Ты куда прёшь? вызывающе заявил он.
Жене этот тон не понравился. Она поняла, что ситуация не закончится полюбовно и шагнула вперёд. С лица Максима исчезло дружелюбие. Он вынул левую руку из кармана и, вновь осмотрев мужчину, кивнул головой назад, где располагался знак.
У меня главная, сказал он.
Мужчина мельком глянул на знак и чуть ссутулился, вжав голову в плечи.
А ты не видишь, что я уже еду и мне не остановиться? выпалил он.
Такая наглость возмутила Женю. И, по всей видимости, не только её. Максим сжал кулаки и шагнул к мужчине.
И что ты хочешь этим сказать? спросил он тоном, в котором чувствовалась искренняя надежда на возвращение диалога в адекватное русло.
Мужчина осмотрелся по сторонам и чуть задрал подбородок, засунув руки в карманы пальто.
То, что есть правила, а есть реальная жизнь. И реальная ситуация, добавил он.
Максим посмотрел мужчине в глаза.
В реальной жизни и в реальной ситуации у тебя знак «Уступить дорогу». Это значит, ты должен притормозить, убедиться, что дорога свободна и только потом ехать, сказал он.
Ты что, меня правилам учить будешь? выпалил мужчина.
Такое начало отдыха Жене совершенно не нравилось. Последние три дня она только и делала, что ждала этой поездки. Предвкушала, как будет наслаждаться тишиной и свежим воздухом, пока Максим будет рисовать свои комиксы. Как будет гулять по лесу. С Максимом, естественно. Бродить там одной ей совсем не хотелось. Как будет лежать в джакузи. На такое начало она не рассчитывала.
На лице Максима появилась отчётливая злоба.
Ты нормальный вообще, нет? Ты нарушил правила, создал аварийную ситуацию и ещё пытаешься предъявить что-то мне? спросил он с возмущением.
Мужчина посмотрел на него, потом на номер их машины и, кинув на Максима последний взгляд, развернулся и пошёл к своей машине.
Ещё увидимся, бросил он, не оборачиваясь.
Сев в машину, он выключил аварийку и выскочил на дорогу практически перед носом красного Nissan Juke, не включив левый поворотник. Максим проводил его взглядом и повернулся к Жене.
Ладно, поехали, кивнул он и направился к двери.
Женя села на своё место, машинально пристегнула ремень безопасности и отклонила спинку кресла в надежде, что полулежащее положение её успокоит. Но этого не произошло. Всё равно её слегка трясло. Нахмуренный Максим сел за руль и пристегнулся.
Урод, буркнул он и завёл двигатель.
Жене казалось, что её схватили за лёгкие и не дают вздохнуть.
Он же точно был неправ? спросила она.
Максим посмотрел на неё. Выражение лица у него было абсолютно уверенное.
Ну, да. У нас главная дорога, он был обязан пропустить. Просто он урод, повторил Максим.
У Жени не было прав, поэтому она плохо разбиралась в знаках и дорожной разметке. Уверенность Максима её чуть-чуть успокоила. Только
Я вот думаю, что значит это «ещё увидимся». И на номер он так зыркнул, сказала она и вернула спинку кресла в нормальное положение.
Максим улыбнулся и взял её левую кисть в свои руки.
Да ничего не значит. Не переживай, у нас уже давно не 90-е, сказал он.
Этот ответ Женю не устроил. Тревожность не просто никуда не делась, а разыгралась с ещё большей силой. Женя заёрзала на кресле, пытаясь устроиться поудобнее, но любое положение казалось ей каким-то колючим.
Что-то я уже никуда не хочу, тихо сказала она.
Максим вылупил на неё глаза и подался вперёд.
Не-не-не, ты чего, обалдела? Я уже оплатил, сказал он и, наклонившись ближе, поцеловал её в щёку.
Женя поморщилась. Её сейчас всё раздражало.
Ну и что. Я уже ничего не хочу, насупившись, пробубнила она и сложила руки на груди.
Максим отстегнул ремни безопасности, притянул её к себе и укусил за левое ухо.
Солнце, ну, ты чего? Из-за какого-то дебила мы теперь пропустим выходной? Да наплевать на него! Я хочу, чтобы ты отдохнула, сказал он и добавил, И сам бы не отказался.
