За Элдера Гендрика не собираюсь, сказала я. Но кто знает, быть может, у матушки есть кандидат, который покажется мне интересным
Таинственно замолчав, я ответила графу лукавым взглядом, и он подвел итог:
Значит, я не позволю кому-то заинтересовать вас, ваша милость. Сегодня я буду вашей тенью, и вроде бы сказал со смешком, но взгляд так и остался строгим.
Разумеется, важно кивнула я. Вы рассчитываете на мое покровительство и защиту. Вы ведь у нас прекрасный и востребованный.
Именно! со значением воскликнул Олив Дренг и подал мне руку: Идемте, ваша милость, я уже был представлен вашей сестрице, и можно проследовать к остальным гостям.
Милости прошу, улыбнулась я, и мы покинули залу.
И пока мой батюшка и глава рода Доло продолжали знакомить Амберли со столичной знатью, мы с графом Дренгом перебрались в одну из гостиных, открытых для гостей. Здесь нам предстояло дождаться начала празднования. А начиналось оно, как и полагалось, со столовой.
«Гость не должен быть голоден, иначе вместо веселья он ощутит досаду и желание поскорей покинуть негостеприимный дом», так гласило указание из свода «Правил хорошего тона». Но было еще и продолжение: «Гостя нельзя потчевать слишком усердно, иначе он не сможет насладиться празднеством и вместо удовольствия ощутит тяжесть в желудке. А потому поспешит покинуть дом, дабы избавиться от неприятного чувства. Для таких старательных хозяев и гостей, невоздержанных в пище, надлежит иметь средство, которое поможет вернуть гостю прежнюю легкость и ожидание увеселений, подготовленных для него».
Правила были для всего: блюда, их количество, объем горячительных напитков, приходящихся на каждого приглашенного, «дабы чужой праздник не превратился в собственный стыд». Матушка соблюдала все правила в точности, а потому после трапезы никто не должен был ощущать ни тягости желудка, ни чрезмерного опьянения, ни тем более голода. Уж кто-кто, а старшая баронесса Тенерис была в отношении этикета дотошна и точна, чего требовала и от нас с Амбер. И если сестрица слушала и запоминала со всем тщанием, то я, признаться, смутно помнила и половину правил. На укоры Амберли я неизменно отвечала:
Если понадобится, открою книгу и прочитаю. Незачем забивать голову всякой чушью.
У твоей матушки непременно случится удар, если она услышит твои высказывания.
Мы ей не скажем, подмигнув, отвечала я.
В столовой я оказалась между двумя сиятельствами: Элдером Гендриком и Оливом Дренгом. И если королевский любимец сидел рядом с родственниками баронессы Мадести-Доло, потому что был вестником высочайшего внимания, то Элдер был усажен рядом со мной с явным умыслом. Матушка, как я и ожидала, к моему мнению не прислушалась и решила довести «мое будущее счастье» до его полного и безоговорочного воцарения. По той же причине рядом с Амберли был усажен Бран Гендрик, а следом его родители.
Впрочем, надежды на то, что предполагаемый жених сумеет завладеть моим вниманием полностью, не оправдались. Граф Дренг сделал это за Элдера и почти не давал тому вклиниться в словесный поток фаворита, искрившийся остротами и шутками. За праздничным столом говорить, хвала богам, было позволено и даже рекомендовано, чтобы не возникало неловкости и скуки. Но! Избегая моментов, когда пища находится во рту. Подозреваю, что Дренг в тот день мало что успел попробовать, потому что рот его был занят разговорами, а не угощением.
Бедняга Элдер несколько раз затевал со мной диалог, когда Дренг отвлекался, но Олив быстро разворачивался, и нити беседы вновь оказывались в его руках. Признаться, я даже ощутила сочувствие и жалость к художнику. Его вины не было ни в том, что он видел во мне свою невесту, ни в том, что государь не желал видеть подле меня каких-либо женихов, но находился под постоянным давлением опытного придворного, для которого заткнуть рот человеку было делом привычным и легким. Однако стоит заметить, что Дренг ни разу не оскорбил Элдера и не унизил. Общался он вполне дружелюбно, только от этого неуемного дружелюбия Гендрик мрачнел всё больше и больше.
