программы всестороннего самообразования, и в объемистых тетрадях оксонского периода мы находим выписки из книг об истории, географии, религии и обычаях всех выдающихся народов древности, в том числе афинян, спартанцев, персов, египтян и карфагенян. В записях речь идет и о совершенствовании артиллерии и военной дисциплине, и о «Государстве» Платона, об Ахилле и, разумеется, об Александре Македонском и Юлии Цезаре.
Начальником училища был генерал барон Жан-Пьер дю Тей, артиллерист-новатор. Около девяти часов в неделю Наполеон изучал военную теорию, а по вторникам и высшую математику. Артиллерии придавалось все большее значение: благодаря развитию металлургии орудия теперь весили вдвое меньше, но не проигрывали прежним образцам ни в огневой мощи, ни в точности. Легкие и мощные пушки стали определять судьбу сражений. Любимицами Наполеона, его «красотками», как он впоследствии их называл, стали сравнительно мобильные 12-фунтовые орудия{87}. «Я считаю, что каждый офицер должен послужить в артиллерии, говорил он. Этот род войск может дать лучших генералов»{88}. Это замечание продиктовано не только самомнением: среди французских артиллеристов того времени были умелые полководцы Жан-Батист Эбле, Александр-Антуан Сенармон, Антуан Друо, Жан де Ларибуазьер, Огюст де Мармон и Шарль-Этьен-Франсуа де Рюти.
«В военном ремесле нет ничего такого, чего я не умел бы сам, хвалился Наполеон. Некому изготовить порох? Я знаю, как его изготовить. Лафет? Я знаю, как построить лафет. Литье пушек? Я знаю, как это делается. А если нужно научить тонкостям тактики, я могу их объяснить»{89}. За все это ему следовало благодарить Оксон. В августе того года Наполеону отдали под начало двести человек и поручили проверить возможность стрельбы разрывными снарядами из тяжелых орудий (а не только из мортир). Итоговый рапорт похвалили за ясность изложения. Служебные записки Наполеона того времени были лаконичными, содержательными, и в них подчеркивалась важность наступательных действий.
Через несколько дней после успешного завершения испытаний Наполеон сочинил первый параграф своего «Рассуждения о королевской власти» (Dissertation sur lAutorité Royale), в котором утверждал, что военный режим лучше тирании, и недвусмысленно выразился: «Очень мало королей не заслуживают быть низложенными»{90}. Излагаемые взгляды были строгими, но и крамольными, и, если бы автор напечатал сочинение под своим именем, это навлекло бы неприятности даже в той неспокойной политической ситуации, в которой оказалась Франция за несколько месяцев до штурма Бастилии. К счастью, прямо перед тем, как отправить «Рассуждение» издателю, Наполеон узнал, что Этьен-Шарль де Ломени де Бриенн, министр финансов Людовика XVI, которому было посвящено сочинение, отправлен в отставку. Он немедленно отказался от публикации.
Страсть Наполеона к сочинительству дошла до того, что он, составляя регламент для офицерской столовой, умудрился превратить его в текст длиной в 4500 слов, полный цветистых выражений наподобие: «Ночь отнюдь не темна для того, кто объемлет вниманием все, что каким-либо образом способно опорочить его чин или мундир. Острых орлиных глаз и ста голов Аргуса едва ли довольно, чтобы обозреть все его обязанности и долг»{91}. В январе 1789 года Наполеон сочинил романтическую мелодраму «Граф Эссекский. Английский рассказ». Это не лучшая его вещь. «Пальцы графини погрузились в зияющие раны, начинается один абзац. С ее пальцев текла кровь. Она вскрикнула, закрыла лицо, но, взглянув снова, не увидела ничего. Устрашенная, трепещущая, пораженная ужасом, потрясенная этими пугающими предзнаменованиями, графиня села в карету и поехала в Тауэр»{92}. В произведении речь идет о заговорах, любви, убийстве, дурных предчувствиях и свержении короля Якова II. Продолжая упражняться в этом стиле, в марте 1789 года Наполеон написал двухстраничный рассказ «Маска пророка» о благообразном и харизматичном арабе Хакиме, воине и пророке, который, будучи изуродован болезнью, был принужден носить серебряную маску. Поссорившись с местным правителем Маади, Хаким заставляет своих последователей выкопать ямы (якобы для врагов) и наполнить известью, но отравляет их самих, сбрасывает тела в ямы и приносит в жертву себя{93}. Это шокирующее сочинение взрослеющего подростка полно отчаяния и тревоги.
