Торбун, ты же не хочешь прогневать Небо? Давно меру свою не терял?
Старый, это же просва! в голосе лысого появилось оправдание.
А скинешь меру, если Небо вдруг накажет? Из-за нуля готов рискнуть?
Торбун недовольно поморщился, потом кивнул Троргалу:
Развяжи его.
Седой добавил, поглаживая бороду:
Тем более, скорпионы, где вы видели «просветленного», который хочет драться?
Глава 2. Жажда жить
Ну, ждать, что меня заботливо развяжут и подхватят на ручки, не пришлось.
Троргал подошел, вырвал свой топор, не заботясь, что острые края задели мою руку. От боли я прижался затылком к дереву. Воин скрылся из глаз, зайдя за спину, и тут столб тряхнуло так, что у меня зубы чуть не вылетели. Он перерубил веревки!
Мои руки разлетелись в стороны Но ноги-то так и связаны.
Я полетел головой вниз, попытался поджать ноги, кое-как подставил локти, руки совершенно не слушались. Удар о землю оглушил, я сложился, и ноги страшно заломились, натянув веревки и жилы до предела. Сейчас сломаются.
Новый стук топора. Я с облегчением ссыпался на землю. Именно ссыпался, сил во мне вообще не было. Я часто задышал, в нос ударила сухая пыль.
Сколько я провисел тут? Я себя помню только пять минут всего.
«Этот проповедник висел тут два дня».
Два дня!!! От осознания этого ко мне сразу вернулись все чувства. Тело скрутило болью, занемевшие руки и ноги взорвались миллионами искр, будто прошило пылью из ружья.
Горло загорелось, иссохшее нутро стало долбить в мозг о своей жажде.
Пить!
У меня вырвалось это непроизвольно, но сил терпеть больше не было.
А пожрать не дать, просва сраная!
Давно не отливал, сейчас я тебе помогу, шаги зашаркали в мою сторону.
Троргал! Небо оскорбить вздумал?
Я сжал пальцы от злости, и, скребя ими по земле, подтянул ноги. Сволочи, дайте только
Еле подняв голову, я уткнулся взглядом в меч, лежащий у ног воина с копьем. Как его там, блондина этого? Кроммал? Зарычав, я выкинул руку вперед. До меча всего-то шагов пять.
Пить! снова вырвалось у меня.
Вот же говно нулячье, и как осмеливается только?
Я с криком подтянул свое тело, упираясь коленками, и прополз несколько сантиметров. Земля была твердой, с мелким крошевом какого-то камня. Все это впивалось в локти, в колени, лезло в саднящие раны. Блин, заражение подхвачу.
Вот же просва упрямая. Сдох бы давно, и ладно.
А ну, зверье пустое, заткнулись! это рявкнул десятник, кажется.
Торбун, если доползет до меча, дашь ему воды.
Хорошо, Старый.
Я попытался еще пару раз подтянуться, но силы быстро покинули меня. Уткнувшись лбом в землю, я задышал, вдыхая грязь и раздувая вокруг пыль. Надо еще тянуться!
Не могу
Даже по сравнению с огнестрельным в живот эта боль была невыносима. Дали бы мне умереть там, под мостом
Лежать просто так оказалось приятно. А что, если не двигаться, и спокойно помереть, отдать богу свою душу. Полететь навстречу родным. И мучения прекратятся.
Богу душу
Воспоминания резанули слова о том, что мою душу заберут. И родных я там не встречу.
Я попытался подтянуть себя еще. Сил поднимать голову не было, и я просто повернул ее поудобнее. Меч поплыл перед глазами, стал расплываться.
«А твои жена и дочь? Как же они?»
Зарычав, я подтянул руку, сделал усилие. Тело дернулось и обессилено замерло. Не могу больше.
Бесхребетный ноль!
Я усмехнулся. Посмотрю я на тебя, когда ты провисишь два дня на столбе под палящим солнцем. И тебя будут жрать мухи.
«Ты не висел! Ты тут десять минут всего!»
Я выругался. Вот же назойливая баба. Заткнись!
«Вставай, ноль! Я жить хочу!»
Не, все, этот не доползет, послышался голос Торбуна.
Может, добить? с надеждой спросил Кроммал, Небо одобряет милосердие.
Сраный копейщик! Я подтянул руку, она застыла на полпути. Простите, мои дорогие!
Я тебе добью! Надо будет, сам сдохнет, не испытывай судьбу.
Снова уткнувшись носом в пыль, я заплакал. Глаза жгло, влаги давно не хватало, но тело с болью содрогалось в приступах рыдания. Вокруг стояли несколько воинов, и наверняка с презрением смотрели. А мне все равно, я умираю.