Женя некоторое время продолжала сидеть, насупившись, а потом вздохнула.
Ладно. Тут ехать ещё три часа. Думаю, за это время я успокоюсь, сказала она и пристегнула ремень безопасности. Только ты меня не любишь.
Максим пристально посмотрел на неё, отвернулся и пристегнул ремень безопасности.
И почему же это я тебя не люблю?.. На этот раз, спросил он, включая левый поворотник.
А потому что ты больше хочешь отдохнуть сам. Тебе плевать отдохну ли я, сказала Женя ехидно.
Начинается, пробубнил Максим, выезжая на дорогу.
В коридоре запиликал домофон и Женя, в тёмно-синей футболке с изображением пингвина на груди и серых спортивных штанах Максима, сорвалась с компьютерного кресла, который стоял в большой комнате, где у неё был оборудован рабочий уголок для обработки фотографий. Женя нажала на кнопку домофона, и послышался характерный писк, означающий, что дверь внизу открылась. Повесив домофонную трубку, Женя включила свет в коридоре и прошла на кухню. Встав в её центре, она засунула руки в карманы и напряжённо вздохнула. Она нервничала. Она всегда нервничала, когда появлялась хотя бы малейшая перспектива общения с мамой. Женя включила чайник, достала две кружки и поставила их на стол. Она любила маму. Очень любила. До безумия. Но Алевтина Ивановна была очень беспокойной женщиной. Очень беспокойной и суетливой. Женя ещё раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
Всё будет хорошо, прошептала она.
Вчера вечером Женя и Максим вернулись из домика, поэтому сегодня утром, как и предполагала Женя, Алевтине Ивановне просто жизненно необходимо было проведать дочь. И внука заодно. Алевтина Ивановна позвонила ещё в десять утра, предупредила, что зайдёт, поэтому Женя уже с утра находилась слегка на взводе. Выходных как будто и не было. Она порылась в ящике со сладким, набрала конфет в вазу и поставила на стол.
На кухню зашёл Костя.
Кто звонил? спросил он, подошёл к вазе и склонился над ней, перебирая указательным пальцем конфеты.
Бабушка, сказала Женя, ехидно улыбаясь.
Костя выпрямился и посмотрел матери в глаза.
Меня нет, сказал он и мигом ретировался в свою комнату, схватив первую попавшуюся конфету.
Женя, усмехнувшись, сложила руки на груди.
Входная дверь открылась и в коридор с двумя пакетами в руках зашла Алевтина Ивановна, пожилая женщина, брюнетка с каре, ростом чуть выше полутора метров. Она ещё ничего не сказала, но Женя уже почувствовала, как суетливая нервозность заполнила собой всю квартиру. Жене сразу же захотелось что-нибудь сделать, но было непонятно, что именно. Постояв в нерешительности пару мгновений посреди кухни, она прошла в коридор, обняла маму и поцеловала её в щёку.
Привет, сказала Женя, забирая сумки. Ого! Ты чего набрала-то?
Алевтина Ивановна, держась за вешалку, снимала ботинки.
Ой, привет, дочка, привет, пробормотала она.
Несмотря на небольшие размеры, голос у Алевтины Ивановны был очень глубокий, бархатный и громкий. Порой складывалось впечатление, что вместо гортани у неё была большая музыкальная труба. Разобравшись с ботинками, она приступила к куртке.
Женя, тем временем, прошла на кухню, поставила пакеты на табуретки и снова включила чайник, который итак уже был горячим. Алевтина Ивановна вошла в кухню и тут же принялась выгружать содержимое пакетов на стол. Пельмени, сосиски, колбаса, хлеб и прочее. Женя на секунду прикрыла глаза и сосчитала до трёх. Затем положила руку на пачку пельменей, перекрывая маме возможность дальнейшей загрузки стола едой.
Мам, остановись. Куда ты это всё накупила? Ты думаешь, у нас есть нечего? спросила она.
Алевтина Ивановна посмотрела на неё с таким выражением, будто Женя спросила какую-то чушь. Достав из пакета банку сгущёнки, она повернулась и положила её на полочку, висевшую на стене.
Конечно. Что я, не знаю что ли? Всё время, как ни придёшь, у вас ничего нет, сказала она, сгребла пельмени, сосиски и колбасу со стола и ушла в коридор, где стоял холодильник.