Ваше благородие, неожиданно прервал рассказчика посыльный, обращаясь к Баташову, господин полковник распорядился через полчаса начать движение.
Ну что, братцы, отдохнули немного?
Маненько перекурили, ваше благородие. Пора и честь знать, откликнулись артиллеристы и, прикрываясь куцыми воротниками шинелешек от бьющей в лицо снежной крупы, поспешили к своим лошадям
4
Прежде чем поступила команда продолжать движение, все пушки и боеприпасы были навьючены на лошадей, и коноводы, стараясь подбодрить своих понурых животин, подкармливали их оставшимися с утреннего чая горбушками.
Ветер понемногу стихал, и вскоре тучи, разорванные островерхими скалами на мелкие лоскутки, скрылись за горизонтом. Над перевалом вновь встало солнце, которое, отражаясь от только что выпавшего снега, нещадно слепило людей и животных.
Не успела одна напасть пропасть, как другая насть, невозмутимо балагурил Кузьма, натягивая на глаза повязку из шинельного сукна с узкими прорезями.
Что это у тебя за повязка? удивился Баташов.
В горах это самое надежное средство от слепящих солнечных лучей, ваше благородие. Если не побрезгуете, то у меня еще одна штука припасена.
А что ж, давай, решительно сказал поручик, и, взяв из рук бывалого солдата пропахший ружейным маслом лоскуток, быстро закрепил его на голове. Сквозь горизонтальные щелки повязки хорошо просматривались окрестности, и, что самое главное, резь в глазах от ослепительного солнечного света значительно уменьшилась.
Перейдя через перевал, колонна начала медленно, но уверенно спускаться в долину, в глубине которой бушевала горная речка.
Люди и обоз растянулись. Меж огромных валунов вяло переставляли ногами измученные солдаты и вьючные лошади.
Молодой солдат-артиллерист Петр Кузьмин, с трудом перешагивая валуны, в изобилии валяющиеся на тропе, понуро брел рядом с самым рослым артиллерийским мерином, прозванным в батарее Васькой. Бедное животное, на которое безжалостно было приторочено пудов девять казенного груза, вытягивая шею и низко опустив голову, казалось, напрягало последние силы, чтобы не скатиться по осыпи. Кузьмину стало жаль лошадь, и он, несмотря на усталость, стал рукою подпирать накренившийся на одну сторону вьюк. Лошадь, поёкивая селезенкой, время от времени останавливалась. Останавливался и солдат, с трудом поддерживая усталое животное. Неожиданно лошадь остановилась, казалось, окончательно.
Чего стал, ей! раздался голос казака.
Кузьмин ничего не ответил, а спокойно, без крика подошел к измученной лошади, поправил вьюк и проговорил: «Айда!» Животное, устало заржав, двинулось дальше.
Между тем колонна подошла к горной речке. Сильные воды ее как будто кипели, пенились, ударяясь о камни, и наполняли воздух таким шумом, что невозможно было слышать крика даже в нескольких шагах от кричащего.
Одно за другим покорно спускались вьючные животные в холодную воду и, медленно ступая по каменистому дну, с трудом передвигали ногами против течения, ежеминутно рискуя быть сбитыми с ног и унесенными бурными водами. Ободряемые криками солдат и коноводов, лошади двигались одна за другой по направлению к противоположному берегу. Вот и Кузьмин со своим Васькой осторожно подошел к реке. Увидев у себя под ногами бушующий поток, животное захрапело и попятилось. «Айда, айда!» ободрял артиллерист, но лошадь не шла, только огромные глаза ее выражали боль и страх.
Почему стоим? спросил подъехавший на своем коне Баташов.
Не знаю, ваше благородие. Не по нутру ей что-то.
Не задерживай переправу! Всыпь хорошенько своему мерину нагайкой. Он не только пойдет, а и поскачет, задорно прокричал поручик и, дав шенкелей своему коню, быстро переправился через речку.
