Я не заметил, как уснул. А снился мне советский Крым. Тёплый, солнечный, зелёный, мирный, неторопливый и добродушный. Ласковое теплое море и радостные лица счастливых советских отдыхающих.
Проснулся я от громкого смеха над ухом. Вероничка пришла к Ивану как обещала. Я встал и пошёл пройтись по коридору. Когда я вернулся, девушки уже не было. На лице Ивана блуждала улыбка глубоко влюблённого человека. Взгляд устремлён был куда-то сквозь стены. Наверное, в светлое будущее. Я знал, каким будет для милиции и всей страны это будущее. Но до него ещё 20 лет. Пусть помечтает.
Я лёг, размышляя о прошлом, о будущем и о текущей ситуации. Надо уже определяться, как жить дальше и что делать. Привычка планировать и контролировать происходящее постепенно возвращала себе утраченные позиции. Хотелось действовать, идти к какой-то цели. Но для начала надо из больницы выбраться. Задерживаться здесь совершенно не хотелось.
К Ивану пришли коллеги. Прямо в форме, в сапогах. Они, скорее всего, сейчас на службе. Мимо проезжали, решили зайти. Парни молодые, веселые. Один сел на стул, поставив его между нашими койками. Второй остался стоять, опершись о спинку койки. Тот, что сидел на стуле, мельком оглянулся на меня с интересом. Я кивнул головой здороваясь.
Мне было скучно. Нисколько не стесняясь, я повернулся в сторону этой компании и приготовился слушать.
Ну, братцы. Что в мире делается? спросил обрадованный Иван и сел в койке. А то здесь газеты только в сортире.
Лунное затмение сегодня, сказал сидевший на стуле. По радио слышал. А вчера в Лос-Анджелесе землетрясение было.
У него справа висела штатная кобура из коричневой толстой кожи. Такие же носили офицеры, когда я служил. Я вспомнил, что где-то читал, будто в советское время милиции не разрешали повседневное ношение табельного оружия. Только исключительно на опасные задания.
Я сел в койке и нагнулся, чтобы заглянуть в кобуру рядом сидящего милиционера. Тут же мне прилетел подзатыльник от его сослуживца, стоящего рядом. Я понял это, подняв голову и наткнувшись на его недовольный взгляд.
Что потерял там? спросил он. Иван и его сидящий сослуживец повернулись ко мне.
Я где-то слышал, что вы пирожки в кобуре носите вместо пистолета, сказал я, потирая затылок.
Где слышал? спросил стоящий милиционер.
Да не помню, отмахнулся я.
Ты ж ничего не помнишь, усмехнулся Иван.
Я так и сказал: не помню, кивнул я.
А про пирожки в кобуре помнишь? подозрительно глядя на меня уточнил Иван.
Это тот дуралей, что в реку свалился? спросил сидящий сослуживец.
Тот самый, подтвердил Иван.
Ну что, дуралей, показать тебе пирожок? спросил милиционер, вставая с табурета. Он открыл свою кобуру, потянул за ремешок и извлек пистолет Макарова. Увидев мои загоревшиеся глаза, он, усмехнувшись, вытянул из пистолета магазин и протянул ПМ мне.
Я двумя руками благоговейно взял оружие. Как же я мечтал иметь свой пистолет. Но простым гражданам России боевые пистолеты иметь не разрешается. Только газовые и сигнальные.
Хочу такой, пробормотал я.
Парни рассмеялись
Дай сюда, забрал у меня пистолет молодой мент. Придёшь к нам служить и получишь.
Пусть школу сначала закончит, сказал Иван. Он же не помнит ничего.
Да уж. Об экзаменах я старался пока не думать.
К Митричу пришла жена. Опять с авоськой. Довольный дед уселся на кровати и приготовился трапезничать.
По палате разлился аромат жареной картошечки.
Милиционеры сразу засобирались. Иван встал их проводить. Я увязался за ними, чтобы слюной не захлебнуться.
Мы стояли у окна в холле, милиционеры курили, рассказывали последние сплетни про сослуживцев, которых я не знал. Я слушал вполуха и смотрел в окно, думая о своём.
За окном сгущались сумерки. К больнице подошёл парнишка в толстых чёрных пластмассовых очках, в черной ушанке, в коричневом пальто и в укороченных валенках. Он увидел меня и помахал рукой. Одноклассник что ли мой? Не милиционерам же он махал.
Парнишка вошёл в больницу и, скромно улыбаясь, прямиком направился ко мне.
