В конце концов, очередь закончилась, и я встала, помахала и поклонилась ряду кричащих и ликующих фанатов. Они взревели, когда я показала знак мира, и меня утащили через заднюю дверь.
Едва я вышла на улицу, на меня обрушились папарацци и фанаты.
Вспышки фотокамер, голоса, выкрикивающие мое имя, толпы людей.
Рен и еще несколько телохранителей сомкнулись вокруг меня, словно защитная мембрана. Люди напирали на них, и круг безопасности колебался, пока мы шли узким переулком к фургону.
Лаки, люблю тебя! прокричала девушка. Инстинктивно мне захотелось посмотреть туда и сказать: «Спасибо!», но это открыло бы шлюзы. Я давным-давно усвоила этот урок.
Вместо этого я смотрела вниз, на ноги Рена, шагающего впереди. Я успокаивала бешено колотящееся сердце, заставляя себя сосредоточиться на его шагах. Иначе я бы впала в настоящую панику от мыслей о том, что меня растопчут миллионы людей, желающих заполучить частичку меня.
Моя охрана замедлила шаг, и я подняла глаза. Машина была рядом, но люди загораживали ее. Прибыла полиция, и энергия накачивалась сама собой та стадия мании, которую никто не мог контролировать, когда взрослые мужчины с огромными-руками отбивались от девочек-подростков, беспомощно наблюдая, как они, дикие и голодные, перелезают через них, словно через деревья.
Мое сердце бешено колотилось, ладони вспотели, на меня накатила волна тошноты.
Держись поближе, тихо сказал Рен, закрывая широкой рукой мой торс.
Как будто у меня есть выбор? спросила я охрипшим после выступления голосом. Я чувствовала раздражение на Рена безо всякой причины.
Или тебя могут затоптать, мягко ответил он. Рен был ровесником моего отца, но поддерживал себя в олимпийской форме. И не мог похвастаться чувством юмора.
Я подошла ближе и через несколько секунд свежий воздух прорвался сквозь круг, стену тел. Мое сердце вновь билось нормально, и я подняла лицо к яркому горизонту Гонконга. Он мелькнул передо мной на секунду, прежде чем меня благополучно посадили в фургон.
Первое, что я сделала, это сняла долбаные сапоги.
Глава вторая
Джек
Я смотрел на президента Гонконгского строительного банка, пока он разглагольствовал о кварталах и еще о чем-то столь же скучном, пока глаза не начали слезиться от боли. Глазные яблоки человека не предназначены для того, чтобы так долго фокусироваться на одном объекте. Я проверил время на телефоне. О, боже. Уже тридцать минут? Тридцать минут! Сколько можно говорить о банковских делах?
Па, прошептал я, ткнув его локтем.
Не сводя темных глаз с парня, выступавшего со сцены, мой отец не ответил. Его губы были упрямо сжаты на квадратной челюсти. Аккуратная линия волос встречалась с накрахмаленным белым воротничком рубашки. Он сидел с невероятно прямой спиной на своем стуле в банкетном зале отеля, неудобном, обтянутом атласной тканью кремового цвета. Я пихал его, пока он наконец не взглянул на меня раздраженно, нахмурив брови.
Что? прошептал он.
В какой момент станет ну, знаешь, весело? шепотом спросил я.
Малыш, ты действительно думал, что ужин в честь годовщины открытия банка будет веселым? спросил он со смешком.
Хороший довод. Я оглядел банкетный зал отеля, полный банкиров в официальной одежде, поедающих гребешки. Это был, наверное, самый депрессивный пятничный вечер в моей жизни.
Ну, я думал, что еда, по крайней мере, будет вкусной, пробормотал я.
Эй, это бесплатно, он оглянулся, прищурившись на меня из-под редких прямых бровей. Ты должен остаться.
Я вздохнул и откинулся на спинку стула, мрачно улыбаясь другим людям за нашим столом, которые уже начали на нас пялиться.
Знаешь, когда я хотел взять год перерыва, я имел в виду совсем другое. Больше походов, меньше банкетных залов, пробормотал я.
Не может быть, его губы дернулись в усмешке.
