Так это же потир, а это кадило, а это оклад с иконы. Это что такое, келарь? Серебро монастырское?
Последнее решили братия мои положить на алтарь победы, ничего не жалеть.
Что, браты, казаки, закричал Неждан, у нас и вправду совести и веры не оказалась? Я серебро церковное в оплату не возьму, грех. И так у меня грехов как на собаке блох. А самый большой брать не буду, нет. В острог ляхи обоз завезли для тех бедолаг голодающих, что в Кремле засели. Добычи хватит, браты. Ляхи думают, что они нас разбили, а нас без хрена не сожрёшь. Айда на острог! Ванька Бык, что молчишь? Скажи что-нибудь.
Ванька встрепенулся.
А что, пошли!
Казаки засмеялись, сели на коней и через брод подались к храму Папы Римского Климентия.
Венгерская пехота и немногочисленная польская шляхта, оставленная для охраны Климентьевского острога и обоза для гарнизона Кремля, не ожидала появления только что наголову разбитых русских. Венгры изумились и побежали. Казаки настигали их и с остервенением рубили, мстя за позор утреннего поражения.
Среди возов металась девушка в польском платье, Ванька Бык чуть конём её не придавил. Она посмотрела на него испуганными глазами и бросилась прочь. Казак попытался поймать её, девушка вывернулась.
Гжегож! позвала она и в голосе отчаянье.
***
Иван вынырнул из небытия. Сколько он находился в нём, неясно, всё та же реанимационная палата. Иван повернул голову налево. Кристина смотрела на него испуганными глазами. Он хотел сказать ей, что с ним всё в порядке, пусть не боится, но опять провалился в никуда.
***
Гжегож!
Ванька пустил коня за ней, он как-то душой понял, что эта девушка должна быть его и только его, а никакого не Гжегожа. Девушка бежала, оглядывалась, и страх прыгал в её голубых глазах.
Гжегож!
Польский латный гусар появился откуда-то неожиданно, выстрелил из пистолета, Бык еле успел увернуться.
Пся крев! выругался всадник, отбрасывая бесполезный пистолет и позвал: Кшися!
Девушка бросилась к нему, он посадил её боком в седло перед собой, и они поскакали прочь из острога. Ванька бросился в погоню. Они неслись через лабиринт сожжённых изб, выскочили на Ордынку и помчались в сторону Кремля. Гжегож вёл коня так, чтобы оставаться чуть левее от Быка, и тому рубить саблей его было не с руки.
Вдали показались царские сады, улица Балчуг, за ней наплавной мост через реку и Кремль, где засели поляки. А перед рекой острожек вокруг церкви Георгия на Ендове, позавчера отбитой поляками у казаков земского ополчения. Гжегожу и Кшиси осталось чуть-чуть, и они в безопасности, у своих.
Ванька зло осклабился, вытащил из-за пояса пистолет, подсыпал свежего пороха на полку и взвёл курок. Подскакав почти вплотную он выстрелил в правый бок ляху. Гжегож прогнулся и стал заваливаться на бок и рухнул с коня. Кшися завизжала, Иван ловко подхватил её и посадил перед собой в седло, одновременно разворачивая коня. Девушка оцепенела от горя, не сопротивлялась.
Казаки в Климентьвском остроге деловито грабили обоз Ходкевича. И поляки со стен Кремля в подзорные трубы могли наблюдать, как провизия, предназначавшаяся им, переходит в руки проклятых схизматиков-москалей.
Ванька Бык въехал в острог. Флаги на храме с белым польским орлом успели сменить на малиновые знамёна с Христом Вседержителем в белом круге.
Браты! крикнул он. Эта ляшка моя. Моя жена. Если погибну, пусть её возьмёт, кто хочет, а пока я жив, она моя.
Любо, Бык, отвечали казаки, пусть так и будет.
Ванька подъехал к вратам церкви, соскочил с коня, снял с седла ляшку и поднялся в храм. Кшися висла на руке Быка в полуобморочном состоянии.
Настоятель храма Папы Римского Климента от просьбы казака оторопел. Он утром отпевал своих погибших, теперь раздумывал: надо ли отпевать католиков? А тут венчание.
Чадо, сказал он Быку, в полдень вы обвенчаетесь, а к вечеру она вдовой может стать.
Всё в руках Божьих, согласился Ванька, Я потому и хочу с ней обвенчаться, чтобы на том свете нам вместе быть. Или так не будет?
Будет.
