Несмотря на ранний час, на привокзальной площади заштатного среднеазиатского городка уже бурно кипела жизнь. Большую часть площади занимал по-восточному пёстрый базар с густой, движущейся одновременно во всех направлениях толпой покупателей в разноцветных, похожих на праздничные, одеждах, и с не менее многоцветным в одеяниях, таким же активным полчищем сидящих и стоящих за прилавками, под навесами с изобилием овощей, фруктов и иной разной разности или просто у бахчевых развалов продавцов. И те и другие, не знающие, казалось, никаких бед и кручин, а одержимые одной лишь заботой, как не проспать очередной базарный день, громко разговаривали, смеялись, торговались, спорили наполовину по-русски, а наполовину на разных незнакомых пока Илюхе с Колюхой языках. Над всем этим красочным столпотворением разливалась в пространстве мелодичная, непонятно откуда происходящая музыка.
Прямо напротив здания вокзала, с противоположной стороны площади высился огромный плакат, напоминающий нечто виденное близнецами ранее на картинках в школьных учебниках или книгах о войне, где нарисованный солдат в будёновке ёёёёсо звездой спрашивал, все ли записались на войну добровольцами исполинского роста богатырски сложенный мужчина со строгим лицом, в тюбетейке и синем механизаторском, как у некоторых сибирских трактористов, комбинезоне указывал пальцем на Илюху с Колюхой и грозно вопрошал, согласно тексту внизу плаката: «Сколько ты собрал сегодня хлопка?»
Братья Сухоруковы имели довольно смутное представление о хлопке вообще, и никак не могли взять в толк, почему они должны его ещё и собирать. Где-то в уголках их детской памяти промелькнул, правда, отрывок из школьного стихотворения, в котором бодро говорилось о том, что, мол, «загорелые узбечки быстро хлопок соберут», но представляли они себе это растение либо экзотическим фруктовым с вероятно очень вкусными белыми плодами, либо декоративно-цветочным. Отец прервал размышления мальчишек сильно разочаровавшим их пояснением:
Хлопок, ребя, это просто вата, которая растёт в поле на кустах.
Фи, Колюх, ты веришь, что вата, да может расти на кустах, как смородина? возмущённо фыркнул Илюха.
Обманули дурака на четыре кулака, Илюх, пренебрежительно хмыкнул в поддержку брата Колюха. Поверь в кусты, а тебе тут же сказанут, что она, мож, ещё и на деревьях висит, как кедровые шишки. Идёшь по лесу, а кругом вата, вата, одна только вата прям Новый год, как у нас на утренниках было в садике да в школе.
Да-а, Колюх, хлопок это что-то пошибче, чем просто вата. А её, вот
крест на пузе, где-нибудь на городских фабриках делают. Кто-то у нас даже брехал, что из пороха.
Дурень, наоборот порох из ваты делают! Спорим?
Вон, посмотрите, терпеливо объяснял иронизирующим сыновьям Николай Захарович, колёсный трактор тянет буксиром прицепленные одна за другой сразу три полные тележки. Смог бы он утащить в один загруз столько брёвен или рыбы?.. А тут в лёгкую управляется. Так вот, белый груз в тележках это и есть хлопок, то бишь вата. И везёт он этот груз с поля, наверное на склад. А видите, вдоль всей дороги в пыли беленькие хлопья? Подите-ка, пощупайте!
Илюха и Колюха побежали, подобрали несколько долек, по форме как мандариновые, нежнейшей ваты с твёрдыми комочками семян внутри. Представили, что, возможно, в скором времени им придётся, выполняя указание и под строгим надзором дядьки с плаката собирать в придорожной пыли по крохам этот хлопок, и приуныли. Из грустной задумчивости их неожиданно вывел громкий прерывистый, малоприятный, похожий на скрежет металла, звук за спиной. В страхе оглянувшись, увидели ушастое животное, похожее на маленькую лошадь, только слишком уж тощее даоблезлое. Из его разинутой пасти и раздавался этот скрежет-хрип.
Осёл, что ли?