В следующем месяце Наполеона отправили в Сер, в 32 километрах ниже по течению реки Сонны. Там вспыхнул бунт, и толпа убила двух торговцев зерном. «Пусть честные люди идут по домам, кричал, как рассказывают, 19-летний Наполеон, помощник командира отряда. Я стреляю только по толпе». Хотя он дельно выполнил задание и произвел благоприятное впечатление на генерала дю Тея, политическая обстановка была такой, что скоро бунтовщики стали нападать на административные здания и жечь конторы сборщиков налогов уже в Оксоне. Именно здесь, в провинции, Наполеон заметил приближение грандиозного события, изменившего историю Франции, Европы и перевернувшего его собственную жизнь.
Революции, начавшейся 14 июля 1789 года, когда толпы парижан взяли штурмом Бастилию, предшествовал многолетний финансовый кризис и волнения, подобные мелкому выступлению, подавленному Наполеоном. Первые признаки нестабильности появились еще в 1783 году, в последний год войны в Северной Америке, в которой Франция поддерживала восставших колонистов. В апреле 1789 года были жестоко подавлены протесты, обусловленные низкой зарплатой и нехваткой продовольствия (как в Сере); погибли 25 человек. «Наполеон часто повторял: нации, как и люди, болеют, и их историю было бы описать не менее любопытно, чем болезни человеческого тела, впоследствии записал его министр. Самые насущные интересы французского народа были ущемлены. Дворяне и духовенство унижали его своей спесью и привилегиями. Народ долго страдал под этим гнетом, наконец захотел сбросить ярмо, и началась революция»{94}.
5 мая, когда были созваны Генеральные штаты (впервые с 1614 года), казалось, что короля можно заставить хотя бы отчасти поделиться властью с третьим сословием. Но события развивались стремительно и непредсказуемо. 20 июня депутаты от третьего сословия, к тому времени объявившие себя Национальным собранием, поклялись не расходиться до тех пор, пока не дадут стране новую конституцию. Три дня спустя две роты королевской гвардии отказались подавлять мятеж и взбунтовались сами. Известие о том, что Людовик XVI вербует за границей наемников, чтобы подавить волнения, к тому времени переросшие в восстание, вынудило журналиста-радикала Камиля Демулена призвать к штурму Бастилии. Это привело к гибели коменданта крепости [де Лонэ], купеческого старшины (мэра) Парижа [де Флесселя] и генерального контролера финансов [Фулона де Дуэ]. 26 августа Национальное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина, а 6 октября толпа захватила Версальский дворец.
Наполеон человек, впоследствии проявлявший поразительную политическую проницательность, совершенно неверно оценил первые события революции. «Повторяю тебе, писал он Жозефу 22 июля, спустя неделю после штурма Бастилии, покой вернется. Через месяц ни о чем таком и речи не будет. И если пришлешь мне триста ливров [7500 франков], я поеду в Париж, чтобы покончить с нашим делом»{95}. В то время Наполеона сильнее занимала сага о тутовом питомнике, нежели мощнейший со времен Реформации политический взрыв в Европе. Он вернулся к своей истории Корсики и, собравшись с духом, послал Паоли в Лондон цветистое письмо. «Я родился, когда родина погибала. Тридцать тысяч французов, извергнутых на наши берега, заливавших потоками крови престол свободы, таким было отвратительное зрелище, поразившее мой взор. Крики умирающих, стоны угнетенных, слезы отчаяния вот что окружало мою колыбель с самого рождения»{96}. Это неожиданное признание для человека, принесшего присягу королю Франции. Вскоре после начала революции и возвращения на Корсику Паоли (июль 1790 года) Наполеону пришлось сделать выбор.