Кто-то дернул одно из шелковых полотен, и голова Орианы Авигнис покатилась в угол. А глаза блестели, и смотрели, смотрели
Тащите его! рявкнули рядом.
Максимилиана, оцепеневшего и онемевшего, схватили поперек туловища, понесли наверх, прыгая по ступеням. Поставили перед отцовским кабинетом, вернее перед тем, что осталось.
Здесь было жарко, здесь пахло горелым мясом и кипящей кровью. Дверь и часть стены отсутствовали, остальное окаймляло красное кольцо тлеющих досок. Пол бугрился обугленными телами, едкий дым заполнял легкие, а сам воздух вибрировал от произнесенных заговоров и заклинаний.
В центре всего стоял отец с пергаментами в одной руке и ножом в другой. С ножа, как и с порезанной руки, на пол капала алая кровь, туда, где были нарисованы знаки, и где лежали серые, отдавшие сущность камни. На груди Кастора Авигниса, инквизитора Ордена Радиус, нестерпимо ярко горел амулет Великой Авроры.
Прими Уговор, или твой сын будет умирать во всех мирах снова и снова, обратился к нему человек в сером походном плаще.
Он стоял прямо на границе обугленной комнаты, неторопливо перебирая в руках четки из черных лавовых бусин, его голову скрывал глубокий капюшон.
Ты лжешь, Максимилиан не узнал голос отца. Это не мой сын, ты убил их всех.
Но не его. Пока, серый человек сделал жест рукой. Это действительно твой сын, твой наследник, последний из рода Авигнис. Прими Уговор, и он умрет лишь телесно, невинная душа сможет достигнуть столь желанного тобой Света.
Максимилиана тряхнули, с его губ сорвался жалобный всхлип.
Отец все же бросил на него взгляд, полный гнева, но и боли, и глубокой горечи. Его лицо на миг исказилось, он будто что-то хотел сказать сыну, что-то важное, искреннее.
Это не мой сын, глухо произнес Кастор Авигнис, переводя взгляд на своего противника в плаще. Убери его и приди за мной сам.
Твой выбор, пожал плечами человек в сером. Что ж, смотри, как я буду поедать его душу.
Он повернулся к Максимилиану, сделал шаг. Сказал почти ласково:
Смотри в мои глаза, мальчик. Смотри мне прямо в глаза.
Капюшон был скинут, человек опустился на колено. Он оказался моложе отца, с широким скуластым лицом и бледной кожей, на которой черной тенью выделялась начинающаяся щетина. Из под короткой шапки вьющихся волос на виски опускались цепочки мелких шрамов, пересекающихся и создающих странный рисунок, с одной стороны простой, но в то же время неуловимо непонятный, его невозможно было разглядеть разом. Обереги человек в сером не носил, лишь в ухе поблескивала серьга из похожего на тусклое серебро металла.
Смотри мне в глаза, повторил он, приближаясь к Максимилиану. Это будет не больно, но ты можешь кричать.
Младший Авигнис, все еще пребывающий на границе реальности и сна, попытался зажмуриться, но чьи-то жесткие пальцы вцепились ему в нижнюю челюсть, сжали с такой силой, что Максимилиан завыл и распахнул глаза, встречаясь взглядом с мужчиной.
Глаз у шамана не было, только черные провалы, уводящие куда глубже границ черепа. Эта бездна приковывала взгляд, плескалась в берегах глазниц, тянулась, высасывала
Смотри мне прямо в глаза, тихий, но не терпящий возражений голос.
Нет! голос отца раздался словно сквозь вату. Макси, беги!
Яркая вспышка смела черноту и взорвалась прямо у Максимилиана в голове, растопырившись морским ежом. Его подхватило ударной волной и швырнуло вниз по лестнице, прикладывая к ступеням и поручням. От боли младший Авигнис завопил, пытаясь сгруппироваться
И пришел в себя.
Голова прояснилась, хотя и немного кружилась от падения. Нестерпимо болели рука, плечо и спина, в лицо словно бросили горячей золы. Но зато вновь вернулось зрение, яркое и беспощадно четкое, сразу подмечающая тот ужас, который незнакомцы устроили в доме. В нос ударил тяжелый запах крови, рот моментально пересох от горячего дыхания.