Когда я объявил, что хочу взять перерыв на год перед колледжем, мои родители согласились на это только при условии, что осенью, после окончания школы, я начну стажировку в банке отца. На дворе уже был январь, и работа на неполный рабочий день медленно убивала меня скукой.
Человек на сцене наконец закончил свою речь, и все вежливо захлопали. Слава богу. Люди бросились к десертному столу, и я уже собирался пойти взять торт, но отец остановил меня.
Джек, я хочу, чтобы ты познакомился с некоторыми людьми, сказал он, помахав паре. Я мысленно застонал. Он бросил на меня предупреждающий взгляд. Эта стажировка не формальность. Предполагается, что ты познакомишься с людьми. У некоторых из присутствующих связи в лучших колледжах Штатов.
Здорово. Я нацепил свою очаровывающую улыбку. Она была очень действенной.
Высокая азиатка с темно-красной помадой на губах протянула мне руку.
Джек! Мы рады, что ты пришел. Отлично для начала карьеры.
Спасибо, Кэролин, сказал я. Ее брови приподнялись в приятном удивлении. Я хорошо запоминал имена. Но давайте будем честны, я тут ради торта.
Она запрокинула голову и рассмеялась, так же, как и ее компаньон дородный индиец в дорогом костюме. Нихил, если я правильно запомнил.
Обязательно попробуй тирамису, сказал Нихил с изысканным британским акцентом.
Итак, как проходит твой год-перерыв, Джек? У меня остались приятные впечатления о путешествии с рюкзаком по Европе.
Я бросил на отца очень внимательный взгляд. Видишь? Пеший туризм! Это то, о чем я говорил!
Но ответил:
О, отлично. Думаю, можно многому научиться до колледжа, и у меня есть возможность сделать это, это была тонкая издевка над реальностью, и, думаю, отец ее уловил.
Нихил щелкнул пальцами.
У меня есть вопрос про камеры, Джек!
Я остолбенел.
М?
Да, я видел тебя в кабинете с модной камерой, сказал он. Ты ведь разбираешься в них? Мне нужен совет.
Отец заерзал рядом со мной, и напряжение поползло по моей спине.
Конечно. Какая камера вас интересует?
Нихил описывал, что он хочет, а я старался сохранить нейтральное выражение лица. Да, я кое-что знал о камерах. Я увлекался фотографией уже много лет, с тех пор как получил свой первый фотоаппарат на Рождество от родителей Canon Rebel, который я повсюду брал с собой. Мои родители считали это хобби. Они ясно дали мне это понять, когда я стал смотреть арт программы в колледжах для поступления. Они отнеслись к этому крайне скептически и принялись подталкивать меня к бизнесу и инженерии.
Это убивало во мне желание учиться дальше. Почему я и попросил каникулярный год. Идея изучать бизнес или что-то в этом роде вместо фотографии вызывала у меня панику.
Главное, о чем я не сказал родителям: я не был уверен, что вообще хочу поступать дальше в колледж. Он казался теперь чем-то далеким. Таким далеким, что я не знал, станет ли он когда-нибудь частью моей жизни. Я видел, к чему это ведет. К банкетному залу, нелепо дорогому костюму и тирамису.
Я взглянул на отца в его дорогом костюме. У него тоже была не та жизнь, которую он хотел. В колледже мой отец изучал писательское мастерство. Даже получил диплом магистра искусств. Но жизнь и обстоятельства привели его сюда.
После того, как я дал Нихилу несколько советов по работе с камерой, разговор перешел на тему финансов, поэтому я пошел к десертному столу. Но все выглядело неаппетитно. Воротник рубашки душил, гул банкетного зала оглушал. Экзистенциальный ужас наполнял меня каждое мгновение, что я находился тут. Я чувствовал, как течет время, как стареют мои клетки. Я сделал глубокий вдох, мой разум лихорадочно искал способ отсюда свинтить. Заболеть? Мой отец гермофоб, это может сработать.
Я вернулся к столу, сел рядом с отцом и закашлялся так сильно, что он отшатнулся.
Чувствую себя не очень, слабо пробормотал я, преувеличивая.