Антонина усмехнулась, передернула плечами, отчего высокая грудь под холодайкой качнулась туда-сюда вспомнилось, как веснусь[24]на вечёрке затащила Григория в баню на задворке поместья[25]. Кожушок какой-то драный кинули на пол и понеслось! От была сласть-сластёха! Ажно и сейчас токмо вздумалось ляжки свело и внутрях загорелось! Нет, конечно, не чужой Гришан человек.
Антонина встряхнула головой и вернула мысли к главной заботе что делать? Ну, оздоровеет Григорий, а потом? Коли ищут рано или поздно найдут; видать, сильно он кому-то хвост прищемил. И выход, получается, только один бежать! А куда? В Россию далеко. Батяня говаривал, что до России на хорошей тройке не одну неделю скакать Батяня! Батюшка! Вот к нему-то и надо Вогула направить: ему помощники ой как нужны! Скоро Хилок приедет с весточкой из Маймачина с ним Григорий и отправится. Лишь бы одыбался поскорее!
Придя к решению, Антонина совсем повеселела, стала даже напевать себе под нос песенку из любимой хороводной игры:
Приготовив жарево и чай-сливан[26], спустилась в подполье, набрала в миски из бочек соленых огурцов и квашеной капусты, капусту сдобрила крупно порезанным репчатым луком и постным маслом, поставила штоф кедровой настойки и пошла звать брата.
Вошла в схрон и ойкнула, встретив жгучий взгляд из запавших глазниц Григорий очнулся.
Ну здравствуй, Антоша, приподнявшись на локте, хриплым, незнакомым голосом сказал он. Антонина мотнула головой: у нее вдруг пропал голос. Мне Петр все рассказал. Спасибо вам, ребята! Я ваш вечный должник!
Григорий кивнул, видимо, изображая поклон, устало упал на подголовник и жалобно прохрипел:
Я бы чего-нибудь пожрал, а?
А у меня все готово, подхватилась Антонина. Но тебе наверх нельзя, я сюды принесу.
Тащи! И выпить не забудь! Жить сызнова начинаю, Антоха! Жить!
Глава 6
1
Капитан первого ранга Невельской, капитан-лейтенант Казакевич и просто капитан Корсаков вместе возвращались из Петербурга в Иркутск. Разговорам о прошедших событиях и встречах и о будущей службе было несть числа, и длинные перегоны между станциями пролетали незаметно. Рассказывали, правда, Невельской и Корсаков, и первый гораздо больше, а Петр Васильевич Казакевич прослыл у них лишь весьма благодарным слушателем, поскольку его никуда не вызывали, ни о чем не допрашивали. По возвращении в Петербург он был повышен в звании и до нового назначения приписан к Флотскому экипажу, что располагался на Большой Морской и набережной Крюкова канала, поэтому в меру своих возможностей наслаждался прелестями столичной жизни. Вместе с Геннадием Ивановичем они навестили Федора Петровича Литке, который несказанно обрадовался визиту своих учеников.
Ну какие же вы молодцы, драгоценные мои, гудел старый вице-адмирал, обнимая по очереди своих учеников и бывших подчиненных. Спасибо, что не забываете. А между прочим, могли меня уже и не застать.
Да вы что, Федор Петрович! испугался Невельской. Вам еще жить да жить!
Я и не собираюсь помирать, засмеялся Литке. Мне цыганка нагадала восемьдесят с лишком лет, и я хочу все их пройти под полными парусами, с пользой для Отечества. А говорю «могли не застать», потому что получил назначение в Ревель, военным губернатором и главным командиром порта.
С чего это вдруг? удивился Казакевич. Разве мало вам работы в Географическом обществе?
Не вдруг, драгоценный мой, не вдруг. Столица наша с моря плохо защищена. Один Кронштадт на ближних подступах, а этого мало. Надо и о дальних подумать. С финской стороны светлейший князь Меншиков этим занят, а меня вот в Эстляндию определили. Ну да ладно, вы ведь не за тем пришли. Сейчас нам чаек соорудят, и вы все расскажете. Кстати, Геннадий Иванович, драгоценный мой, отчего ж вы не представили нам в ИРГО[27]свой доклад?