По-моему, да. Но, кажись, больной
Вот так, ребя, орёт настоящий азиатский ишак, услышали браться голос неотлучно следовавшего за ними отца. А, знаете-ка, что? Давайте, пока я тут вещички наши покараулю, сбегайте на базар, поглядите, как много здесь интересного, не то, что на Севере. Тут арбузы-дыни даже дешевле, чем у нас осетрина, которая вам до смерти надоела. Купите себе что-нибудь, газировки в ларьке попейте. Потом, когда вернётесь, покараулите вещи заместо меня, а я, может, тоже захочу чего-нибудь. Но, сначала вы вам всё это впервой, а мне не в диковинку, бывал уже в этих краях потерплю.
Прогулявшись по базару и получив от этой прогулки массу положительных эмоций, честно потратив выданные им по двугривенному на брата полакомившись в пределах этой суммы и петушками-леденцами, и газировкой, купив по стакану так непохожих на привычные кедровые орешки подсолнечных семечек, мальчишки дисциплинированно сменили отца на его вахте по охране вещей. А тот со словами «что-то нас долгохонько не встречают, пойду-ка тоже разомнусь малость» нетерпеливо, почти бегом, направился к центру базара, где толпились в основном мужчины. Сердца Илюхи и Колюхи сжались, почуяв неладное: с такой прытью отец в своей жизни, сколько они себя помнили, стремился только к одному к выпивке. Правда, эту его страсть в последнее время, что было замечено главным образом в период вдовства, почти догоняла ещё и другая жадная тяга к ненавистным для близнецов после смерти матери незамужним женщинам, по понятным причинам более доступным для общения. Чувство не обмануло братьев ни в том, ни в другом: оба несчастья вино и женщина, словно сговорившись, оказались одновременно в одном месте.
С рекордной скоростью преодолев расстояние до одного из ларьков, где
продавалось в розлив спиртное с незамысловатой закуской, Сухоруков приобрёл пару стаканов дешёвого вина и торопливо, давясь, будто за ним кто-то гонится и вот-вот отберёт купленное, выпил их «дуплетом», без передышки, оба подряд. Помешкав, махнул рукой, купил и такими же торопливыми крупными глотками опустошил ещё один.
Наблюдавшие за отцом Илюха и Колюха видели, как он, рассуждая о чём-то сам с собой, отошёл от ларька и встал в очередь за шашлыком. Забыв о вещах, мальчишки устремились к отцу, чтобы попытаться предотвратить очередной его загул. Когда приблизились, он уже успел отовариться несколькими шампурами с насаженными на них по пять-шесть кусочков румяного мяса и, увидев сыновей, протянул каждому по шампуру со словами:
А вот это, ребя, настоящий узбекский бараний шашлык!
Илюха с Колюхой послушно и с удовольствием изготовились принять в руки аппетитно пахнущее ароматным дымком жареное чудо, не попробованное ими ещё ни разу в жизни, но их опередили. В самый приятный, предвкушающий изысканное угощение момент из толпы раздался не менее резкий и громкий, чем «песнь» ишака, женский окрик:
Не успел приехать, а уже, смотрю, деньги транжиришь, как вертопрах загулявший! Ох, жизни, жизни-и
К Николаю Захаровичу подскочила невысокая, одетая в грубую рабочую робу, но миловидная лицом и изящная статью, которой не могла скрыть даже сугубо мужская спецодежда, черноглазая женщина, по-хозяйски забрала из его рук весь купленный им шашлык, быстро сняла с шампуров кусочки мяса в развёрнутую газету и, так же быстро завернув, спрятала в сумку.
М-мария?! А чё так долго не встречаешь? растерянно, как пойманный на чём-то предосудительном, пробормотал Сухоруков.
В ночной смене задержалась. Вишь, даже переодеться не успела. Ну, пойдём. Где вещи-то?
П-пешком?
А ты что, миллионер капиталистический, денежек лишних полна мошна? То-то в разгул с самого утра вдарился поглядите на него!
Так ты следила за нами, что ли?..