Держи его! завопили совсем рядом.
Прежде, чем руки со скрюченными пальцами схватили Максимилиана, он уже бежал прочь, подгоняемый страхом и отчаянием. Успел лишь бросить взгляд через плечо на втором этаже медленно угасало сияние и вслед за наступающей темнотой в кабинет отца входил человек в сером.
Мелькнули стены с покосившимися картинами, перевернутый стол. Впереди замаячил спасительный выход, но навстречу шагнул ловец с расставленными руками и замотанным наглухо лицом. Максимилиан охнул, резко меняя направления движения, упал, заскреб ногтями об пол и словно загнанный кролик рванулся к приоткрытой двери во флигель. Споткнулся о порожек, качнулся вправо, врезавшись в стул. На паркет с шумом упала его забытая куртка, из кармана выскользнул кинжал брата. Не понимая что именно делает, действуя больше по наитию, Максимилиан схватил куртку и кинжал, шлепая босыми ногами по доскам побежал в недостроенную часовню. Позади грохнула врезавшаяся в стену дверь, но младший Авигнис уже видел свою цель приоткрытое окно с пыльной мозаикой. С ходу перемахнул подоконник, ударом распахнул створку.
Уже приземляясь на мокрую землю понял, что не один.
Под деревом стоял мальчик из цирка, тот самый, с пепельными волосами. Он поддерживал худую девчонку, не давай упасть.
Ту самую девчонку из его кошмара!
Ловите его! Хватайте! раздался вопль над головой.
Циркач сделал неуверенный шаг, заслоняя Максимилиану дорогу.
Младший Авигнис выхватил из ножен кинжал, махнул наотмашь и сломя голову побежал прочь, продираясь сквозь кусты дикой розы.
* * *
Ему было очень холодно и страшно, от всепоглощающей тоски хотелось выть и он выл, падая на колени и растирая по щекам слезы. Вновь поднимался и шел дальше, подгоняемый дыханием смерти, от которой чудом удалось спастись. Но радости не было, только невыносимые горечь и одиночество.
Перед глазами стояли картины кровавой расправы, ужасные подробности словно специально проявлялись особенно ярко. От них было невозможно отмахнуться, они возвращались, стоило только перестать думать о чем-то еще, кроме как о дороге впереди. А думать было необходимо, потому что, судя по всему, Максимилиан заблудился.
Вырвавшись из ставшего ловушкой дома, он сначала побежал вниз по улице, вопя и призывая на помощь. Но очень скоро пожалел об этом город заполнили фигуры с замотанными лицами и горящими факелами, от домов эхом отражались их странные песни на незнакомом языке. А на Максимилиане не было даже личины, чтобы закрыться от них, и некоторые бросались ловить его, но, слава Свету, не преуспели, лишь неслись вслед гортанные выкрики и проклятия. В одной из подворотен младший Авигнис сорвал с забора забытую тряпку, соорудил подобие маски, попытался забиться в какой-нибудь подвал, укрыться в угольном сарае, чтобы отдохнуть и дождаться утра. Но ему не дали такой возможности внезапно наткнувшаяся на него троица гналась за мальчишкой достаточно долго, чтобы отбить любую охоту оставаться в проклятом городе. Перепуганный, замерзший, с разбитыми в кровь ногами, сын инквизитора выскочил на окраину, не задумываясь, не разбирая дороги побежал прочь.
Остановился лишь когда понял, что не может больше переставлять ноги, а усталость победила страх. Вокруг высились черные стены скал, и он повалился на мох под одну из нависающих глыб, пытаясь укрыться от моросящего дождя.
Короткие падения в черное безмолвие, мешающиеся с болезненным бдением, невозможно было назвать ни сном, ни отдыхом. Когда где-то рядом скатились камни или просто показалось? Максимилиан встрепенулся, застонал, встал и побрел дальше, будто раненый зверь лишенный разума, но движимый инстинктами. Шел недолго, споткнулся и упал. Здесь сознание, наконец, покинуло его.