Привет, Паш, сказал он, протягивая ладонь для рукопожатия и косясь на милиционеров. Я пожал ему руку и жестом предложил перейти к другому окну.
Короче так. Я ударился вчера башкой. Потерял память, начал я, ничего пока не помню. Тебя тоже. Ты кто?
Он растерянно смотрел на меня несколько мгновений, потом рассмеялся:
Я понял. Ты шутишь.
Да какие уж тут шутки. Мать родную сегодня не узнал.
Не может быть!
Может. Как тебя звать?
Славка.
Мы в школе вместе учимся?
Ну, да. С первого класса.
Дружим?
Дружим.
Школу прогуливаем?
Ты что?! Мы же поступать готовимся.
Да? Куда?
В Ленинград, в мореходку, медленно проговорил Славка. Или ты уже не хочешь?
Я не помню, что я хочу. А в последнее время я в школу ходил? Занятия не пропускал?
Нет, не пропускал.
А мы там со всеми нормально? Ни с кем не в контрах?
Мы всегда в контрах.
Не понял. С кем?
С Тимуром и его командой.
Это кто такие?
Тимур Полянский и его команда.
Одноклассники?
Ну, не совсем. Полянский второгодник, а друзья его уже давно школу закончили: после восьмого класса ушли.
Достают нас?
Бывает. То с ног собьют, в грязи изваляют, то портфель на козырёк остановки забросят. Ты что, правда ничего не помнишь?
Правда.
И что гитару мне свою подарил тоже не помнишь?
Нет, не помню.
Я пошутил. Не подарил. Я посмотреть хотел, как ты отреагируешь. Ты же на нее надышаться не можешь.
Я что, на гитаре играю? обрадовался я.
Нет, ещё не играешь. Тебе же батя её только месяц назад подарил.
Стоп. С этого места поподробнее. Ты хочешь сказать, что я тайком от Поли и Эльвиры встречаюсь с отцом. Так?
От кого тайком?
От матери с бабушкой.
А. Да, встречаешься.
Давно?
Года два.
А почему тайком?
Ну, ты что, бабку свою не знаешь?
Познакомился сегодня, нормальная вроде тётка.
Нормальная? Ты в своём уме? спросил меня Славка, округляя глаза.
Ты забыл? Я не помню ничего.
Ой. Прости. Она же Шапокляк.
В смысле?
Мы с тобой её так зовём за вредность.
Понял. Поверь, она не со зла.
Ужин! раздался из коридора голос буфетчицы. У меня уже рефлекс выработался на него, как у собаки Павлова.
Спасибо тебе, Славка, что зашёл, я протянул ему руку. Поверь, я очень дорожу нашей дружбой. Друзья детства это на всю жизнь.
Эк тебя угораздило, сочувственно пробормотал Славка, пожал мне руку и пошёл к выходу. Взгляд его, обращенный на меня, чем-то неуловимо напоминал бабушкин. Похоже, он тоже под впечатлением и считает, что у меня чердак потек. Ну да ладно, что ж делать. Привыкнет постепенно. А мне информация как воздух сейчас нужна. Кого мне еще расспрашивать, как не друга.
Приходи ещё, попросил я.
Хорошо, отозвался Славка, выходя из больницы.
Николаева и товарищей в холле уже не было. Я пошаркал в палату.
Сегодня был очень насыщенный день в плане информации. Но источник бед Пашки Ивлева так и не проявился. Судя по тому, что рассказал Славка, Тимур и его команда доставляли, конечно, пацанам неприятности, но на повод для суицида никак не тянули.
Новая версия, показавшаяся мне перспективной, называлась «Батя».
Я дошаркал до палаты. Ужин уже стоял на тумбочке. Иван допивал чай. Сытый домашней едой Митрич к больничной еде даже не притронулся.
Так, что тут у нас на ужин? Чай, коржик и пюрешечка с подливкой. А мясо где? Нету мяса? Наверное, здесь так положено. Хлеб? Вот, аж два куска.
Я поел быстро, но без удовольствия. В коржике, на мой вкус, было слишком много соды. Пюрешку картофельную трудно испортить, но подливка местному повару явно сегодня не удалась.
Вань, а ты знаешь что-нибудь про моего отца? сел я на своей койке лицом к соседу.
Слышал что-то, ответил милиционер лениво.
Что?
Зачем тебе?
Версию проверяю.
Какую? сразу сел в кровати Иван.
Я наклонил к нему голову поближе и спросил: