Баррикады предполагают военные действия.
Ну да.
Потому ты подговорила девочек бойкотировать урок труда?
И поэтому тоже.
А еще почему?
Потому что она нас унижает.
Кто? Елена Владимировна? И как же она вас унижает?
Говорит, что мы криворукие, бесполезные, что нас никто замуж не возьмет и что у нас ногти длиннее мозга.
Тамара Андреевна кинула взгляд на мои руки, и я с вызовом растопырила пальцы с бледно-розовым лаком перед ее глазами.
У меня короткие ногти! Но она вешает ярлыки и всех равняет под одну гребенку. И почему это я должна уметь варить ее дурацкий суп? Это вообще касается моей личной жизни. Какое ей дело, как я чищу картошку или вставляю нитку в иголку? А сама даже голосовое отправить не может. И кто из нас тупой?
Почему же ты не пришла ко мне и не рассказала, что Елена Владимировна вас обижает?
Если бы я пошла жаловаться, меня перестали бы уважать.
А теперь уважают?
Теперь да.
А вот в этом ты ошибаешься
Ой, вот только не надо. Подобных бесед в моей жизни состоялось великое множество. У вас, взрослых, свое уважение, у нас свое. Это у вас принято, улыбаясь в глаза, стучать друг на друга. А у нас все по-честному.
И почему же тогда ты здесь?
Елена нажаловалась.
Елена Владимировна, конечно, сообщила мне. Но почему ты одна здесь? Почему нет других девочек?
Потому что я вас не боюсь, а они боятся.
Совсем нет. Ты здесь потому, что кто-то из них рассказал Елене Владимировне, что это вы с Лизой подговорили всех сорвать урок.
Тамара Андреевна поддерживала меня, прощала и вытаскивала из различных передряг почти всегда. Однако в прошлом году произошло нечто непонятное. У Риты Петренко пропали часы дорогие, брендовые, она их носила просто так, ради понтов, а на физ-ре снимала и прятала в одежду. Про это знали все, но у нас если что и пропадало, то в основном деньги из кошельков, а тут вдруг часы.
После урока Петренко сразу заметила пропажу и подняла вой. Кто-то сбегал за Надей, та пришла и говорит: «Девочки, давайте проверим ваши вещи». Все возмутились, конечно, но, поскольку никто эти часы не брал, а Рита продолжала рыдать, согласились. Показали сумки, карманы, руки. Ну, и часы моментально нашлись в моем рюкзаке в боковом кармане. Что это подстава, было ясно как божий день. И даже не оттого, что я брезгую чужим, в первую очередь потому, что я не дебилка: если бы мне и понадобилось что-то украсть, то никто в жизни меня не запалил бы. И девчонки это знали. Я же не первый год в своем классе училась. Но Надя не знала и потащила меня к директору. Я с ней особо и не препиралась, потому что знала, как все будет. Тамара Андреевна скажет, что если никто не видел, как я брала эти часы, то и обвинять меня нельзя. Она всегда верила мне. И я не ошиблась. Из директорского кабинета мы вышли довольные тем, что недоразумение благополучно разрешилось, часы нашлись и ни у кого ни к кому претензий нет.
Вот только на следующий день поднялась странная волна. К директрисе пришли родители Петренко и стали требовать исключить меня из школы. Не знаю, кто и что им наговорил, но тут же подключились родительский комитет и обиженные учителя. Вспомнили все мои прошлые прегрешения: ссоры с одноклассниками, которых на самом деле было не так уж и много, сорванные уроки, прогулы и хамство. За несколько дней из меня сделали трудного, агрессивного подростка со склонностью к кражам и асоциальному поведению. Конечно же, «простым» подростком я никогда не была, но бόльшая часть из того, в чем они меня обвиняли, была полнейшей выдумкой и преувеличением.
