Нет. Для меня это совсем не нормальная вещь.
Причём тут ты, Мариам. Ты исключение. По крайней мере, я видел не так уж много чеченцев, которые относились бы к русским рабам как к людям. Остальные в лучшем случае жалели, как хорошие хозяева жалеют рабочую скотину: она ведь приносит пользу в хозяйстве значит, надо её беречь по мере возможности А хотя бы один кто-нибудь отпустил своего раба? Я уже не говорю о том, чтобы укрыть беглого
Напрасно ты так. Хороших людей всё-таки больше, чем плохих. Многие просто боятся.
Чего боятся?
Рабов отпускать.
Ты смеёшься, да?
Ничего я не смеюсь. Это богатые люди обычно чёрствые и жадные. А бедный человек не может купить раба. Даже если ему невольника на время дадут в пользование, то он чужого-то конечно, побоится отпустить. У нас тут был случай в позапрошлом году. К старому Якубу, что на краю аула живёт, ваххабиты привели двоих оборванных мужчин, велели их в подвал посадить. Сказали, всего на два-три дня. И что Якуб отвечает за русских головой. Разве мог он ослушаться и отпустить рабов? У Якуба ведь на руках старуха-жена, две невестки и пятеро внуков; один сын где-то у вас в тюрьме сидит, а другой в самом начале войны погиб Что бы сделали с его семьёй, если б он подарил волю пленникам, как думаешь?
Ничего хорошего, пожал плечами ты.
Потому-то Якуб и не искушал судьбу, присматривал за русскими, кивнув, промолвила Мариам. Очень боялся старик, что убегут они, поэтому даже нужду справить из подвала не выпускал, держал всё время под замком. Но кормил хорошо такой же едой, которую ели и в его семье А ваххабиты, как назло, явились только через неделю. Забрали пленных с собою в горы. Якуб теперь чувствует себя виноватым и всё время молится, чтобы Аллах сохранил тем русским жизни
Вы ещё несколько минут молча сидели на скамейке. Тебе не хотелось продолжать этот разговор, потому что он навевал слишком печальные мысли. И слишком тяжёлые воспоминания. Потому что в твоём недавнем прошлом было чересчур много зла, и ты не желал к нему возвращаться, однако неизменно возвращался: против своей воли, раз за разом, стоило лишь заговорить о войне, пленных, несправедливости, человеческой жестокости, ещё о чём-нибудь в подобном духе и память протягивала к тебе свои цепкие, холодные и немилосердные руки. Отчего так происходило? Если бы знать! Это было как болезнь, от которой не существовало лекарства. Но ты упрямо боролся с ней. Оттого сидел на скамейке, молча глядя вдаль туда, где над горами дымчато слоились облака, и старался ни о чём не думать А потом сделал над собой усилие и со вздохом поднялся на ноги:
Ладно, Муи. С тобой хорошо, милая, но мне пора снова приниматься за дело. А молоко просто замечательное, спасибо.
И, подхватив с земли пустые вёдра, пошёл со двора.
Глава шестая. Блики времени
Как в зеркале, тебе мерещится былое.
И, сделав шаг назад, в холодное стекло
уткнёшься: пустота; пространство за тобою
беспамятством опять густым заволокло.
Павло Мовчан
Работа была тебе не в тягость. Высыпая принесённую гравийно-песчаную смесь позади дома, прямо у стены, ты с удовлетворением отмечал, что на отливку порога её давно уже хватает. Но всё носил и носил. Как заведённый. И когда Мариам, в очередной раз выглянув из дома, удивилась куда тебе так много, объяснил:
Запас карман не тянет. Подсыплем дорожки во дворе. И перед калиткой у тебя как дождь, так и лужа собирается. Тоже не мешало бы подбросить несколько вёдер В общем, не беспокойся: был бы стройматериал, а применение ему найдём. Раз уж нам разрешили брать его в неограниченном количестве, то грех не воспользоваться, верно?
Надо же, какой ты у меня хозяйственный, расцвела Мариам. И добавила заботливо:
Только смотри, сильно не перетруждайся.
