Удивляться этому нечего, так как действительно индейцы Дальнего Запада большие любители акробатического искусства, и некоторые из них поражают своей ловкостью.
В назначенный срок, когда возле «Красотки» собралось много зрителей, появилось человек шесть индейцев. На каждом из них была надета отвратительная деревянная маска, представляющая собой какое-нибудь страшилище, причем для довершения эффекта нос, уши, рот, глаза приводились в движение веревочками. Легко можно себе представить, сколько гримас можно было проделать в таких масках!
Вся семья и Гвоздик нарядились в свои трико и костюмы.
Арена была выбрана на широкой лужайке, окруженной деревьями. В глубине находилась «Красотка», игравшая роль театральной декорации.
В первых рядах поместились агенты форта Юкон с женами и детьми, а по бокам, полукругом, несколько сотен индейцев и индеанок. В ожидании представления зрители курили и разговаривали.
Замаскированные индейцы, которые должны были принять участие в представлении, стояли поодаль.
В надлежащий момент на площадке фургона появился Жирофль и обратился к публике с речью:
— Милостивые государи индейцы и милостивые государыни индеанки! Сейчас вы увидите то, что вы увидите… и прочее, и прочее, и прочее…
Но милостивые государи и милостивые государыни по-французски не понимали, а потому вся красота и образность его цветистой речи пропали даром.
Зато были прекрасно всеми поняты несколько традиционных пощечин, а также здоровенный пинок ногою в определенное для этого место, которые Гвоздику достались от Каскабеля и от которых Гвоздик перевернулся несколько раз в воздухе.
Когда этот пролог закончился, началось представление.
— Сначала животные! — объявил Каскабель, грациозно кланяясь почтенной публике.
Появились Ваграм и Маренго и проделали все свои штуки, чем привели в восторг индейцев. Когда же Джон Булль принялся кувыркаться на спине пуделя и ищейки, приправляя все невероятными гримасами, то даже самые серьезные лица разгладились и осветились улыбкой.
В это время Сандр играл на корнет-а-пистоне, Корнелия — на маленьком барабане, а Гвоздик колотил изо всех сил по турецкому барабану. Если этот дивный оркестр не произвел на туземцев должного впечатления, то виноваты они сами, — значит, у них не было ни малейшего художественного вкуса.
До сих пор замаскированные индейцы все еще держались в стороне.
— Мадемуазель Наполеона, танцовщица на проволоке! — провозгласил через рупор Гвоздик.
Девочка появилась перед публикой в сопровождении отца.
Сначала она протанцевала грациозный танец на арене, потом поднялась на проволоку, натянутую между двумя козлами, и начала порхать по ней, как птичка.
Индейцы одобрительно кивали ей, а индеанки пришли в полный восторг.
— А вот и я! — крикнул Сандр, появляясь на сцене и принимаясь проделывать все свои штуки. Он ходил на голове, кувыркался, изображал собой то гуттаперчевого мальчика, то ящерицу, то лягушку и наконец закончил все блестящим двойным сальто-мортале.
Сандр тоже имел успех. Но едва он успел отвесить поклон, как молодой индеец его лет отделился от замаскированной группы и, сняв маску, представился публике.
Он принялся проделывать все, что только что проделывал Сандр. Если молодой индеец и был менее грациозен, чем юный представитель семьи Каскабель, то все-таки он был удивительно гибок и ловок. Индейцы остались им очень довольны.
Семья Каскабель любезно аплодировала артисту.
Наконец Каскабель сделал знак Жану, в несравненном искусстве которого он был убежден.
Жан чувствовал, что он должен поддержать честь семьи.
Ободренный жестом Сергея Васильевича и улыбкой Кайеты, Жан принялся жонглировать бутылками, тарелками, шарами, ножами, досками, палками и т. п. Можно сказать, что он превзошел самого себя.