Тогда венчай!
Так она католичка.
У нас на Яике на татарках женятся и персиянках. Не всегда венчаются, чаще вокруг куста по солнцу обойдут и, считай, поженились, но и у невенчанных детишки рождаются.
В грехе, напомнил поп.
Да, но по воле Божьей. Так, батюшка, будешь венчать?
Буду. Как звать?
Иван.
А невесту?
Кшися.
Как? не понял поп.
Тебя как звать? спросил Бык и хорошенька тряхнул невесту.
Кшися вышла из оцепенения и смотрела вокруг изумлённым взором. Ванька повторил свой вопрос, она смотрела на него, не понимая, он задал его ещё раз, уже теряя терпения. Девушка, наконец, поняла о чём её спрашивают.
Кристина.
До неё дошло, что хотят сделать, и она было дёрнулась бежать из церкви, но казак крепко держал её за руку.
Ножом пырну, пригрозил он, если будешь трепыхаться.
Кристине пришлось волей-неволей подчиниться.
Ванька Бык вышел из храма женатым человеком, ведя под руку невесту, у неё ноги подкашиваются, во взгляде отчаянье.
Неждан Нечаев кружил меж польских возов на гнедом коне.
Браты! взывал он. Казаки! Пан гетман Ходкевич табором стоит у церкви Великомученицы Екатерины. Он думает, что он нас разбил и ему беспокоиться не о чем. Как бы не так! Князь Пожарский у Крымских Лужников ополченцев собирает, реку переходят. Кузьма Минин с дворянами литовскую роту смял. Они на табор Ходкевича идут. Айда и мы! Трубецкой с дворянской конницей вот-вот подойдёт. Бык, собирай свою ватагу, девку свою у Никитской церкви в таборе оставь, присмотрят.
***
Иван открыл глаза. Реанимация. Сколько он был в беспамятстве? Кристина по-прежнему смотрит на него с ужасом. А ведь в этом его бреду, та полячка была его Кристина, а не кто-то ещё.
Вошёл врач, осмотрел их.
О, уже лучше, сказал доктор. Завтра можно будет в обычную палату перевести.
Врач внимательно посмотрел на Ивана.
Всё хорошо?
Да, ответил Иван, но вот только бред какой-то странный, как наяву всё.
Иван стал рассказывать, что ему привиделось, а доктор внимательно слушал.
Бывает. Стресс, обезболивающее, лекарства. У вас хорошее воображение. Вы читали об этом или кино видели. Вот мозг всё это переработал и выдал вам. Чудес не бывает, всё объяснимо.
Врач посмотрел на Быкова и засомневался. Прочитал ли этот человек хоть одну книжку?
А когда поляки Москву захватывали? никак не мог успокоиться Иван.
Ровно четыреста лет назад. Праздник же объявили, седьмой год будем праздновать, Казанская, четвёртое ноября. Их выгнали из Кремля.
Да? Странно, а в моём видении это конец лета, крапива высокая, лопухи.
Ну, что вы хотели от бреда? пожал плечами доктор. Если хотите, я могу уточнить в интернете, когда чего было.
Уточните, доктор.
Врач ушёл, Иван повернулся к жене.
Представляешь, Кристя, какая хрень привиделась.
Кристина повернулась к Ивану, лицо её исказила ненависть.
Зверь, зверь, ах, ты зверь, быдло, схизматик, москаль. Гжегож мой коханый. Мы с ним с детства обручены, мы любили друг друга. Я за ним в вашу проклятую Московию приехала, отца уговорила меня с собой взять в обоз. Гжегож у полковника Струся служил. А ты убил его, зверь! Бедный мой Гжегож. Мы нашли друг друга и потеряли. Я тебя убить хотела, когда тебя привезли с разбитой головой от храма Екатерины.
В голове у Ивана вспыхнул страшный бой у церкви Великомученицы Екатерины на закате летнего дня. И было это не правильное сражение двух армий, а кровавая драка, свалка. Рубились саблями и бердышами, стреляли в упор, кто кого пересилит. Польский гонор напоролся на русское упрямство.
Что ж не убила? это не Иван спросил Кристину, а Ванька Бык спросил Кшисю.
Да вот не убила Венчана с тобой, хоть и в церкви у схизматиков, а венчана. И пан Ходкевич постоял ночь на горах за Москвой-рекой да утром в Польшу ушёл. Я, шляхтянка, стала женой безродного казака Гжегож, мой милый Гжегож!