Невельской смутился:
Князь Меншиков наложил запрет. Ввиду секретности открытия.
А-а, ну да, ну да, покивал Литке. Только, думаю, кому надо, все уже знают. Шила в мешке не утаишь. Ну и бог с ними, доложите после. А мне расскажите, я секреты хранить умею.
Рассказ о походе к устью Амура затянулся допоздна. Федор Петрович дотошно выспрашивал о промерах глубин и течениях, о розе ветров и удобных стоянках и много еще о чем. Радовался открытиям, как малый ребенок, сокрушался, что такие знаменитости Лаперуз, Броутон, Крузенштерн допустили одинаковую ошибку, и вдруг задал неожиданный вопрос:
А вы не допускаете, драгоценные мои, что они все-таки не ошиблись, и Сахалин был полуостровом?
То есть как это?! оторопели виновники исторического события. Мы же прошли через пролив. Там нет никаких следов перешейка!
Правильно! Старый адмирал хитренько так заулыбался. Сейчас перешейка нет, но это не значит, что пятьдесят лет назад его не было.
Понима-аю, протянул Невельской. Район чрезвычайно сейсмически активен. Бывает по нескольку землетрясений в день. И вы полагаете, что во время какого-то сильного землетрясения перешеек просто провалился?
Вот именно! воскликнул Федор Петрович. Провалился! Да просто погрузился на несколько метров и все! Понимаете, драгоценные мои, заторопился он, ведь и Лаперуз, и Броутон посылали поисковые шлюпки, и мне как-то не верится, что их команды оказались столь легкомысленны, что не прошли вперед насколько возможно, а просто поверили собственным глазам. Уж моряки-то отлично знают, что любой поворот может создать иллюзию сплошного берега, а там и поворота нет! По вашим же выкладкам там открытое пространство! И потом заметьте! ни французы, ни англичане не заметили в этих местах течения, а вы-то знаете, что оно есть, от Амура на юг! С другой стороны, давно известно, что в одних местах морское дно поднимается, появляются новые острова или растут старые, а в других опускается. Почему подобного не могло случиться с Сахалином?
Ну, это еще надо доказать. Казакевич покрутил головой в сомнении.
Думаю, теперь уже ничего не докажешь, насупился Невельской. Было, не было, поднялось, опустилось пусть разбираются те, кому интересно. Сегодня факт неоспорим: Сахалин остров, и этого открытия у нас никто не заберет!
Да конечно, конечно! Более того, драгоценные мои, ваше открытие может оказаться вдвойне ценным, если кто-то, как изволил выразиться Геннадий Иванович, заинтересуется и докажет, что пролив образовался уже в наше время.
Боюсь, сейчас до этого руки не дойдут, сказал Невельской. Сейчас куда важнее России закрепиться на тех берегах.
А когда и где будет поставлен наш военный пост?
Какой там военный пост, Федор Петрович? с горечью откликнулся Невельской. Я могу вам по пунктам сказать, что решил Особый комитет под председательством Нессельроде.
Ну-ка, ну-ка, что он там решил с таким председателем? Федор Петрович даже потянулся через стол, уставленный чайными приборами и всем, что полагается к чаю, а кроме того рюмками и пузатой бутылкой ямайского рома. Чай без рома старый моряк не признавал.
Геннадий Иванович вспомнил четверг 2 февраля, когда явился на заседание комитета, вспомнил внутреннюю готовность употребить всю энергию свою и силу, чтобы убедить его членов, в первую очередь князя Чернышева и графа Нессельроде, в правильности указаний генерал-губернатора Муравьева и в точности исполнения им, Невельским, этих указаний. День был на редкость солнечный, слегка морозный, воздух переливался мириадами мельчайших снежинок, и в душе Геннадия Ивановича царили подъем и уверенность, что у него все получится. Не может не получиться, потому что два члена комитета, министры Меншиков и Перовский, мало того что на их с Муравьевым стороне, но еще и специально приглашали его к себе перед заседанием, чтобы научить, как себя правильно вести с противниками, очень недовольными тем, что за самовольные, по их мнению, действия не последовало от государя серьезного наказания. Ну, подумаешь, не дали ордена, но в чине-то повысили: теперь он капитан второго ранга.