После оскопления Ага Мохаммед жил в Туркменской степи у своего отца, ставшего правителем Мазендерана и Гиляна, и принимал участие в его военных походах. Однако в 1760 году Мохаммед-Хасан-хан потерпел поражение и был обезглавлен Карим-ханом Зендом, а в 1762 году молодой Ага Мохаммед с братьями был отправлен заложником к Карим-хану в Шираз. При этом Карим-хан обращался с ним хорошо и даже женился на одной из его родственниц. Некоторое время спустя Ага Мохаммед вернулся в Мазендеран и Гилян, подчинив их себе. Однако амбиции скопца простирались значительно дальше. Он видел себя не удельным ханом, а шахом всей Персии
Что и говорить, Войновичу предстояло иметь дело с очень серьезным оппонентом. Впрочем, хитрый Ага Мохаммед-хан поначалу встретил русских весьма приветливо. Воевавший с владетелем Испагани хан полагал, что союз с русскими ему будет выгоден.
Ага Мохаммед очень ласково ответил на посланное от Войновича с офицером письмо, заявив, что не только охотно уступит любое место на берегу Астрабадского залива для постройки фактории, но обещал даже помочь своими людьми и материалами.
Вернувшийся из Решта лейтенант Радинг бодро доложил:
Хан Гилянский поил меня чаем с халвой и самолично изъяснял, какие предвидит выгоды для своей державы от учреждения здесь российского торгового пристанища, а поэтому охотно уступает на астрабадском берегу урочище Городовин под русское селение.
А что сказал хан относительно постройки нами крепости? спросил Войнович.
Я заверил его, что сия крепость строится единственно для защиты пристани и будущего базара от набегов диких туркмен.
И хан этим ответом удовлетворился?
Вполне!
Значит, дело почитай сделано! потер руки Войнович. А этот несносный Суворов разглагольствовал, чуть ли не о походе Александра Македонского!
Не теряя времени, в сентябре было приступлено к построению укрепления на берегу в 80 саженях от моря в урочище Городовин. Для этого свезли с фрегатов 18 шестифунтовых пушек, соорудили временную тростниковую казарму, госпиталь, амбар, несколько домиков и магазин для будущих купцов, а также пристань. Оставалось поднять российский флаг на построенном укреплении, на что надо было получить разрешение князя Потемкина, а на это надо было немалое время.
Так в повседневных заботах и получении разрешения от Потемкина прошло четыре месяца.
* * *
Между тем Ага Мохаммед-хан неожиданно переменил свое отношение к чужеземцам, строившим крепость на его земле. Дело в том, что дела хана в последнее время шли неважно. Только что конкуренты выбили Ага Мохаммеда из провинции Казбин и Решта, и, ослабленный в своих силах, он теперь страшился российского соседства.
Поэтому Ага Мохаммед замыслил дело для европейцев неслыханное, но для персов вполне обыденное обманом захватить Войновича в плен и принудить покинуть укрепление.
Удобный случай, разумеется, вскоре представился: 15 декабря в день рождения Пророка Мухаммеда Войнович с офицерами были приглашены в гости к местному губернатору в город Сари. При этом было объявлено, что тот приглашает всех начальников, а угощение и подарки будут как никогда щедры! Ну, кто же откажется хорошо погулять за счет другого. Поэтому в тот раз Войнович отправился пировать со всеми командирами судов. Все, по обыкновению, были еще и безоружны.
Место будущего пира было разбито весьма близко от российского укрепления, всего в четырех верстах. Персы встретили русских моряков с необыкновенным восторгом. При этом от Войновича не осталось без внимания, что встречавшие были возбуждены и вооружены. Поняв, что замышляется что-то недоброе, а может, вспомнив жуткую судьбу Бековича-Черкасского, Войнович забеспокоился, но изменить что-то было уже поздно.
Около часа прошло в восточных церемониях и обрядах празднества. Офицеры все время сидели как на иголках и торопились убраться восвояси. Наконец Войнович встал, поблагодарил губернатора за гостеприимство и просил его отпустить их домой. Но в ответ на это губернатор грозно объявил, что по повелению Ага Мохаммед-хана он должен их арестовать. После этого Войнович и остальные офицеры были немедленно схвачены, связаны, брошены в тюрьму, где на них надели тяжелые колодки.
«Сколько ни жалостно было состояние всех нас, и болезненно от крайнего мучения, вспоминал позднее лейтенант Радинг, однако состояние графа Войновича было действительно всех горестнее; ибо сверх равного с нами в телесной муке страдания, преимущественно терзался он признанием собственно себя самого виною всему несчастному приключению, а наипаче рвался, воображая ту страшную разность, которую сделал он в участи своей чрез сие падение».
На следующий день губернатор объявил Войновичу требования хана, состоявшие в том, чтобы все укрепления были немедленно срыты, угрожая, в противном случае, принудить офицерам к тому страшными муками. На это Войнович ответил, что русский закон воспрещает пленному начальнику отдавать приказания.
Персы между тем попытались силой овладеть укреплением. Оставшиеся без офицеров матросы кое-как отбились, но персы захватили три десятка матросов, рубивших дрова в лесу. После чего взяли крепостицу в осаду. Было ясно, что матросам без офицеров долго не продержаться.
Войнович собрал офицерский совет. Наверное, это был единственный офицерский совет, где участники совещались с невольничьими колодками на шеях. Положение было признано безвыходным.
Я не вижу никаких средств к освобождению, зная бессилие оставшегося в крепости гарнизона. Кроме этого, и сам гарнизон без нас вскоре пропадет, а вместе с ним и вся флотилия. Выход один принять условия персов. Какие будут мнения?
Других мнений не было. Да и что можно сделать, сидя в подвале с колодкой на шее?
Впрочем, мы можем утешиться тем, что укрепление на матером берегу поставлено мной по моему собственному произволу, тогда как повелено было избрать для укрепления один из островов у юго-восточного берега Каспия, немного успокоил подчиненных капитан 2 ранга.
С разрешения хана в укрепление был отправлен помощник Войновича капитан-лейтенант Баскаков с повелением срыть укрепление, а пушки перевезти на фрегаты. Отпуская капитан-лейтенанта Баскакова, персидский губернатор предупредил его, что, если ретраншемент не будет разрушен, остальные пленные будут преданы мучительной казни. Тот в ответ лишь молча кивнул.
Когда Баскаков добрался до крепости и начал ее разрушение, персы освободили пленных матросов, а офицерам заменили тяжеленные колодки более легкими цепями. Затем их перевезли в город Сари, где Войнович наконец-то встретился с вероломным Ага Мохаммед-ханом. Тот принял пленников ласково, велел снять цепи, извинялся в насильственном поступке, уверял, что был принужден к этому своими подозрительными подданными, обещал немедленное освобождение и даже предлагал новые услуги. Что оставалось Войновичу? Только делать вид, что он верит ханским обещаниям.
* * *
Минули две мучительные недели, а освобождения все не было. Между тем, пользуясь относительной свободой, офицеры старались склонить на свою сторону наиболее влиятельных вельмож. Насколько они в этом преуспели, нам неизвестно, но 2 января 1782 года хан приказал наконец-то отпустить Войновича и его свиту. Казалось, что теперь-то все напасти позади, но не тут-то было! Дело в том, что сам хан случайно или преднамеренно покинул город, а подозрительные горожане, узнав об освобождении русских, окружили жилище пленников и грозились их перебить.