Матушка бросала на меня пристальные красноречивые взгляды, но я только пожимала плечами, не желая понимать ее немых требований уделить Элдеру внимание. Я сама не столько слушала обоих графов, сколько наблюдала за тем, что творится на другой стороне стола. Там тоже шла беседа, и она мне не нравилась. Бран Гендрик ухаживал за Амберли. Он что-то говорил моей сестрице, и она, румяная от смущения и удовольствия, негромко отвечала младшему графу, кажется, вовсе позабыв о моих предупреждениях. Очаровательная в своей чистоте улыбка бродила по ее губам, и, видя ее, я приходила всё в большее раздражение.
Я покусывала губы, в какой-то момент и вовсе перестав следить за ходом разговора на нашей стороне стола. Сжав в кулаке вилку, я мерно постукивала ее кончиком по столу. Мой взгляд остановился на Бране и уже не покидал его лица, обращенного ко мне в профиль, потому что младший граф Гендрик глядел на Амбер. Наконец, ощутив, что на него смотрят, молодой человек повернулся ко мне и ответил удивленным взором.
Что-то случилось, ваша милость? спросил он, прервавшись.
Возможно, ответила я.
Что же? Бран развернулся в мою сторону. Я заметила, как по лицу Амберли скользнули удивление и досада. Но сейчас я заботилась о ней, и потому не обратила внимания на эти чувства.
Вы нашли в себе согласие, ваше сиятельство? спросила я. В своей душе?
Младший Гендрик нахмурился, пытаясь понять, о чем я говорю, однако вскоре поджал на мгновение губы, бросил взгляд искоса на отца и наконец ответил:
Да, ваша милость. Благодарю, что беспокоитесь о моем душевном покое.
Не о вашем, холодно произнесла я. Со своей душой вы можете делать что угодно, но не стоит брать ответственность за чужую, даже если вам велят это сделать.
Шанриз, негромко, но строго позвала меня матушка.
Дитя мое, о чем вы говорите? спросил дядюшка, больше доверявший мне, чем старшей баронессе Тенерис, а потому не сумевший остаться просто наблюдателем.
О пустяках, чуть раздраженно отмахнулся старший граф Гендрик. Девицы вечно что-то выдумывают.
Более трезвого ума, чем у ее милости, я еще не встречал, произнес Дренг, и я поняла, что на нашей части стола уже какое-то время царит тишина.
Так о чем вы говорите? повторно спросил граф Доло.
Я после объясню вам, дядюшка, ответила я, наконец отпустив младшего Гендрика из ловушки своего взгляда.
Хорошо, не стал спорить его сиятельство.
Я посмотрела на Амбер, в ее глазах появилось беспокойство и вопрос. Улыбнувшись ей, я подняла свой бокал с разбавленным вином и произнесла:
За ваше счастье, дорогая.
Она улыбнулась в ответ и опять смущенно потупилась.
Разве же это не замечательно?! воскликнул Дренг. И я провозглашаю вам счастье, очаровательнейшая баронесса Амберли!
Счастья, поднял свой бокал дядюшка, а вслед за ним и мои родители, а после пожелание побежало по рядам гостей.
Бран тоже поднял свой бокал. Он сделал глоток, ничего не произнеся, после поставил бокал на место и бросил на меня непроницаемый взгляд. Его брат склонился ко мне и произнес:
Кажется, ваша милость, наше семейство вызывает у вас неприязнь.
Развернувшись к нему, я улыбнулась:
Как вы находите мою сестрицу, ваше сиятельство?
Баронесса Мадести прелестна, ответил граф.
Вы непременно должны нарисовать ее, заявила я. Вам под силу передать всю ее искренность, очарование и нежность. Амбер чудесна, ваше сиятельство, и вы как художник не можете не увидеть ее чистой и отзывчивой души. Разве же она не вызывает восхищения?
Вы несомненно правы, ваша милость, уже осторожней ответил Элдер, глядя на меня испытующе. И я был бы рад передать всё, о чем вы сказали, если ее милость согласится позировать мне. Но мне кажется, было бы и вовсе чудесно, если бы вы позволили написать вас обеих вместе.