«Папа!»
Я затих. Что? Это кто?
«Папа. Иди сюда! Смотри, что я умею!»
Эльза! Моя Эльза! Ты моя кровинка!
«Папа-а-а. Ну-у, что ты лежи-и-ишь?»
Да иду я, иду! вырвалось из пересохшего горла.
Новое попытка, я с огромным усилием поднял голову и уперся подбородком в грязь. Меч всего-то ну, какого хрена? Он все так же в пяти шагах!
А-а-а! я закричал, раздирая пересохшие связки.
Тянем одну руку. Обдираем кожу до новых ссадин, я чувствую, как вырываются волоски с корнем. Прочертив локтем, будто по наждачке, я выкинул руку вперед, больно вонзив пальцы в пыль.
Вторую руку под себя. Опираемся на локти. Экономим движения. Ползем телом, помогаем уставшим рукам.
***
«Помогаем локтями, сраные вы шавки! Автомат в руках у вас будет, как ползти будете? Уро-о-оды! Понабрали говно всякое!! Куда ты, шваль, автомат в грязь опустил? Он у тебя блесте-е-еть до-олжен!!! Ты у меня за всю роту стволы чистить будешь!»
***
Голос нашего сержанта оглушительно прогудел из прошлого и будто поддал пинка по моему новому тощему заду. Я сразу согнулся, выпятив пятую точку к небу, и кинул себя вперед. Вернее, попытался, но все же продвинулся вперед сразу на два шага, прочертив подбородком борозду и набрав в рот земли.
Вот же нулячий ноль!
Настырный. Стихия духа в нем сильна.
Стихия духа есть у всех, Старый!
Да, Торбун, но кому-то меньше досталось, кому-то больше.
Да он же нулевая мера! Чего там больше?
Сейчас и поглядим. Воды скомандуй принести.
Десятник рыкнул и шаркнул ногой от досады.
Троргал, дуй давай за водой, зверье твое пустое!
Понял, мастер.
Прошаркали шаги, отдаляясь от меня, а я так и лежал, не сводя глаз с меча и готовясь к следующему рывку. Земля скрипела на зубах, когда я сжимал челюсти от боли, но потихоньку я опять подтянул колени под живот. Локти под грудь.
Готовься
Пры-ы-ыжок!
Тело рванулось, и я попытался выкинуть руки вперед. Получилось очень плохо, я со всего маху проехался лицом по земле. Даже в глаза попало, и я загудел от наждачной боли, зажмурившись. Вот только пальцы
Пальцы правой руки коснулись чего-то, что не могло быть землей. Твердый металлический предмет. Я с лаской погладил навершие рукояти клинка, пытаясь рассмотреть его через забитые песком глаза. Все слезилось, долго веки держать открытыми не получилось, я снова зажмурился.
Как же больно.
Но пальцы все пытались подцепить. Подтянуть. Еще чуть-чуть. Есть! Да, усилия не пропали даром.
Я счастливо заулыбался, сразу почувствовав песок между зубами и губами. Теперь все усилия на то, чтобы удержать и подтянуть. Пальцы, к которым наконец прилила кровь, разгибаются, соскальзывают, но я потихоньку тяну.
Клинок тихо звенел, скользя по редкому гравию. Я тянул к себе меч и не верил происходящему. Я сегодня умирал под дорожным мостом, в мире с машинами и техникой. А здесь что? Мечи, копья Что это, постановочные декорации? Но лежащий неподалеку труп воина говорил об обратном.
Клинок оказался в моих руках и я осторожно обнял его, прижавшись щекой к рукояти. Так, свернувшись в позе зародыша и обнимая меч, я отдыхал.
Вставай! Собака нулячья!
Небо ждать не будет.
Послышались шаги. Я поднял голову, пытаясь разомкнуть песочные глаза. Вернулся Троргал.
Рядом упала кожаная фляга, внутри заплескалось, забулькало
Откуда только силы появились, руки мигом схватили, я за секунду нашел деревянную пробку. Только что пальцы меч ухватить не могли, а пробку мигом выдернули. Я оперся на локоть, разом приподняв тело, и подкинул флягу ко рту.
Я зацепился взглядом за воинов. Они смотрели, чуть улыбаясь, хитро щурясь. Рука с флягой остановилась, бессильно опустилась на землю. Что там, отрава?
Да никто тебя травить не будет, усмехнулся знахарь, Это не делает чести воину.
Я с сомнением поджал губы и покосился на небо, смаргивая боль от песка под веками. Кто знает, что у них там небо разрешает, а что может оказаться вполне нормальным? Во всех этих религиях всегда так было что не запрещено, то, значит, можно. Подлая суть человека извернется, но найдет лазейку.