В итоге Тамара Андреевна, вызвав меня к себе, очень нервничая и пряча глаза, осторожно предложила мне сменить школу. Если бы я действительно совершила плохой поступок, то, скорее всего, стала бы качать права и ругаться. Но я просто обалдела. Спокойно выслушала ее и ушла домой, где немедленно выложила все Яге. Не в поисках какого-либо сочувствия (Яга меня никогда особо не жалела), а потому что Тамара Андреевна всегда немного ее побаивалась, скрывая это под маской благоговейного уважения. В свое время, когда они вместе работали в старой школе, Яга сама была директрисой жесткой, стервозной и принципиальной. Впрочем, такой же, как и дома. Услышав мою историю, она так взбудоражилась, что тут же отправилась в школу, а вернулась еще в большем бешенстве и, ничего не объясняя, весь вечер орала на нас с Кощеем за все подряд. А на мои вопросы ответила лишь одной фразой: «Ты остаешься в школе. Это не обсуждается. Ни одна ведьма тебя больше не тронет».
И в самом деле, вспыхнувшая на ровном месте буча быстро улеглась, а через месяц никто и не помнил, что случилось. Кроме Яги, конечно. Ведь к огромному списку ее благотворительности в отношении меня добавилось еще одно благодеяние, о котором она, не унимаясь, твердила с утра до вечера.
Глава 8
Утром у ворот школы в шуршащем дождевике меня поджидал взволнованный Женечка.
Поманил издалека рукой, а когда я подошла, на одном дыхании выложил:
Я все узнал. Мама наругалась на Надю из-за того, что она не оправдала ее доверия.
А как не оправдала?
Разве это важно?
Конечно важно! тут же вспомнилась Яга. Можно забыть купить хлеба или переварить макароны. Это тоже типа не оправдать доверия, но мелко. А можно накосячить по-крупному. Обмануть или подставить.
Не знаю, Женечка серьезно покачал головой, любое доверие дорого стоит. Завоевать доверие сложно, а потерять легко. Так мама говорит.
Идем, я опаздываю. Я прошла через калитку на школьный двор и обернулась.
Женечка остался за забором:
Мне туда нельзя.
Можно.
Мне запретили.
Ты же со мной.
Мама с меня обещание взяла. Я не могу, иначе обману ее доверие.
До звонка оставалось две минуты. Но я вернулась к нему.
Ну а что-то еще твоя мама говорила про Надю?
Сказала только, что покрывала и защищала Надежду Эдуардовну до последнего
От кого защищала, ты выяснил?
Нет. Она расплакалась. И я тоже. Не могу видеть, как она плачет. И спрашивать не буду про это больше. И говорить.
А если я спрошу?
Нет! Не вздумай! его выкрик в утренней тишине прозвучал слишком громко. Она сейчас и так постоянно плачет.
Шел четвертый урок физика. Действующее значение силы тока. На улице обозначилось просветление. Дождь на время прекратился. На дорожках появились люди: гуляющие с колясками мамочки, пенсионеры с палками для скандинавской ходьбы, женщины с продуктовыми сумками. За забором, схватившись за прутья, который час подряд стоял человек в прозрачном дождевике и смотрел на школу. Мне не нужно было видеть выражение его лица, чтобы понять, что с ним происходит. После мамы Женечка больше всего на свете любил школу. Ему тяжело давались эмоции, но он определенно страдал. Я понимала Женечку, как никто другой. И пусть мои чувства были притуплены не с рождения, я точно так же, как и он, отчетливо ощущала необъяснимое и неизбежное наступление хаоса. Человечки в тетради, которых я всегда рисовала на полях во время урока, яростно бились о толстую кирпичную стену, отступая перед разрастающейся тьмой. Тихим вибрирующим кряком пришло сообщение. Я открыла и не поверила своим глазам: «Ты мне сегодня приснилась». Перечитала эту фразу раз двадцать и огляделась. Сообщение было от Томаша, но, может, кто-то взял его телефон и решил прикольнуться? Томаш сидел очень ровно, и лишь едва заметно склоненная голова выдавала, что все-таки он держит телефон.
«Просто какой-то очень добрый сон был. Светлый. И ты в нем добрая, поэтому написал».
Томаш, повтори, что я сейчас сказала! Физичка стояла неподалеку от его места, и ей, в отличие от меня, было прекрасно видно, чем он занимается.
Как и при механических колебаниях, в случае электрических колебаний нас не интересуют значения силы тока, напряжения и других величин в каждый момент времени, четко, слово в слово произнес Томаш с места.