Жалко тварь бессловесную стегать! крикнул вдогонку офицеру солдат и, схватив мерина под уздцы, потащил его за собой. Повинуясь человеческой воле, лошадь пошла вперед, но сунув передние ноги в поток, в нерешительности остановилась. Переправившись через речку, Баташов с интересом наблюдал за Кузьминым. Когда солдат погрузился в кипящий водоворот выше колен, его начало понемногу сносить. Не выпуская из рук уздечку, он пытался преодолеть течение, но внезапно попал в яму и уже не смог осилить бушующего потока. Кузьмина понесло по течению, несколько мгновений лошадь еще держала его, но вскоре он сбил с ног и ее. В волнах мелькнула и пропала голова лошади.
На берегу раздавались крики:
Держи, утонул! Лошадь-то лови! Боеприпасы на ней! Не сыщешь ведь ничего потом!
Видя, что лошадь вместе с Кузьминым уносятся водой к порогам, Баташов, не раздумывая, галопом поскакал по берегу, стараясь опередить бешеный поток. Спрыгнув на ходу, он, держа одной рукой в поводу коня, бросился в воду. В волнах показалась голова артиллериста и вновь исчезла, чтобы через несколько мгновений появиться снова. Поручик только-только успел ухватить за ворот шинели явно захлебнувшегося солдата, как следующая волна накрыла с головой и его.
«Только бы конь не подвел», подумал Баташов, еще крепче сжимая одной рукой уздечку, другой отворот солдатской шинели.
Конь не подвел. Сделав несколько шагов по воде вслед за хозяином, он, видя, что тот исчез в волнах, испуганно остановился и стоял, громко хрипя, как вкопанный.
Вскоре подоспели переправившиеся первыми казаки и вытащили из разбушевавшейся реки поручика, державшего мертвой хваткой за воротник шинели солдата.
Первыми словами «утопленника», после того как из него вылили всю речную воду, были:
Благодарю тебя, Господи!
Да ты не бога благодари, а поручика своего. Если б не он, то ты вместе со своей лошадью уже давно бы покоился на дне речки.
А мерина, что, не спасли? О, Господи Боже мой! Ведь во вьюке находились заряды к пушкам. Как же мы теперь воевать-то будем?
Не журись, артиллерист, отозвался один из казаков, радуйся, что живота своего не лишился.
Спаси вас Боже, ваше благородие, запоздало поклонился Баташову Кузьмин. По гроб жизни обязан я вам, ваше благородие, господин поручик.
Ничего, браток, сказал, смущаясь, Баташов. Поди обсушись! Там наши артиллеристы костер разожгли. Здесь и заночуем.
Кто не бывал в походах, а особенно в горных, тот не может понять того восторга и подъема духа, какие доставляет усталому, измученному человеку голубая струйка дыма бивуачной кухни, весело поднимающаяся змейкой к облакам. Будь солдат изнеможен до последней степени, он непременно оживет, силы его возобновятся, как только он издали увидит этот соблазнительный бивуачный дымок. Но не только люди, даже лошади прибодряются, ощущая дым, и радостно ржут и рвутся из-под своих тяжелых и неудобных вьюков.
«Бивуак!» разносится радостное известие по всем концам растянувшегося отряда, и все, напрягая последние силы, стараются как можно скорее преодолеть небольшое расстояние, отделяющее их от желаемой цели.
Около кухонного котла уже сгруппировалась кучка подошедших погреться солдат, ружья составлены в козлы, число коих увеличивается по мере подхода отставших. Маленький костер, сложенный из небольшого количества захваченного топлива, еле-еле горит, распространяя вокруг себя едкий дым тлеющего сырого терескена, но все же, несмотря на эту неприятность, каждый старается ближе протянуть к нему окоченевшие руки. Кухонная прислуга, пришедшая раньше, ставит палатку, в которую вскоре забрались офицеры в ожидании своих вещей и палаток.
Через бурную реку уже перебралось порядочно народу, но обоза, конвоя его и арьергарда все еще не видно. Только спустя несколько часов подошел наконец и обоз с промокшими подстилочными кошмами, палатками и разными солдатскими и офицерскими вещами.