Как я должен благодарить мецената из Южной Америки?
Когда дело с финансированием экспедиции шло еще очень плохо, мне позвонил один из моих друзей: «В такой-то гостинице сейчас живет один австриец из Южной Америки. Я ему рассказал о твоих планах. Он заинтересовался ими. Поезжай сейчас же к нему».
Я поехал в гостиницу и встретил там пожилого господина. Мы вошли в номер, долго обменивались любезностями. Я начал нервничать. Возможно, я неправильно понял моего друга?
Но потом произошло буквально следующее. Южноамериканский австриец спросил:
– Вы собираетесь в Гималаи?
– Да, – ответил я.
– Вам нужны деньги?
– Да, – ответил я.
– Тысяча долларов вас устроят?
– Да, – в третий раз ответил я.
Он вытащил чековую книжку, подписал десять чеков по сто долларов каждый и отдал мне их со словами:
– Передаю их вам для экспедиции с одним условием: никогда не называйте моей фамилии, я этого не люблю. Желаю вам успеха, до свидания!
Конечно, не всегда получение денег было так сказочно просто.
Я решил, что три австрийца и семь шерпов составят достаточно большую группу. Для всех десяти приобрели одинаковое снаряжение. Шерпы должны были получить те же пуховые куртки, спальные мешки, анараки, какие получили и мы. Они участвовали в штурме вершины и должны были быть одеты и обеспечены всем не хуже нас. Я собирался организовать три связки, в каждой из них по одному шерпу и одному австрийцу; остальных четырех шерпов будет достаточно, чтобы обеспечить дополнительную заброску в высотные лагери. Конечно, эти теоретические расчеты не удалось осуществить на практике: с нами было одиннадцать шерпов, но они по связкам распределены не были.
Сепп Йохлер из Ландека был в нашей экспедиции специалистом по альпинизму. В свое время он вместе с Германом Булем прошел в сложных условиях северную стену Эйгера и с Эрнестом Сенном – северную стену Маттерхорна. Сепп – один из сильнейших альпинистов нашего времени, тем не менее, как мне кажется, его технический опыт имел для нашей экспедиции меньшее значение, чем его хорошие личные качества. Он был и остается моим большим другом.
Доктор Гельмут Хейбергер – географ Инсбрукского университета – вносил в экспедицию определенное научное направление.
Если Сепп и я просто констатировали: «Сегодня очень холодно», – то Гельмут, измеряя термометром сложного устройства, которым, кроме температуры, определял еще излучение и влажность воздуха и что-то еще, сообщал нам через несколько минут: «Сейчас температура минус 8,2 градуса по Цельсию». Это действовало успокаивающе.
Мы очень ценили все научные инструменты Гельмута, в особенности его специальное зеркало, с помощью которого он определял направление и скорость движения облаков. Это зеркало мы ценили не потому, что пользовались им для бритья – мы вообще не брились, а потому, что вместе с термометром оно было таким источником удивления и любопытства для жителей деревень, что когда Гельмут производил свои измерения, они переставали обращать на нас внимание. Это было для нас очень приятно.
Я считался, так сказать, руководителем экспедиции. Но наша экспедиция не имела строгого армейского режима, обычно принятого в гималайских экспедициях, и если нужно было что-нибудь решать, мы обычно садились все вместе и обсуждали положение. В большинстве случаев большой опыт Пазанга был решающим. Надеюсь, никто из нас не чувствовал, что я являюсь «руководителем экспедиции».
Нет необходимости представлять каждого шерпа в отдельности: в ходе дальнейшего рассказа они представятся сами со всеми своими особенностями. Мы знали, что наше мероприятие только в том случае будет иметь успех, если шерпы будут хорошо и инициативно действовать.