Да разве это утруждение для такого здорового лба, как я? Ха, пустяковое дело!
Тоже мне, здоровый лоб. Давно ли лежал в постели с температурой? А теперь вон как расхрабрился.
Ты развёл руки в примирительном жесте, а затем прижал их к груди:
Но я нормально себя чувствую, честное слово.
А я говорю, старайся не переутомляться, грозно топнула она ножкой, напустив на себя преувеличенно сердитый вид. Не то вообще запрещу работать, понял?
Слушаюсь, моя госпожа! покорно рявкнул ты, снова приложив руки к груди и состроив преглупую рожу.
Муи звонко рассмеялась и скрылась в доме.
Её непосредственность не переставала тебя поражать. Создавалось впечатление, что рядом с Мариам можно быть просто самим собой, без хитростей и уловок, безо всякой закулисной политики, какая обычно в большей или меньшей мере присутствует в отношениях между мужчиной и женщиной
Всех своих прежних подруг ты делил на две категории. Первая это те, которые на первый взгляд производили впечатление ужасно неприступных, холодных и самовлюблённых эгоисток. Такие своим презрительным отношением запросто доводят до ручки мужиков, которым выпало несчастье воспылать к ним страстью. Порой кажется, будто они настолько влюблены в себя, что у них в душе не остаётся места для кого-нибудь ещё И всё же есть одно маленькое «но». Стоит только дать понять такой надменной стерве, что она не просто не интересует тебя, а больше того: что она ничтожество, пустое место в твоих глазах и она начинает бегать за тобой, заискивать и пресмыкаться, превращается в жалкое раболепное существо, готовое выполнить любое твоё желание, любую самую дикую прихоть
Вторая категория прямая противоположность первой. Это женщины, с самого начала как бы показывающие тебе: ты мужчина их мечты. Они сдувают с тебя пылинки, с жадным вниманием ловят каждое твоё слово и повсюду хвостиком бегают за тобой. Нет предела их чуткости и покорности. Это удобно, приятно и льстит самолюбию Но когда такая подруга видит, что ты привык к ней, почти безотчётно прикипел душой и теперь практически не мыслишь без неё своего существования, она быстро и фантастически незаметно начинает превращаться в представительницу первой категории то есть, в холодную и самовлюблённую эгоистку. И в один прекрасный день, спохватившись, ты с ужасом осознаёшь, что она уже давно и уверенно вьёт из тебя верёвки.
Однако Мариам, судя по всему, нельзя было отнести ни к той, ни к другой категории. С ней вряд ли уместно пользоваться старым, неоднократно проверенным на собственном опыте правилом: «обращайся с леди как с проституткой, а с проституткой как с леди, и никогда не ошибёшься». Потому что Мариам не такая, как все женщины, которых ты знал до сих пор. С ней удивительно легко и спокойно. Это единственное, что ты понимал. Но разве этого так уж мало? Разве не мечтает о подобном каждый мужчина? Что уж и говорить о тебе, жалком невольнике, чья судьба затерялась в этих горах крохотной песчинкой, до которой никому не было дела так долго (о где тот благословенный колодец забвения, из которого мир черпает силы, чтобы забывать все свои бедствия?); хорошего в твоей жизни тоже случалось немало, но всё это было очень давно и ныне казалось столь далёким, что не дотянуться. И вообще, вероятно, человеку свойственно плохое помнить дольше хорошего; зло последних лет заслонило собой прошлое и довлело над тобой, пока ты не встретил красавицу с плавной и неторопливой грацией в каждом движении, с потаённой колдовской грустинкой в пронзительных карих глазах.
Когда твои мечты становятся явью это прекрасно, однако в той или иной мере предсказуемо, а потому не вызывает ощущения запредельности происходящего. Но как тогда воспринимать осуществление того, о чём даже грезить не помышлял? А ведь именно это и произошло в твоей жизни. Благодаря Мариам ты вновь стал способен испытывать радость. Она подарила тебе вселенную спокойствия и ласки, мир душевного тепла; и ты был бесконечно благодарен ей за это.